Автор: Ю.Ю. Мухина
XVI век, как известно, ознаменовался значительными сдвигами и в социально-экономической, и в социально-политической жизни Московского государства. Развитие феодального землевладения и поместной системы, распространение зависимости от светских и духовных феодалов на новые контингенты крестьян, расширение рыночных связей и вовлечение в них крестьян, укрепление власти феодалов, – все это отразилось на характере расслоения крестьянства. Это было главной особенностью в изменении их положения.
О случаях приобретения в XVI в. податного и судебного иммунитетов некоторыми богатыми черносошными крестьянами говорят северодвинские грамоты. Можно утверждать, что эти черносошные крестьяне не были феодалами, оставались крестьянами, но некоторые из них были промышленниками и купцами Подвинья [16, л. 21, 22, 23].
Такое выделение имело место и ранее, но в результате развития в стране товарно-денежных отношений оно приобрело более широкие масштабы.
От XVI в. до нас дошли документы (прежде всего писцовые книги), свидетельствующие о дальнейшем выделении из сельского населения торгующих крестьян. В писцовых книгах есть сведения о лавках, принадлежащих крестьянам в Новгороде, Пскове и других городах. В документах их называют «лутшими людьми» [15, л. 11]. Как видно из северодвинских грамот, некоторые черносошные крестьяне Поморья, через которое проходил важнейший Двинско-сухонский торговый путь и в котором располагались соляные, морские и рыбные промыслы, становились не только купцами, но и владельцами промыслов [16, л. 21, 22, 23].
Говоря о предпринимательской деятельности крестьян и их имущественном расслоении, нельзя не отметить, что формирование во второй половине XVI в. крепостного права стало тормозить развитие крестьянского предпринимательства. В частности, в северных промыслах церковные феодалы в конце XVI в. энергично теснили крестьян [10, с. 166].
Анализ новгородских писцовых книг XVI в. показал, как сильно различались в те времена крестьянские дворы по размерам тягла и по обеспечению пахотными и сенокосными угодьями. Высший надел превосходил низший в Деревской пятине в 7 раз, а в Водской, Шелонской и Обонеж-ской – в 12-15 раз. Такая высокая степень колебаний характерна как для помещичьих, так и для монастырских и дворцовых крестьян [15, л. 13, 14].
К бедной группе, если брать данные Новгородских писцовых книг, относились крестьяне Шелонской и Водской пятин. В Шелонской пятине на 1 двор приходилось 2 семьи, а во дворах с более значительными посевами – 3 и более семей. Так, в тех помещичьих и оброчных однод-ворных деревнях, например, Порховского уезда, где на двор приходилось 20 десятин земли пашни, жило в среднем по 2 семьи. Такие многосемейные и многопосевные дворы обладали некоторыми преимуществами: он был более устойчив, для него не была пагубна смерть одного работника и лошади, он эффективно использовал инвентарь. К тому же двор по 20 десятин мог вполне обходиться без наемного труда [Там же].
Что касается Деревской пятины, то здесь дворы были односемейными, а крестьяне жили еще беднее, чем в Шелонской, Водской и Обонежской пятинах. В Заонежских погостах, согласно документам Новгородской приходской избы, ситуация была такова, что около 90% дворов имели запашку, с которой не могло хватить хлеба для прокормления семьи. Сопоставляя Заонежские погосты с Деревской пятиной, заметны их существенные различия. В Заонежских погостах во много раз больше малоземельных крестьян и во много раз меньше крестьян, имевших сравнительно значительные земельные участки для пашни, чем в Деревской пятине [15, л. 13, 14].
Черносошное крестьянство не обязательно имело высокий достаток, но владело существенным преимуществом перед помещичьим крестьянством: имело право отчуждать свою землю [6, с. 298-299].
Одной из распространенных категорий крестьянства первой половины
XVI в. являлись половники. Половниками становились малоземельные крестьяне, а также отпущенные на волю холопы и обедневшие горожане. Они получали земельный участок и ссуду для ведения хозяйства, заключив с помещиком договор. В документах XVII в. половники иногда называются наймитами, поэтому можно рассматривать их как свободных арендаторов, несмотря на то, что данная категория крестьян отбывала оброк и барщину [16, л. 83; 12, л. 78]. В конце XVI в. районом, где проживала данная категория крестьян, было Поморье. В поморских уездах поместное землевладение и крупное землевладение светских вотчинников не получили распространение, но большую роль здесь играло монастырское землевладение. Однако лишь в немногих церковных вотчинах (Соловецком, Антониево-Сийском монастырях, Холмогорском архиепископском дворе) сидели свои крестьяне [11, д. 7; 12, л. 78]. Большинство других монастырей Севера принадлежало к числу черных (тяглых) и не могло иметь своих крестьян. Поэтому они, как и посадские люди этого региона, использовали труд наймитов [9, с. 18-19].
Специфической особенностью Поморья являлось относительно значительная мобилизация крестьянских земель и обезземеливание части крестьян. Таким образом, там появились не только люди, заинтересованные в привлечении половников, но и люди, готовые пойти в половники.
В других районах также было немало людей, оторванных от земли и стремившихся, как показывают документы, вновь на ней работать. В период действия норм судебников о крестьянских переходах люди, ушедшие от прежних владельцев в установленный срок и на законном основании, а также вольноотпущенники, выходцы из-за рубежа и другие, именовавшие себя «вольными», нередко заключали с помещиками и вотчинниками порядные договоры. Содержание этих договоров отражено в порядных грамотах. Это было и после введения в 1581 г. «заповедных лет» [10, с. 175]. В настоящее время имеются немало порядных грамот, подписанных в Новгородских пятинах, на Псковской земле, в центральных и восточных районах страны [5, с. 117], особенно много их в Поморье.
Анализ целого ряда порядных грамот позволяет учесть особенности положения половников. «Вольные» люди, порядившиеся к помещикам и вотчинникам «во крестьяне», принимали обязательство ставить дворы или «хоромы старые делати и новые ставити», и «живучи пашня пахати и косити и поля городити». Они давали обещание «жити тихо и смирно, никаким воровством не воровати» [1, с. 23]. Подписавший порядную грамоту крестьянин соглашался «государевы подати по окладу платити и помещицкой и монастырский доход давати», чем его землевладелец «изоброчит» и «изделья делати с суседи в ряд» [Там же, с. 24]. При этом иногда на первые годы порядчик получал льготу. В псковских, новгородских и других, не относящихся к Поморью, порядных грамотах обычно не оговаривается срок, на который порядчик идет «во крестьяне». Он обязуется «не сойти и не сбежати» ни на дворцовые, ни на монастырские земли. В порядных грамотах иногда прямо говорилось, что если порядчики сбегут, землевладельцу «вольно их обратно вывесть». Лишь в отдельных случаях порядчик обязуется «жить во крестьянех по живот» землевладельца. «А после живота вольно ему (порядчику. – Ю.М.) идти, куде он захочет» [Там же, с. 25]. Иногда указывается обязательство «ни за кого не выдти», оно остается в силе «до выходных лет» [Там же, с. 26-27].
Стремясь к строгому соблюдению условий порядных грамот, землевладелец добивался надежного поручительства за новоселов. В этой связи порядные грамоты все чаще превращались просто в поручные. Поскольку половники относились к беднейшему слою крестьянства, в XVI – начале
XVII вв. для них была характерна хроническая задолженность [Там же, с. 45-46]. Неслучайно монастырские приказные люди, производившие в 1559-1600 гг. описание владений Соловецкого монастыря, писали, что во всем Каргопольском уезде обычай «ведетца в монастырских вотчинах, да и государевых, у которых в деревнях половники живут в пашенное время хлеб в заем им дают, а которому половнику, хто в заем хлеба не даст, и он своем пашни не пашет, да где хочет, там и наймутся» [12, л. 78]. Приказные люди также сообщают, что они дают половникам в заем посевную рожь, жито и овес ежегодно. А «доправить» заемный хлеб на половниках удается далеко не всегда, и «тот на них хлеб монастырский по вся годы долгу ставитца». Происходило это потому, что половники, как правило, были люди «недостаточные» [Там же].
Из вотчинного описания земель Соловецкого монастыря от 1559-1600 гг. можно узнать об условиях, на которых половники держали землю в Каргопольском уезде. Они пахали пашню, жали и молотили хлеб, косили сено. «А тое их пашни хлеба, да и сена на монастырь идет половина», – сообщают приказные люди. Других натуральных поборов, а также денежных пошлин половники монастырю не платили [Там же].
Значительные изменения произошли во второй половине XVI в. в положении холопов. Ко второй половине XVI в. кризис полного холопства достиг своего апогея. Основным его проявлением было сокращение количества оформленных полных грамот, а затем окончательное их исчезновение. Так, в отрывках Новгородских записных книг старых крепостей декабря 1597 – января 1598 гг. из 97 сохранившихся перерегистрированных полных грамот самая поздняя относится к 1554 г., а наибольшее их число падает на конец XV – первую половину XVI вв. (65 грамот) [13, л. 14]. Вместе с тем, за период 1539-1554 гг. зарегистрировано всего 9 полных грамот [4, с. 117].
Если учесть, что вероятность сохранности грамот, хронологически близких к моменту перерегистрации, больше, чем вероятность сохранности отдаленных по времени грамот, то факт быстрого исчезновения полных грамот становится более явным. В названных в Уложении 1597 г. о полных холопах грамотах нет уверенности, что речь идет о холопах, зарегистрированных по полной грамоте, а не об их потомках, т.е. холопах по старине [3, с. 348]. Предки этих холопов дали на себя полные грамоты: хотя последние и были перерегистрированы в записных книгах старых крепостей, лица, давшие их на себя, не дожили до 1597 г. [13, л. 14]. Эти грамоты, по всей вероятности, вносились в книги в качестве документального основания зависимости их потомков.
Конечно, отсутствие в Новгородских записных книгах старых крепостей, датированных после 1554 г., не обязательно свидетельствует о том, что их оформление прекратилось именно с 1550-х гг. Можно указать на аналоги, докладные грамоты, последняя из которых в составе записных книг старых крепостей датируется 1567 г. [5, с. 14], в то время как известны докладные грамоты более позднего времени – вплоть до 1600 г. [13, л. 14]. Но все же резкое сокращение полных грамот – факт несомненный, ровно, как и их исчезновение в конце XVI – начале XVII вв.
Процесс изживания старых видов холопства затронул не только полное, но и старинное холопство. Прежде всего, это выразилось в постепенном сужении каналов, по которым вливались в старинное холопство потомки других категорий холопов. Так, исчезновение полных грамот привело к тому, что приток в старинное холопство из данного резерва замедлился. И, наоборот, нарастание процента вольноотпущенников усилило отток людей из старинного холопства. И все же изживание старинного холопства происходило медленнее, чем исчезновение полного холопства. Это различие в темпах вполне естественно. Исчезновение полных грамот означало, что полное холопство прекращает свое существование после смерти лица, давшего на себя полные обязательства. Старинное же холопство, пополняясь за счет их потомков, а также потомков холопов других категорий, потомков лиц, находившихся в зависимости, близкой к холопьей (кабальная неволя, добровольная служба), могло существовать длительное время, даже лишившись всех других источников формирования, кроме естественного прироста [8, с. 56].
Наряду с исчезновением полного и постепенным изживанием старинного холопства эти же процессы затронули и один из относительно новых видов холопства – докладное. Этот вид холопства не мог получить распространение, поскольку охватывал лишь определенную и весьма незначительную в количественном отношении привилегированную группу сельского населения, чье холопье состояние оформлялось специальной докладной грамотой. Период существования докладного холопства определялся следующими крайними данными. Первая из сохранившихся докладных грамот датируется 1485 г., последняя – 1600 г. В духовных документах докладные холопы впервые упоминаются в 1510 г., а последний раз – в 1600 г. Законодательство трактует о докладных грамотах с 1550 по 1609 гг. [7, с. 198-199].
Распределение сохранившихся докладных грамот по годам также свидетельствует об изживании докладного холопства. Из 24 докладных грамот 16 относятся к концу XV – первой половине XVI вв. Эта разновидность холопства по юридическому статусу вряд ли отличалась от полного холопства, хотя как по экономическому, так и по социальному положению докладное и полное холопство холопство неидентичны [2, с. 15].
Значительные изменения происходят также в положении кабального холопства. Во второй половине XVI в. право кабального человека освободиться, возвратив занятую сумму, становится практически невозможным. Так, в кабальных книгах, содержащих огромное количество биографий кабальных людей, зафиксирован всего только один случай выплаты долга. Лишь Уложение 1597 г. изменило право кабального человека выплачивать долг [3, с. 348].
Практика кабальных отношений, основанная на норме обычного холопьего права, относящегося к холопству в целом, сочеталась в XVI в. с полным отсутствием до 1550 г. законодательного регулирования непосредственно зависимости по служилой кабале. И хотя, начиная с царского Судебника 1550 г., наметился некоторый перелом, все же законодательные акты, частично или полностью имевшие в виду именно кабальную неволю, указы от 1 сентября 1558 г., указ 1560 г., несохранившийся в подлиннике указ 1586 г., не определяли ее юридического положения. Их смысл сводился только к тому, чтобы либо оградить феодалов от закабаления принадлежащих им холопов старых категорий, либо запретить оформление служилых кабал на отдельные категории свободных людей, либо укрепить владельческие права феодалов. Все это свидетельствовало, безусловно, о том, что правовые нормы (обычного права или сформулированные законодательством), относящиеся к холопам, удовлетворяли феодалов как основа регулирования кабальной зависимости [1, с. 21-22].
Живучесть добровольной службы и заинтересованность феодального государства в ее ограничении – эти противоречивые тенденции наглядно прослеживаются во второй половине XVI столетия. Статья 11 Уложения 1597 г. не только является их отражением, но и знаменует собой коренное изменение статуса добровольной службы, одновременно намечая путь к ликвидации ее формы, которая существовала в XVI в. [3, с. 341].
Судьба добровольной службы была решена Уложением 1597 г. вполне определенно. Свое отрицательное отношение к добровольной службе московские власти продемонстрировали еще в 1555 г., когда 11 октября был дан указ о том, чтобы даже путем предъявления исков о краже имущества задерживать добровольных холопов. Оставаясь верным своему отрицательному отношению к подобной форме зависимости, московские власти решили принять новые, более действенные меры. С этой целью в Уложение 1597 г. была включена статья 11. По мысли составителя Уложения, в процессе практической его реализации все без исключения добровольные холопы должны были вместе с их господами предстать перед властями для определения длительности службы без крепости. Если при этом оказывалось, что срок такой службы достиг полугода, не желавшие сразу же дать на себя обязательство на служилую кабалу отпускались властями на свободу. Вслед за тем Уложение 1597 г. вводило норму, которой точно предусматривались условия насильственного оформления служилых кабал на добровольных холопов. Для этого господин должен был доказать, что такой холоп прожил на его дворе не менее полугода [Там же, с. 349]. Причем теперь, в 1597 г., власти явно проявляли заинтересованность в развитии именно кабального холопства, а не старых его видов, предписывая оформлять исключительно служилые кабалы. Однако само уложение не определяет способа доклада и регистрации кабал, взятых на добровольных холопов, и вообще не дает возможности судить о намеченных путях практической реализации данного постановлениях [Там же]. Все же наблюдения над сохранившимися отрывками Новгородских кабальных книг для регистрации служилых кабал на добровольных холопов, прослуживших не менее полугода, и документально не оформленных старинных холопов позволяют внести некоторую ясность в этот вопрос [14, л. 30, 32, 33].
До нашего времени дошли два отрывка книг. В первом из них всего только за два неполных и четыре полных дня (15-20 декабря 1597 г., причем за 15 декабря отсутствует начало регистрации, а за 20 декабря – конец) было записано 110 служилых кабал, из них добровольных холопов – 67 человек. На документально не оформленных старинных холопов приходилось 38 человек, на пленников и свободных людей, поступающих в кабалу, – 4 служилые кабалы [14, л. 30, 32, 33].
На втором отрывке за 5 полных и два неполных (10-16 января 1598 г., причем за 10 января отсутствует начало, а за 16 января – конец регистрации) было записано 276 служилых кабал, из них на добровольных холопов приходилось 146 человек; на документально не оформленных старинных холопов – 114, на пленников и свободных людей, поступающих в кабалу, – 14 служилых кабал [Там же].
Хотя в Уложении ничего не говорится о судьбе старинных холопов, а в кабальные книги указанного типа оказалось внесенным большое количество кабал именно на них, это дает основание связать статью 11 Уложения 1597 г. с судьбой не только добровольных, но и старинных холопов, крепостные документы которых либо были утеряны и не могли быть восстановлены, либо отсутствовали и ранее [3, с. 349; 14, л. 30, 32, 33]. По всей вероятности, дело заключалось в том, что господа очень часто, не имея документов, подтверждающих их владельческие права на старинных холопов, и даже не зная, какие документы подтверждают эти права, оказались в положении, при котором старинные холопы могли расцениваться как зависимые по добровольному холопству. Регистрация в одной книге служилых кабал старинных и кабальных холопов показывает, что в 1597 г. власти встали именно на такую точку зрения. Статья 11 Уложения данного года начала использоваться для документального оформления (причем именно служилыми кабалами) зависимости старинных холопов. Ведь более чем полугодовая служба при отсутствии какой-либо крепости давала основание для взятия служилой кабалы [Там же].
Таким образом, анализ книг старых крепостей отрывками специальных кабальных книг, ведущихся для регистрации новых кабал на документально не оформленных холопов, прослуживших именно полгода, и обычными кабальными книгами специальной текущей регистрации позволяет со всей определенностью утверждать, что Уложение 1597 г. дало годовой срок не только для перерегистрации всех старых крепостей, но и для взятия и регистрации в обязательном порядке служилых кабал на документально не оформленных холопов, проживающих без крепости к 1597-1598 гг. не менее полугода. А книги для такой регистрации велись в Новгороде всего лишь в течение двух месяцев: декабрь 1597 – январь 1598 гг. [14, л. 30, 32, 33].
На основании изученных источников рассматриваемого периода следует сделать вывод о том, что в положении крестьян и холопов разных категорий происходят значительные изменения по сравнению с предыдущим периодом конца XV – начала XVI вв.
Главным процессом становится постепенное расслоение крестьянства. Этот факт наглядно подтверждают северодвинские грамоты, писцовые книги разных годов. Из среды черносошных крестьян выделяются как мелкие торговцы-лавочники, так и представители купечества. Отдельные крестьяне в соответствии с повышением своего статуса получали податные и судебные иммунитеты. В то же время Новгородские писцовые книги показывают, сколь велика была разница между черносошными и частновладельческими крестьянами, а также между размером земельных наделов последних. Также эти книги говорят о том, что экономическое положение крестьян в разных пятинах было разное, но большинство крестьян жили бедно.
Происходят изменения в положении такой категории крестьян, как половники. Их число заметно сокращается. Если в первой половине XVI в. о них упоминается в источниках разных областей Московского государства, то в конце XVI в. о них сообщается в описаниях владений т.н. черных (тяглых) монастырей или в порядных грамотах.
Значительные изменения происходят в положении холопов различных категорий. На основании сокращения числа полных и докладных грамот можно утверждать, что происходит постепенное изживание этих категорий холопов. Сопоставление процесса исчезновения полного, докладного, сокращение числа старинных холопов с процессом роста кабального холопства (на основе изучения кабальных книг) и добровольной службы позволяет утверждать, что исчезновение старых видов категорий холопов в XVI в. ускорялось вытеснением их кабальным холопством и добровольной службой. Последняя, судя по документам, получает широкое распространение.
Ввиду того, что накануне Смутного времени положение низших слоев, если рассматривать их как национальные силы, было неодинаковым, то опору государственной власти могли составить богатые черносошные крестьяне. Для частновладельческого крестьянства были характерны частые изменения настроений, в частности, надежда на улучшение своего положения при новой власти.
Библиографический список
1. Акты, относящиеся к истории тяглого населения в Московском государстве / Сост. М.А. Дьяконов. Юрьев, 1895.
2. Валк С.Н. Грамоты полные // Сб. ст., посвященный С.Ф. Платонову. Пг., 1922.
3. Владимирский-Буданов М.Ф. Хрестоматия по истории права. СПб., 1888.
4. Вотчинная книга Соловецкого монастыря // Российский государственный архив древних актов (РГАДА). Ф. 125. Оп. 1. Кн. 10. Д. 6.
5. Вотчинная книга Антониево-Сийского монастыря // РГАДА. Ф. 125 (Монастырские дела). Оп. 1. Кн. 10. Д. 7.
6. Докладные грамоты XV-XV[ вв. // Акты Археографической Экспедиции. СПб., 1836. Т. I.
7. Ключевский В.О. История сословий в России. М., 1889. Т. 6.
8. Колычева Е.И. Холопство и крепостничество. М., 1971.
9. Корецкий В.И. Закрепощение крестьян и классовая борьба в России во второй половине XVI в. М., 1970.
10. Новгородские записные книги старых крепостей середины XVI в. // РГАДА. Ф. 1209 (Архив прежних вотчинных дел). Оп. 1. Кн. 11. Д. 2.
11. Новгородские кабальные книги второй половины XVI в. // РГАДА. Ф. 1209. Оп. 1. Кн. 7. Д. 4.
12. Новгородские писцовые книги второй половины XVI в. // РГАДА. Ф. 1209. Оп. 1. Кн. 7. Д. 1.
13. Савич А.А. Монастырское землевладение на русском Севере. М., 1930.
14. Северодвинские грамоты второй половины XVI в. // РГАДА. Ф. 396 (Архив Оружейной палаты). Оп. 1. Д. 5.
15. Скрынников Р.Г. Россия накануне «смутного времени». М., 1993.
16. Судебники XV-XVI вв. М., 1952.