Автор: С.Н.Кистерев
Журнал: Вестник Нижневартовского государственного университета. 2009

Весьма распространенным в историографии является мнение, что на протяжении XVI — первой половины XVII в. нормы взимания таможенных пошлин претерпевали существенные изменения, а размеры их, по мнению некоторых исследователей, неуклонно повышаясь, достигли в середине XVI столетия своего максимума, составлявшего 10% от цены предъявленного к продаже товара [13. C. 345]. В ходе работы по подготовке комментированного издания всех известных в настоящее время уставных грамот, регламентирующих порядок таможенных сборов [10. C. 221—224], возникли сомнения в справедливости этих суждений, а, следовательно, и потребность проверки их истинности.

Хотя сохранность корпуса уставных таможенных грамот оставляет желать лучшего (их перечни [12. C. 264—266; 17. C. 262] далеко не полны), некоторые из них, относясь к одному региону, а то и к одному и тому же населенному пункту, дают возможность изучить степень трансформации таможенных правил на протяжении длительного периода. Наиболее показательным, вероятно, в этом смысле является Белозерье с городскими таможенными уставами 1497 и 1551 гг. и аналогичными документами на торжки в селах Кирилло-Белозерского монастыря 1598 и 1602 гг. Преследуя цель проверки устоявшегося историографического мнения, сравним, в первую очередь, тексты таможенных грамот 1497 и 1551 гг., открытые П.М.Строевым в мае—июле 1830 г. [8. C. 211]. (Нынешнее место хранения: Архив СПб. Ин-та истории РАН (далее — Архив). Колл. 12. Оп. 1. № 661, 662).

Второй из документов полностью следует за первым в целом ряде пунктов, повторяя их подчас дословно [17. C. 263]. В частности, в обоих документах доставленный белозерцем или обитателем окологородных волостей товар облагался пошлиной по деньге с рубля цены товара. Остается неизменной норма взимания по полуденьге с саней, прибывших в город на торг и принадлежащих собственно горожанину Белоозера или жителю всех без исключения белозерских волостей. Все они облагались и дополнительным сбором по полу-деньге «за церковную пошлину, что емлют на Москве». Покупка горожанином меда, икры и рыбы для последующей реализации в собственной лавке сочеталась с обязанностью уплаты полуденьги порядного, и единственным добавлением в тексте 1551 г. является уточнение, что речь идет о любом виде рыбы («или моль или сущь»). Приобретение той же рыбы, включая сельдь, оптом — бочками или соли крупными партиями — мехами, рогозинами или пошевом — также требовало уплаты по полуденьге «с одного», т. е. с единицы упаковки. Доставка мяса на санях связывалась с необходимостью платить по полуденьге со стяга вне зависимости от принадлежности поставщика к числу городских жителей или обитателей сельской округи Белоозера. Пригон живых коров требовал уплаты полуденьги с головы.

По-прежнему десять полтей мяса, десяток баранов, двадцать гусей или зайцев, тридцать утят или столько же поросят, или равное количество сыров приравнивались к одному стягу. Однако в тексте 1551 г. дополнительно к тому же стягу приравнены тридцать тетеревов и тысяча яиц, чего нет в более раннем документе.

Доставка жителями Белозерского, в том числе и горожанами, льна, лука, чеснока, орехов, яблок, мака, золы, дегтя облагалась сбором по деньге с воза или с саней. Вывоз с Белоозера местными городскими и уездными жителями рыбы бочками или кадями, соли мехами, рогозинами или пошвами был сопряжен с уплатой полуденьги «со всего с того», т.е. опять же с упаковки.

Прибытие в город служилого человека, не занимающегося торговлей, не облагалось побором, но если он все же обращался к этому виду деятельности, то по своим обязанностям в отношении уплаты пошлин приравнивался к торговому человеку.

С покупки холопа таможенники должны были получать в обоих случаях по алтыну. Кроме того, алтын шел наместнику, который в 1497 г. делил бы его с приставом, о котором документ 1551 г. не упоминает, а еще один алтын — дьяку, писавшему полную грамоту, что зафиксировано опять-таки в обоих текстах. Взимание тамги при оформлении полных грамот отмечается в текстах этих грамот, начиная с древнейших [9. C. 8—9, 24; 6. С. 13].

Сбор пятна при покупке лошади устанавливался в размере деньги, но в более новом документе исчезло упоминание о взимании такой же пошлины с продавца той же лошади. При этом в дальнейшем, назначая норму сбора пропятенья как возмездие за продажу лошади без уплаты пятна, оба документа говорят: «А хто продаст лошадь или купит хто…», т.е. упоминают не только покупателя, но и продавца. Учитывая, что документ 1551 г. сохранился в позднейшей копии, данное исчезновение столь важного пункта можно объяснить ошибкой переписчика. Иначе оно не находит оправдания.

Обе грамоты запрещали выгрузку товара из возов или из судна до явки его таможенникам. В противном случае назначался штраф («протаможье»), нормы взимания которого и распределение суммы между наместником и таможенниками не изменились за полвека. Неизменным остался и штраф за уклонение от явки к таможенникам и отказ от пятнения продаваемой лошади.

Сохранилось установление, запрещающее сбор тамги со сделок купли-продажи товара горожанином в пределах города. Исключением, как и прежде, оставалось приобретение судна, облагаемое сбором по полуденьге с рубля цены, причем не делалось различия между купцами, горожанами или сельскими жителями.

Приезжие из Московской, Тверской или Новгородской земель должны были платить тамгу с рубля по алтыну и с саней по полуденьге «за церковную пошлину и за гостиное, что на Москве емлют». Необходимо при этом заметить, что из перечня иноземельцев в 1551 г. исчезло указание на прибывших «из вотчины братаничев великого князя», читающееся в грамоте 1497 г. и переставшее быть актуальным в середине следующего столетия. Покупка теми же приезжими судна также облагалась тамгой в алтын с рубля цены.

Приезд на собственном судне в Белоозеро приводил в 1497 г. к обязанности уплаты по деньге с каждого находящегося на таком судне человека. В документе 1551 г. этого пункта нет. Этот пропуск также возможно объяснить ошибкой переписчика, произошедшей вследствие повторяющихся словосочетаний «А приедет хто» и «из Московские земли, и из Тферьские земли, и из Новогородцкие земли».

Как и прежде, в 1551 г. запрещалось заезжим из Московской, Новгородской и Тверской земель, а также вотчин всех белозерских монастырей, в том числе Кирилло-Белозерского и Ферапонтова, торговать за городской чертой или ездить «за озеро», кроме единственной волости Углы, где возможность торга предоставлялась «по старине», а тамга собиралась по белозерским же меркам. Нарушение этого правила приводило к штрафу по рублю в пользу наместника и таможенников, конфискации товара и привлечении к великокняжескому суду.

Тут же особо оговаривалось право белозерцев беспрепятственно посещать с торговыми целями заозерские пределы.

Несколько странным выглядит следующее утверждение Ю.А.Тихонова: «В последующих таможенных грамотах … такое запрещение уже не встречается. Можно предположить, что подобное ограничение являлось анахронизмом, осколком прежнего порядка» [17. C. 263]. Собственно для Белоозера после 1551 г. таможенных грамот неизвестно, почему неясно, где бы следовало ожидать повторения означенного запрещения. По меньшей мере, это не относится к грамотам 1598 г. на село Семеновское (списки XVII в.: Отдел рукописей Российской Национальной библиотеки (далее — РНБ). Собр. СПб. Духовной академии. АХ/17. Л. 195—196 об.; АП/47. Л. 246 об.—249 об.; [11. C. 202—205] и 1602 г. Волочка Словенского (Архив. Колл. 12. Оп. 2. № 47. Л. 3—4. Список XVII в. [1. № 21.II; 16. С. 28—30. № 24б], поскольку эти документы устанавливали таможенные правила для конкретных монастырских вотчин. Возможно, само такое запрещение для 1551 г. и было анахронизмом, но анахронизмом, не отмененным в последующее время.

Последний пункт грамоты 1497 г. предписывал взимание тамги, пятна и церковной пошлины в обозначенных размерах с любых торговцев, включая обладателей жалованных грамот. Документ 1551 г. к перечню пошлин добавляет померное и пудовое. Это дополнение обусловлено тем, что в отличие от предшественников конца XV в. таможенники 1551 г. были обязаны осуществлять сбор и этих пошлин. Именно с этим обстоятельством связано и появление в грамоте Ивана IV соответствующих пунктов о величине померного и порядке назначения штрафа за отказ от меры товара или использования нестандартных мер.

Заключительные тексты устава 1551 г. посвящены нормам платежей за пользование предписанными услугами служителей гостиного двора и наказанию для прибывших иногородних купцов за отказ от размещения своих товаров в его помещениях. Отсутствие этих пунктов в грамоте 1497 г. объясняется ее откупным характером, когда гостиный двор не входил в сферу ответственности откупщиков.

Таким образом, можно утверждать, что на протяжении более чем полувека нормы взимания тамги, пятна и церковной пошлины на Белоозере не претерпели никаких изменений. Величина этих сборов оставалась постоянной, а предполагаемое увеличение поступлений в казну было связано с соответствующим увеличением торговых оборотов.

Большинство отмеченных отличий в установлениях обеих грамот, помимо механических пропусков фрагментов текста позднейшими переписчиками, обусловлены либо редактурой имеющегося оригинального текста, либо изменением политической ситуации в стране, в частности, исчезновением уделов племянников великого князя.

Исключением в этом отношении является отсутствие в грамоте 1551 г. в статье о приобретении холопа ссылки на участие наместничьего пристава. Доходам этого пристава посвящена отдельная статья в уставе Ивана IV, запрещающая при протаможье взимать в свою пользу четыре алтына и предписывающая «ему во всяком протаможье и в пропятенье хоженое». Заметим, что в тексте докладной полной грамоты 31 мая 1533 г. упоминания о присутствии пристава нет [7. С. 123—124]. Первое положение может найти объяснение в том, что претензии приставов на отдельный сбор в их пользу с похолопления свободного человека ушли в прошлое, их участие в доходах наместника стало обычным, и специальное упоминание о получении доли приставом непосредственно из причитающейся наместнику части оказалось излишним. Новый же пункт о хоженом носит казуальный характер и призван отмести претензии приставов на получение значительной суммы при назначении штрафа за протаможье и пропятенье. Возможно, что подобные попытки имели место в практике второй четверти XVI в., что вызвало жалобы таможенных сборщиков и соответствующую реакцию правительства, выразившуюся в особой оговорке грамоты 1551 г., оставляющей за приставами лишь получение вознаграждения в виде «хоженого».

Стоит заметить, что Белозерская таможенная грамота 1497 г., будучи откупной, выданной определенным лицам, воспроизводится в списке второго десятилетия XVI в. И.А.Голубцов указал на тождество филиграни бумаги этого документа и знака на бумаге жалованной грамоты 1515 г. РГБ, собр. Беляева № 34 (Лихачев, № 2970) — «кувшинчик» [3. C. 43]. Публикатор также предположил, что она была извлечена Строевым из «какого-то правительственного учреждения, имевшего отношение к Белозерскому краю» [3. C. 43]. Появление списка, отстоящего от оригинала на значительный временной промежуток, можно расценивать как свидетельство сохранения роли документа 1497 г. в последующее время. При этом следует обратить внимание, что ни грамота 1497 г., ни другие аналогичные документы позднейшего времени не имеют на себе подписей о подтверждении новыми правителями государства. Появление списка не могло быть вызвано утратой оригинала. В этом случае справедливым было бы ожидать выдачи нового документа уже от имени Василия III, пусть даже со ссылкой на предшествующую грамоту его отца. Следовательно, список создавался вне связи с состоянием оригинала, хотя и в период, когда документ 1497 г. сохранял свое действие. По тем же причинам нет никаких причин считать, что список изготовлен в каких-то центральных правительственных учреждениях в Москве и передан местным администраторам. Помимо прочего, он не содержит никаких следов канцелярской работы времени правления Василия Ивановича, вроде подписи дьяка или печати. Таким образом, остается думать, что список Белозерской таможенной грамоты 1497 г. стал результатом документотворчества местных органов великокняжеской власти. Однако и в этом случае отсутствие подписей и печати вызывает сомнение в официальном происхождении списка. Кажется куда более вероятным связывать его появление с частной инициативой лиц, заинтересованных в полноценной информации о правилах сбора торговых пошлин в Белозерском крае.

Уставная таможенная грамота 1497 г. зафиксировала факт откупа сбора нескольких пошлин тремя названными в ее тексте поименно предпринимателями, происходившими, скорее всего, из купеческой среды [14. C. 10], — Титом Окишевым, Есипом Тимофеевым и Семеном Бобром. Б.Н.Флоря установил, что Есип Тимофеев судился от имени посада в начале 90-х годов XV в. с Ферапонтовым монастырем, а Тит Окишев принадлежал к роду «рыбника» белозерского князя Михаила Андреевича, чьи потомки неоднократно упоминаются как послухи в актах Белозерского уезда [2. С. 138. № 213; С. 311. № 332]. Тит был самым младшим из пяти братьев, что следует из очередности их упоминания в духовной Федора Окишева [5. С. 442. № 414], если считать завещателя самым старшим из них. Один из братьев звался Есипом.

Некий Есип Окишев был таможенником на Белоозере в 1511—1512 г. [4. С. 250. № 295; 18. С. 348. Примеч. 45]. Однако в нем не стоит однозначно видеть брата прежнего белозерского откупщика, поскольку в документе, составленном 8 мая 1512 г., упоминается сын Тита с таким же именем [15. № 86]. Возможно предположение, что появление списка второго десятилетия с документа 1497 г. связано с деятельностью именно сына Тита, имевшего возможность воспользоваться архивом отца. Актуальность же текста 1497 г. спустя два десятилетия сама по себе подчеркивает стабильность правил таможенных сборов.

Откупы тамги, видимо, были частым явлением на Белоозере в первой половине XVI в. К примеру, по грамоте Василия III 5 апреля 1526 г. белозерским великокняжеским таможенникам предписывалось выплачивать из своих сборов по 50 рублей «опричь откупу» [4. C. 285. № 246]. Нельзя не отметить, что увеличение отчислений на казенные нужды не связывалось при этом с изменением ставок пошлин и производилось за счет части доходов самих откупщиков. В связи с этим небезынтересным представляется ответ на вопрос: не повлиял ли на величину ставки пошлинных сборов факт передачи их на откуп в 1497 г.

Некоторые данные для суждений на этот счет дает другой белозерский же документ — уставная грамота г. Белоозеро 1488 г., определяющая нормы дохода наместников от пошлинных сборов.

Согласно ее положениям, в случае прибытия на Белоозеро большого судна из Московской, Тверской или Новгородской земель наместник должен был получить явки с гостей по гривне «с ватамана» и по деньге с каждого прочего человека, а для малых судов пошлина определялась по деньге с любого находившегося на судне, в том числе и атамана. Собственные наместничьи пошлинники, обязанные соблюдать нормы сборов, идентичные белозерским, существовали на Волочке Словенском. Последнее, как и запрет брать пошлины на Белоозере с людей, заплативших их в Волочке Словенском, подчеркивает единство норм для пунктов пошлинных сборов в пределах Белозерского края в последней четверти XV в., характерное также и для второй половины следующего столетия [11. C. 202]. Отсюда можно считать, что такое положение сохранялось на протяжении всего периода с 1488 по 1602 г.

Еще одна статья устава 1488 г. декларировала запрет жителям Московской, Тверской и Новгородской земель, а также представителям любых «иноземных» и местных монастырей, из которых специально упомянуты Кирилло-Белозерский и Ферапонтов, заниматься торговлей где-либо «за озером» или в белозерских волостях и в монастырях, кроме волости Углы. Нарушение этого правила влекло обязанность уплаты штрафа порознь покупателем и продавцом в размере двух рублей, поровну делившихся между наместником и таможенниками, конфискацию товара в пользу казны и привлечение купцов к великокняжескому суду. Отдельно оговаривалось право белозерских жителей ездить с торговыми целями «за озеро … по старине» [3. C. 38—39. № 22].

Сравнение положений городского устава 1488 г. с установлениями таможенной грамоты 1497 г. показывает, что единственным различием стало отсутствие в более позднем документе выделения больших судов как объектов, для которых взимание явки «с ватамана» было повышено до гривны с человека. Устав 1497 г. как бы не отличает суда по их размеру, в чем можно было бы видеть нововведение по сравнению с десятилетней давностью. Однако текст таможенного устава вообще не говорит о судовом начальнике. В нем читаем: «А придет хто с товаром на судне из Московские земли, и из Тферьские земли, и из Новогородцкие земли, и колько у него будет людей на судне, и им у них имати со всех с тех з головы по дензе». Документ предписывает взимать «у них», т.е. прибывших из иных земель купцов, «со всех с тех», т.е. с членов экипажа или пассажиров, по деньге, о пошлине с самого купца здесь нет речи. Следовательно, сбор, назначенный таможенной грамотой, нельзя отождествлять с пошлиной в пользу наместника, установленной документом 1488 г. Наместник получал пошлины со всех прибывших, причем с начальников в двадцать раз больше, чем с прочих находившихся на том же судне, а таможенники — лишь с пассажиров и экипажа по деньге с человека.

Таким образом, между нормами сборов с путешественников по речным путям, декларируемыми обеими уставными грамотами нет противоречия, поскольку речь в грамотах идет о разных пошлинах, поступавших различным же должностным лицам. Именно это обстоятельство не позволяет говорить и о совпадении этих норм применительно к определенным участникам торговых экспедиций.

Более показательным представляется совпадение величины штрафов, предписанных за нарушение правил, ограничивающих зону торговли для всех «иноземных» и монастырских купчин. В том и другом случае протаможье составляет сумму в два рубля, а разделение ее по равным долям между наместником и таможенниками, обозначенное в обоих уставах, указывает на постоянство существовавших в этой области норм.

На основании вышесказанного можно заключить, что в период с 1488 г. по 1551 г. существенных изменений в нормах сбора таможенных пошлин в Белозерском крае не произошло. Отмеченное же ранее постоянство этих норм на протяжении 1551—1602 гг. позволяет расширить этот период и считать, что таковые нормы не изменялись с момента присоединения Белозерского княжества к владениям Ивана III до самого начала XVII в.

---

ЛИТЕРАТУРА

1. Акты, собранные и изданные Археографическою экспедициею имп. АН. СПб., 1836. Т. 2.

2. Акты социально-экономической истории Северо-Восточной Руси. М., 1958. Т. 2.

3. Акты социально-экономической истории Северо-Восточной Руси. М., 1964. Т. 3.

4. Акты феодального замлевладения и хозяйства. М., 1951. Ч. 1.

5. Акты юридические, или собрание форм старинного делопроизводства. СПб., 1838.

6. Антонов А.В. Новая полная грамота XV в. // Русский дипломаторий (далее — РД). М., 2000. Вып. 6.

7. Антонов А.В. Новые источники по истории полного холопства первой половины XVI века // РД. М., 1998. Вып. 4.

8. Барсуков Н. Жизнь и труды П.М. Строева. СПб., 1878.

9. Кистерев С.Н. Полная грамота Ивана Михайловича Дубенского // РД. М., 1997. Вып. 1.

10. Кистерев С.Н. Проблемы публикации таможенной документации XVI—XVII вв. // Торговля, купечество и таможенное дело в России в XVI—XVIII вв. Сб. мат-лов международ. науч. конф. (Санкт-Петербург, 17—20 сентября 2001 г.). СПб., 2001.

11. Кистерев С.Н. Таможенные правила в Белозерском крае в середине XVI — начале XVII в. // Государ -ство и общество в России XV — начала XX века: Сб. ст. памяти Н.Е.Носова. СПб., 2007.

12. Николаева А.Т. Отражение в уставных таможенных грамотах Московского государства XVI—XVII вв. процесса образования всероссийского рынка // Исторические записки (далее — ИЗ). М., 1950. Т. 31.

13. Очерки истории СССР: Период феодализма: Конец XV в. — начало XVII в. М., 1955.

14. Перхавко В.Б. Московское купечество и таможенное дело средневековой Руси конца XV — начала XVI в. // Торговля, купечество и таможенное дело…

15. РНБ. Ф. 532. Оп. 1.

16. Русская Историческая Библиотека. Пг., 1917. Т. 35.

17. Тихонов Ю. А. Таможенная политика Русского государства от середины XVI в. до 60-х годов XVII в. // ИЗ. М., 1955. Т. 53.

18. Флоря Б.Н. Сбор торговых пошлин и посадское население в Русском государстве (конец XV — начало XVII вв.) // ИЗ. М., 1990. Т. 118.