Автор: Жиброва Татьяна Валерьевна
Журнал: Исторический курьер 2019
На сегодняшний день тендерные исследования приобретают все большую популярность. Приведем в пример работу О.Н. Власкиной и Н.А. Сипягина, посвященную положению женщин в эпоху домостроя1. Авторы описали хозяйственные задачи женщины, ее роль в воспитании детей, подчеркнули ее зависимость от мужчины. В статье А.А. Люцидарской положение женщин XVII в. рассматривается на региональном материале сибирских уездов2. Е.С. Анпилоговапредприняла попытку проследить динамику стереотипов и оценок в отношении женщины на рубеже XVI-XVIII вв.3 И.Е. Видт в своей работе «Женщина в общественном сознании россиян XVII-XIX вв.: культурологический аспект» приходит к выводу о постепенном изменении существовавших в русском обществе стереотипов в сторону предоставления женщинам большей свободы4. Следует упомянуть также объемную работу швейцарского историка Н. Бошковской, посвященную положению русской женщины в XVII столетии5.
Вне зависимости от того, что авторы хотят рассмотреть в первую очередь: культурологические особенности эпохи, бытовую сторону жизни русской женщины или правовые аспекты, все исследования обозначенного исторического периода неизбежно сталкиваются с трудностями сбора источниковой базы6. В материалах уездных и городских служб, съезжих изб, таможенных, кабацких документов, челобитных земских старост и других должностных лиц практически не встречает упоминания женских имен.
Женщина в обозначенный нами временной отрезок ничем не примечательна, так как не интересна государству, она не включена в правовые отношения и взаимоотношения власти и общества. Ее роль пассивна. Она не платит налоги, не несет повинности, не владеет имуществом. Сначала дочь подчиняется отцу, потом переходит к мужу, о вдовах заботятся родственники-мужчины. Тем более ценны любые сведения, которые позволяют оценить статус женщины и ее роль в рассматриваемый исторический период. В этой связи большой интерес представляет, на наш взгляд, региональный материал.
Юг России в XVII столетии в исследовательской литературе обозначают как территорию фронтира, обладавшую своей спецификой и в некоторых аспектах сильно отличавшуюся от центра страны, что не могло не сказываться на жизни простых обывателей7. Так называемые «города на поле» своим возникновением были обязаны необходимости решения первоочередной военной задачи – защите южных рубежей государства от постоянных набегов кочевников. Среди присущих региону особенностей – традиционно высокая роль местной администрации в лице воеводы, а также структура местного населения: преобладание числа служилых людей, малочисленность посадского населения.
Источники о жизни населения юга России в XVII в. содержат, в основном, материал по военной истории, экономической и хозяйственной жизни региона. Нами использовалась делопроизводственная документация южнорусских съезжих изб (преимущественно Воронежа, Ельца и Белгорода), а также данные, извлеченные из таможенных и кабацких книг. На юге России сбор таможенных и кабацких пошлин находился в ведении одного и того же административного аппарата под управлением таможенного и кабацкого головы. Одной из обязанностей таможенных и кабацких служителей на протяжении нескольких столетий была борьба с корчемством, то есть с изготовлением нелегальных спиртных напитков. Головы тщательно фиксировали в отчетных документах имена правонарушителей, корчемное имущество и изготовленные напитки которых изымались в пользу государственного кабака (позднее кружечного двора)8.
Интересно, что среди южнорусских корчемников можно найти женские имена. Так, в сентябре 1617 г. одна из корчемных точек была выявлена в г. Ельце на дому у некоей Марии Кузнечихи. Это прозвище дает возможность предположить род занятий мужа или отца женщины. Без сомнения, работа кузнеца в городе-крепости считалась очень важной, ведь качественная конская упряжь, подковы и оружие высоко ценились у служилых людей. Корчемница была выявлена самими местными жителями и поймана с поличным. Отметим, что Мария, судя по источнику, уже попадалась на производстве нелегальной алкогольной продукции. Обнаруженный у нее на дому посетитель, так называемый «питух» – ямщик Федор Шепелев подтвердил, что ранее поручался за женщину, за что сам же заплатил по тем временам большой штраф: полполтины за то, что сам пил в корчме, да еще два рубля за то, что брал Марию «на поруки». Что толкало женщину на правонарушение? Почему к делу не привлекались родственники-мужчины? Можно предположить, что Мария Кузнечиха была на тот момент вдовой, и других источников существования, кроме изготовления подпольных спиртных напитков, у нее не было. В ходе разбирательства корчемная точка была ликвидирована, а вино конфисковано в пользу елецкого кабака. Дальнейшая судьба Марии неизвестна9.
Отметим, что важным событием середины XVII в. стал запрет кабаков и появление единственного на весь город кружечного двора. 11 августа 1652 г. в Москве был проведен «Собор о кабаках» боярской думы и церковного собора с участием патриарха Никона. По сути это была одна из первых реформ питейного дела в России. Согласно принятым решениям, во всех российских уездах ликвидировались все частные питейные заведения, впервые вводилась регламентация времени продажи вина и его количества. Запрещалась продажа вина духовным лицам, нельзя было наливать вино или пиво «питухам», то есть пьющим в долг или под заклад имущества. Отныне питейные заведения не работали во время постов, по средам, пятницам и воскресеньям. Кабаки были официально переименованы и назывались теперь кружечными дворами, которыми ведали только выборные головы и целовальники. Популярные ранее азартные игры: зернь (кости), карты, шахматы, были строго запрещены. На кружечном дворе нельзя было, как прежде, остаться переночевать, преследовались «кабацкие женки» и скоморохи с гуслями10.
Интерес представляет вопрос о наличии среди южнорусских «питухов» женщин – можно ли применительно к XVII в. вести речь о пьянстве среди женского населения? Приведем в пример яркие впечатления Адама Олеария – иностранца, посетившего Россию как раз в описываемый нами период, который писал «о природе русских, их душевных качествах и нравах» следующее: «Порок пьянства так распространен у этого народа во всех сословиях, как у духовных, так и у светских лиц, у высоких и низких, мужчин и женщин, молодых и старых, что, если на улицах видишь лежащих там и валяющихся в грязи пьяных, то не обращаешь внимания; до того все это обыденно»11. Впрочем, юг России путешественник не посещал, свои воспоминания оставил под большим впечатлением от увиденного в столице, а к его записям следует относиться с осторожностью и критикой.
В нашем распоряжении имеются материалы по Воронежскому уезду, относящиеся к 90-м гг. XVII столетия, когда откупщиком Воронежской таможенной избы и кружечного двора был купец гостиной сотни Борис Полосин. В 1695 г. откупщик сообщал в Москву, что собранная им сумма таможенных и питейных пошлин могла бы быть больше, но за истекший период «ратные люди, также и воронежцы всяких чинов жители» пили немного и «то утайкою». Дело заключалось в том, что начальники этих ратных людей полковники и подполковники разных полков запретили своим солдатам пить на кружечном дворе. Борис Полосин жаловался на то, что возле воронежского кружечного двора выставили караулы, чтобы не пускать туда «ратных людей для покупки питей […] чтоб они на кружечном дворе не пропивались». Еще одна причина низких сборов – массовое участие воронежцев в подготовке стругов к донскому отпуску следующего года. Как сообщает откупщик, «воронежцы и иных городов и уездов жители были у стругового дела в борах, а в домех их мужеска полу кроме малых робят никого не было»12. Несмотря на то, что прямо в этих документах женщины не упоминаются, мы видим, что, по мнению предприимчивого откупщика, главные «питухи» южнорусских кружечных дворов – это все-таки мужчины, которые покупали вино большими партиями, пили вскладчину. Женское присутствие среди «питухов», посетителей кружечного двора не приветствовалось.
Среди материалов южнорусских кабаков (кружечных дворов) и таможен можно найти также единичные упоминания о женах корчемников, сбежавших голов или нерадивых целовальников, которые должны были ставиться на «правеж»13, то есть отвечать за недобор личным имуществом. Так, например, к 1680 г. относится конфликт таможенного и кабацкого откупщика г. Доброго М.И. Белоусова с жителями села Богородицка. М.И. Белоусов направил в Москву челобитную с жалобой на драгуна из этого села, который «продал вина 4 кувшина […], а взял рубль и мне, государь, от той воровской продажи убытки»14. Характерна сама формулировка в челобитной добренского откупщика: «.мне велено следить, чтобы безъявочно не торговали, и вино не продавали»15. В феврале того же года по этой челобитной был организован сыск. Драгуна допрашивали в приказной избе вместе с семьей, били и его, и, что особенно важно для нас, его жену. Однако драгун в своей вине не сознался, утверждая, что он вино «не продавал, а дал в уплату за те деньги как долг»16.
Нередко для решения вопроса о недоборе таможенных и кабацких денег из столицы присылали так называемых сыщиков, которые проводили расследование путем проведения повального сыска, то есть опроса всех местных жителей17. Среди материалов сыска иногда встречаются показания жен или матерей подозреваемых18.
И.Г. Прыжов следующим образом описывает правеж: «Праветчики, разделив между собою виновных, ставили их в ряд и, начав с первого, били тростью, длиной в полтора локтя, поочередно ударяя каждого по икрам и таким образом проходя ряд от одного края до другого. За расправой наблюдал судья из окна. Расправа производилась ежедневно, кроме праздников, от восхода солнца до 10-11 часов утра, и каждый подвергался правежу, пока не выплачивал долга…»19. Помимо подобной расправы верные головы лишались своего имущества, которое подлежало конфискации в пользу государства.
Помимо дел о драках, вокруг южнорусского кабака и таможни проходило немало конфликтов, связанных с кражей товаров или неуплатой за них пошлин. Особенный интерес вызывает дело 1694 г. В январе этого года в воронежскую стрелецкую и казачью избу поступила челобитная воронежского полкового казака А. Сенчишкина о краже у него рыбы и избиении его казаком Г. Озаровым20. В своих показаниях Алексей Елфимович Сенчишкин утверждал, что его в декабре ограбили и избили, в то время как он «ехал домой со скотиною». Это, кажущееся на первый взгляд простым, дело получило широкую огласку и открыло неожиданные подробности, вскрывающие всю сложность и неопределенность, связанную с процессом сбора таможенных пошлин с местного населения.
Истец А. Сенчишкин подал челобитную, в которой обвинял Г. Озарова в препятствии уплаты таможенной пошлины, за что также подразумевалось наказание21. И истец, и ответчик стояли на своем, и даже поклялись в своей правоте. Сенчишкин просил также допросить свидетелей – жителей Подклетной слободы отца и сына Позняковых, и жену Усова в том, что они видели, как его избивали. Герасим Озаров отказался признавать вышеупомянутых свидетелей в связи с тем, что у его семьи издавна были конфликты с семьей Позняковых. Однако последних все-таки допросили, так как Сенчишкин сослался на государев указ и на Соборное Уложение, где «в таком иску ссылочных людей отвадить не указано»22. Пока дело рассматривалось, и Герасим Озаров, и Алексей Сенчишкин были отданы на поруки, о чем по указу стрелецкого и казачьего головы Семена Филимоновича Мальцева были составлены поручные записи23. Рассмотрение дела затянулось на несколько месяцев.
Рассмотрим также еще один такой немаловажный аспект применительно к обозначенной исторической эпохе, как выделение женщинам юга России прожиточных земель (то есть долей поместья, предназначенных исключительно для «прокормления»). Сразу заметим, что такая практика была исключительным, а не рядовым событием, и потому подобные случаи заслуживают особенного внимания. По материалам Воронежской съезжей избы выявляются земельные участки в с. Грязном, Рядном, Чертовицком, дер. Айдаровой и Гололобовой, находившихся в собственности двух вдов: Анны Калинники Челюсткиной и Марии Никулы Щуровой. Эти земли представляли собой поместья, которые не могли надолго «выходить из службы»24 и использовались в исключительных случаях. Е.В. Камараули приводит данные писцовой книги, в которой были учтены двенадцать прожиточных владений: из них четыре представляли собой совладения вдов и дочерей, семь – владения одиноких вдов и девиц, и одно принадлежало жене служилого человека, пропавшего без вести в татарском плену25.
Таким образом, характерные для юга России, как для территории фронтира, отличительные особенности сказывались на положении проживавших здесь русских женщин. Более тяжелые, по сравнению с центром страны, бытовые условия, постоянная угроза военного нападения, большая вероятность потери кормильца – отца или мужа-создавали ситуацию, когда государство начинало видеть в женщине подданного, наделенного такими же правами и обязанностями, как и мужчина. Женщина-правонарушительница подвергалась допросу, сыску, правежу, уплачивала штрафы, наделялась землей. Однако все эти случаи встречались крайне редко и были скорее исключениями.
Литература
1 Власкина О.Н., Сипягин Н.А. Положение русской женщины эпохи домостроя // Наука и культура России: Материалы VIII Междунар. науч-практич. конф., посв. Дню славянской письменности и культуры. Самара, 2011. С. 22-25.
2 Люцидарская А.А. Женщина в ХУЛ веке (по материалам истории Сибири) // Гуманитарные науки в Сибири. 2003. № 3. С. 11-14.
3 Анпилогова Е.С. Русская женщина в восприятии современников на рубеже XVII-XVIII веков // Известия Российского государственного педагогического университета им. А.И. Герцена. 2009. № 92. С. 45-48; Она же. Влияние традиционных ценностей христианской культуры на повседневность россиянки раннего Нового времени // Булгаковские чтения. 2010. № 4. С. 285-292.
4 Видт И.Е. Женщина в общественном сознании россиян XVII-XIX вв.: культурологический аспект // AUSSIBERIEN-2004: Германо-российские культурные встречи. Дни немецкой культуры в Тюменской области: науч.-информ. сб. 2004. С. 49-51.
5 Бошковска Н. Мир русской женщины семнадцатого столетия. СПб., 2015.
6 См., напр.: Ильина В.А. Русская женщина как объект несостоявшегося исторического исследования // Человек в истории. Сб. материалов науч.-теор.конф. Петропавловск-Камчатский, 2002. С. 44-53.
7 Мизис Ю.А., Скобелкин О.В., Папков А.И. Теория фронтира и юг России в XVI-первой половине XVIII века // Вестник Тамбовского университета. Серия: Гуманитарные науки. 2015. № 10 (150). С. 7-15. См. также: Жиброва Т.В. «Бить батогами нещадно»: Воронежский уезд как фронтир XVII в. // Журнал Фронтирных Исследований. 2016. № 3. С. 7-17; Бурцев И.Г. О невеликорусском элементе служилого населения южнорусского фронтира XVI-XVII вв. // Историческая демография. 2011. № 2 (8). С. 4-6.
8 Жиброва Т.В. «Ценовные росписи» южнорусских таможен и кружечных дворов XVII в. как исторический источник // Русь. Россия. Средневековье и Новое время. 2017. № 5. С. 274-278.
9 Ляпин Д.А. История Елецкого уезда в конце XVI-XVII веков. Тула, 2011. С. 160.
10 Прыжов И.Г. История кабаков в России в связи с историей русского народа. М.,1991. С. 94-95.
11 Олеарий А. Описание путешествия в Московию. Смоленск, 2003. С. 252.
12 Государственный архив Воронежской области (ГАВО). Ф. И-182. Оп. 7. Д. 73. Л. 1-7.
13 Российский государственный архив древних актов (РГАДА). Ф. 210. Оп. 12. Столбцы Белгородского ст. Д. 75. Л. 21-21об.
14 РГАДА. Ф. 210. Оп. 13. Столбцы Приказного ст. Д. 504. Л. 21.
15 Там же. Л. 25.
16 Там же. Л. 22.
17 ГАВО. Ф. И-182. Оп. 1. Д. 25. Л. 10.
18 РГАДА. Ф. 210. Оп 13. Столбцы Приказного ст. Д. 504. Л. 22.
19 Прыжов И.Г. История кабаков в России в связи с историей русского народа. М., 1991. С. 94-95.
20 ГАВО. Ф. И-182. Оп. 2. Д. 53. Л. 3-9.
21 Там же. Оп. 1. Д. 53. Л. 4.