Автор: Хащина Э.Э.
Журнал: Auditorium.2014
На сегодняшний день в процессуальной науке сложилось несколько подходов к типологии судопроизводства, среди которых традиционно выделяются идеальный, морфологический (национальный) и исторический. Если два последних подхода вычленяют из всей совокупности порядков судебного производства определенные типы, основываясь на исторически сложившихся особенностях разбирательства, либо национальных характеристиках судопроизводства, то первый подход предполагает определенную степень логической абстракции. По словам А.В. Смирнова, «метод идеальных типов, изначально основанный на методологических представлениях Макса Вебера, – это создание абстрактных конструкций, предельных логических понятий, не имеющих прямого аналога в реальности и используемых для исследования причин и характера отклонений исторической действительности от идеальной модели [Смирнов 2001: 43]. Применительно к юридической науке модель понимается как система представлений о познаваемом объекте – оригинале, по отношению к которому модель есть лишь инструмент познания, с помощью которого «знания, полученные при исследовании модели, переносятся на оригинал на основании аналогии» [Новейший философский словарь 1999: 65].
Таким образом, идеальная типология – это в первую очередь инструмент научного познания, позволяющий создать идеальную модель явления, в нашем случае судебного процесса, отражающая качественные характеристики реально существующих видов процесса, но в чистом виде не встречающаяся. Модель (или же тип процесса) позволяет прийти от общего – понятия идеальных типов и их видов – к особенному и отдельному, от внутреннего – к внешнему, то есть, мы получаем понятие форм процесса.
Традиционно в результате идеальной типологии выделяются два типа процесса: состязательный и розыскной, различающиеся наличием или отсутствием спора, положением сторон в процессе, ролью судьи и т.д. Однако существуют и другие наименования. Так, О.Б. Семухина, исследуя типологию уголовного процесса, говорит об обвинительном и состязательном типах [Семухина 2002], фактически вкладывая в понятие обвинительного типа содержание, аналогичное тому, которое свойственно определению розыска у большинства авторов. В связи с этим, чтобы избежать терминологической неопределенности, мы будем придерживаться первого варианта.
Розыскные начала в процессе увеличиваются по мере увеличения степени вмешательства государства в частные дела, однако, насколько бы она ни была велика, в чистом виде розыскной процесс не встречается ни в одном государстве, ни в одном из исторических периодов. Период с 1550 по 1649 г. представляет собой пик централизации русских земель вокруг Москвы, в связи с чем в это время становится особенно острой необходимость издания нового Судебника, нормы которого распространялись бы на всю территорию государства. Взяв за основу судебник Ивана III, составители нового Судебника внесли в него изменения, связанные с усилением центральной власти. Эти тенденции не могли не сказаться на формах судебного процесса того периода. Так, все большее развитие получила розыскная форма процесса. Розыск стал результатом губной реформы Ивана IV Грозного, представлял собой особый вид процесса, применявшийся по делам о тяжких преступлениях, в том числе государственных, и имел целью расправу с профессиональными преступниками. Однако состязательные начала судебного процесса не могли быть вытеснены полностью – их можно пронаблюдать в порядке судопроизводства по большинству гражданских дел и некоторых уголовных дел исследуемого периода, не представлявших опасности для молодого государства. А.В. Смирнов таких состязательных начал выделяет три: наличие сторон (обвинение и защита), их процессуальное равенство и независимость отделенного от сторон суда. Это наиболее общие характеристики [Смирнов 2001: 44].
Однако в процессе исторического развития государства идеальный состязательный тип процесса приобретал характерные той или иной эпохе формы, отражающие реалии своего времени. В науке в разное время появилось несколько концепций исторических форм судебного процесса. Дореволюционные ученые, такие как И.Я. Фойницкий, Д.Г. Тальберг полагали, в процессе исторического развития частно-исковой процесс сменился розыскным, который затем уступил место публично-исковому процессу [Фойницкий 1996]. А.В. Смирнов, рассуждая об исторических формах процесса, дифференцировал их в зависимости от идеального типа процесса – розыскного или состязательного. В частности, он рассматривает такие исторические формы состязательного процесса, как обвинительный (аккузационный), частно-исковой и публично-исковой процесс [Смирнов 2001: 44].
Обвинительный процесс, будучи самой ранней формой состязательного типа, делает акцент на положении обвинителя в процессе – именно по его воле возбуждалось и прекращалось судебное дело. Еще одной характерной чертой данной формы является направленность процесса на получение истины путем использования специфических доказательств. Как отмечает К.Ф. Гуценко, «система доказательств, сложившаяся под большим влиянием широко распространенных в те времена суеверий, предрассудков и религиозных воззрений, включала в себя клятвы, поединки и различного рода испытания (огнем, водой, раскаленным железом и т. д.). Суду была нужна не истина, не правда, не достоверное установление фактов, а подтверждение того, что обвиняемый способен выдержать испытание, поединок, дать клятву так, как это было положено, и т.д.» [Уголовный процесс 2005].
Судебный процесс второй половины XVI века, ознаменовав новый этап в развитии процессуального права, тем не менее, сохранил многие особенности доказывания, присущие обвинительной форме процесса. Рассмотрим подробнее процесс доказывания данного периода.
Производство в суде представляло собой судоговорение, то есть носило устный характер. Все доказательства заслушивались устно. Процесс начинался после прибытия истца и ответчика на место суда. Его первым этапом являлось изложение истцом перед судьями сути жалобы, заявленной им ранее в челобитной. Выслушав истца, судья предлагал ответчику представить свою позицию и произносил «Отвечайте». Если ответчик сознавался, то он, как правило, произносил фразу «грех мой ко мне пришел», а если не сознавался, то должен был предоставить доказательства своей вины или же просить «поля» – судебного поединка.
Далее суд вновь предоставлял слово истцу, который должен был в свою очередь представить доказательства, подтверждающие вину ответчика. Истец мог сослаться на свидетелей и обыск или, не имея таковых доказательств, потребовать поля. В этом случае он произносил: «дай нам, господине, с ним Божию правду, целовав крест, полезу с ним на поле битись», или: «уличаю, господине, такого-то в татьбе Божьею правдой, целовав крест, да лезу с ним на поле битись и наймита против него шлю» [Ланге 1884: 191]
Таким образом, при судоговорении доказательствами вины являлись собственное признание, показание обыскных людей и свидетелей, поле и заменившее его впоследствии крестное целование.
Собственное признание в обвинительном судопроизводстве являлось бесспорным доказательством вины подсудимого и дальнейшего доказывания не требовало, в отличие от производства по сыскным делам, где признание должно было быть подтверждено под пыткой.
Обыск являлся одним из основных способов доказывания в рамках розыскного процесса, однако в обвинительном процессе обыск также широко распространен. В рамках обыска жители участка местности опрашивались на предмет наличия сведений об обвиняемом специально уполномоченными людьми. Изначально этим занимались губные старосты и целовальники, а в случае их отсутствия – местные власти -излюбленные головы, а позднее воеводы. В целом, процедура проведения обыска как в первом, так и во втором случае схожа, однако его значение в обвинительном процессе было гораздо выше. Обыски производились местными старостами или целовальниками как по уголовным, так и по гражданским делам, при этом предписывалось допрашивать только «лучших людей» – очевидно, под такими подразумевались лица, обладающие хорошей репутацией, поскольку «лучшими людьми» могли считаться представители любых сословий. Закон запрещает производить обыск заочно: «за очи обыскных людей запрещается писать» [Там же: 199]. Уполномоченному лицу полагалось допрашивать обыскиваемого «с лица на лицо», при этом грамотные люди должны были записывать свои показания сами, а за неграмотных «к их речам прикладывали руки их духовные отцы» [Акты исторические: 3] Запрещалось допрашивать в качестве обыскных людей родственников истца и ответчика: «роды и зазоворы», а также лиц, каким либо образом зависящих от них или находящихся с ними в обязательственных правоотношениях [Акты исторические: 2].
По поводу необходимого количества людей для подтверждения того или иного факта в Судебнике Ивана IV устанавливались следующие правила: количество обыскиваемых по татебным делам – 10-15 боярских детей или же 15-20 черных людей-целовальников [Акты исторические: 55]. Эти положения распространялись как на розыск, так и на суд.
Такой способ выяснения истины в процессе, как «поле», является древнейшей исторической традицией русского судопроизводства, известной со времен Русской правды. В Московском государстве поле проводилось по следующим правилам. Выходившие биться на поле могли выбрать любой вид оружия кроме пищалей и луков. Бившиеся были одеты в доспехи, состоявшие из панциря, лат и шлема. За проведением боя наблюдали окольничий и дьяк, обязанностью которых было следить за соблюдением правил поединка. Первым делом, прибыв на место, где совершался поединок, они выясняли у бившихся, кто их «поручники и стряпчие». Только стряпчим и поручникам дозволялось остаться вблизи от места поединка, остальных зрителей просили удалиться. Поручие и стряпчие должны были сдать оружие, однако, как видно из источников, это правило ими не всегда соблюдалось.
Гербрштейн в своих «Записках о Московии» отмечал, что друзья и доброжелатели обеих бившихся сторон нередко оставались при поединке, вопреки запрету, с дубинами, которыми иногда и пользовались. Если поручникам и стряпчим одного из бойцов казалось, что в отношении него нарушались правила боя, то они подбегали к нему для отражения такой обиды; тоже самое делали стряпчие и поручники другой стороны, в связи с чем между стряпчими и поручниками обеих сторон весьма часто возникали потасовки [Герберштейн 2008: 261]. Присутствовавшие на поле окольничие и дьяки должны были предпринимать меры для прекращения таких беспорядков, поскольку важнейшей их обязанностью было наблюдать, чтобы «бой польщиков» был равный [Акты исторические: 13].
Ни истец, ни ответчик не могли быть принуждены к полю: оно назначалось только по взаимному согласию сторон, после высказанной ими на суде просьбе. При этом истец и ответчик могли биться сами или же их интересы могли защищать «наймиты». Общим правилом было следующее: «битися на поле бойцу с бойцом, или небойцу с небойцом; а бойцу с небойцом не битися, а пожелает небоец с бойцом биться можно им на поле битись» [Акты исторические: 14]. «Небойцами» считались женщины, дети, старики, «немощные и увечные», а также духовенство.
Поле могло происходить как между истцом и ответчиком, так и между ответчиком и давшим против него показания свидетелем – «послухом» истца. Кроме того, судебный поединок мог проводиться между послухами истца и ответчика. И в первом и во втором случае действовали те же правила проведения поля, как и для сторон.
Будучи одним из судебных доказательств, поле, в то же время, считалось Божьим судом. Выходившие на судебный поединок перед началом поля обязаны были целовать крест, при этом, в случае если интересы сторон представляли «наймиты», крест перед началом поединка все равно целовали истец и ответчик. Побежденный или убитый на поле считались виновными, и дело разрешалось в пользу победителя.
Начиная с XV в. власти неоднократно предпринимались попытки запретить поле. Первым актом здесь стал запрет принуждать к полю духовенство. И наконец в 1556 г. Иван IV повелел «судити и сыскивати во всяких делах и управу чинить без поля» [Ланге 1884: 206]. С этого времени значение поля как судебного доказательства начинает снижаться и постепенно заменяется крестным целованием. Однако искоренить этот обычай было нелегко: в 1572 г. Иван Грозный вынужден был разрешить в Нижнем Новгороде «спускать поля по старине» [Там же: 206]. Тем не менее к началу XVII в. поле как доказательство употребляется все реже и на смену ему приходит присяга – «крестное целование».
Таким образом, несмотря на стремление государства взять судебный процесс под свой контроль, тщательно регламентируя процедуру, вводя элементы розыскного процесса, такие черты обвинительного процесса, как сакральность доказательств, направленность на получение истины, использование Божьего суда продолжали применяться вплоть до XIX века. Это позволяет говорить о существовании в Московском государстве во второй половине XVI века обвинительной формы состязательного типа судебного процесса.
Библиографический список
Смирнов А.В. Типология уголовного судопроизводства: дис… докт. юрид. наук. М., 2001. 345 с.
Новейший философский словарь / сост. А.А. Грицанов. Мн., 1999. С. 165.
Семухина О.Б. Типология уголовного процесса и деятельность суда в рамках обвинительного и состязательного типов уголовного процесса: дис. … канд. юрид. наук. М., 2002.
Фойницкий И.Я. Курс уголовного судопроизводства. СПб., 1996.
Уголовный процесс: учеб. / под ред. К.Ф. Гуценко. М.: Зерцало, 2005.
Ланге Н. Древнее русское уголовное судопроизводство (XIV, XV, XVI и половины XVII в.). СПб.: Тип. и хромолитография А. Траншеля, 1884. 248 с.
Акты исторические (собранные и изданные Археографическою Комиссией)
Герберштейн Сигизмунд. Записки о Московии: в 2 т. Т. 1 / под ред. А. Л. Хорошкевич. М.: Памятники исторической мысли, 2008, 776 с,