Венгерские воины на службе Московскому государству в конце XVI и XVII веке

Шандор Сили

Вестник Волгоградского государственного университета. Серия 4: История. Регионоведение. Международные отношения. Выпуск № 8 / 2003

Конец XVI века — первая половина XVII века был тяжелым периодом в жизни раздробленной на три части Венгрии. Пятнадцатилетняя война (1593—1606) против турок, восстание Иштвана Бочкаи с целью вынудить Венский двор соблюдать дворянские привилегии (1604—1606), антигабсбургские походы семиградских князей Габора Бетлена (1619—1621; 1623—1624; 1626) и Дьердя I Ракоци (1644—1645), частые кровавые раздоры за княжескую власть в Трансильвании, конфессиональная вражда между католиками и протестантами — все это обрекло население на серьезные испытания. На стыке трех государственных образований — Венгерской части Османской империи, а также подвластной Габсбургам Венгрии и самостоятельного Семиградского княжества возникла целая прослойка людей, промышлявших грабежами и наемной военной службой, т. н. гайдуков. Крестьяне и закрепощенные простолюдины-секлеры регулярно вербовались в частные войска землевладельцев и княжеские отряды с обещанием освобождения от барских повинностей. С конца XVI в. пеших солдат, происходивших из этой общественной среды, в Трансильвании называли драбантами1. Они занимали промежуточное положение между крестьянами и мелкими дворянами. Социальная беспочвенность превратила их в эффективное, но далеко не всегда послушное орудие в руках своих хозяев.

Появление венгров в большом количестве и организованной форме на военных театрах Речи Посполитой, Ливонии и Московской Руси связано с восшествием в 1575 году на Краковский королевский престол семиградского князя Иштвана Батори (Стефана Батория), который не только регулярно призывал наемную пехоту и конницу из Трансильвании, но и проводил реформу устаревшей организации польского дворянского ополчения, создавал новый вид войск — постоянно действующую пехоту, использо-вавщуюся для осады и обороны крепостей. В свою очередь, драбантская и гусарская гвардия Батория создали моду. С этого времени магнаты Речи Посполитой приманивали в свои конные и пешие отряды охотников из венгерских крестьян и горожан, а также гайдуков. Верхняя Венгрия (современная Словакия), находившаяся под властью Габсбургов, северо-восточные пределы Османской Венгрии и Трансильвания, таким образом, стали поставщиками дешевой наемной военной силы для польско-литовских владельческих вооруженных формирований. Придворный историограф короля в сочинении о Московской войне Батория отметил: «Пехоту, Замойский (польский канцлер. — Ш. С.), главным
образом, набрал из соседних областей Венгрии, отчасти из Варадина, отчасти из других более отдаленных мест… Пехота, которая служила у Замойского в прошлом году под Полоцком, была набрана в тех же областях Венгерских; слухи об его благосклонном обращении с нею сделали то, что с каждым днем стало оттуда к этому времени (к лету 1580 года. — Ш. С.) притекать все более охотников. Замойский образовал из них отряд и поручил над оным начальство Томашу Дро-гоевскому, старосте Перемышльскому, своему кровному родственнику» 2.

Большое количество венгров погибло или попало в плен во время третьего, последнего похода Батория на Россию, особенно в день неудавшегося штурма Пскова 8 сентября 1581 года. Очевидцы из обоих лагерей описали события почти одинаково. Секретарий походной канцелярии короля ксендз Пиотровский внес в свой дневник следующие строки: «Овладевшие… башнею еще держались, но к вечеру и те ретировались… Я полагаю убитых до 500, раненых поменьше, секирами и дубинами избитых очень много… Гаврил Бекеш убит из ручницы… Пехотных десятников, а особенно венгерцев и немцев погибло довольно. Всех этих раненых и убитых из венгерских окопов пришлось проносить мимо короля…»3 Русский летописец сообщил: «…литовские многие люди на стены града Пскова воскочиша, и многие рохмисты и з гайдуки и з своими знамены в Покровскую… башню взлезше, …[русские] под тую башню зелья поднесоша и зажгоша… с Покровские башни всех збиша… И тако литва от города в станы побежа. З города же выскочивше хрестьяне далече за ними, секуще их, гнашася: которых же во псковском рву заставаюше и тех прибивающе. Многия же жи-выя похватавше, в город к государевым боя-ром и воеводам приведоша, нарочитых языков и с набаты и с трубы и знамены и с ратными оружии… во Псков… возвратишася»4.

Сведения о венграх — наемных солдатах и их слугах то и дело всплывают в описаниях событий Смутного времени. В октябре 1608 года во время Рахманцевского сражения с сапжинцами они составляли третью по численности группу иноземцев в правительственном войске Ивана Шуйского, наряду с поляками и немцами. Довольно много венгров было в наемном войске Лжедмитрия II, о чем свидетельствует прямое указание авторов дневника Я. Сапеги в сообщении о захвате Углича отрядом Я. Микулинского летом 1609 года. Венгры упоминают-
ся в боях у Ростова Великого и Костромы в 1608—1609 годах5. Келарь Авраамий Палицын написал в своем «Сказании», что гетман Сапе-га весной-летом 1609 года попытался овладеть Троице-Сергиевым монастырем с помощью козней некоего лазутчика-трубача Мартьяша, притворно перешедшего на сторону защитников Лавры 6. Во время одной из успешных вылазок троицкие сидельцы пленили другого Мартьяша, «ротмистра» и «славного ратоборца»7. Польский коронный гетман Жолкевский видел мадьяров в польской армии, отправлявшейся в поход на Смоленск в 1609 году: «Кроме людей Станислава Стадлицкого, кастелана Перемышльского, у которого наиболее было Венгров, довольно распутных и своевольных, и одной роты гетмана, никого другого не было впереди»8. Земские воеводы князья Дмитрий Трубецкой и Дмитрий Пожарский в своей отписке от 15 ноября 1612 года, посланной Новгородскому митрополиту Исидору, сообщили
о победе над войском гетмана Ходкевича, пришедшим на подмогу польскому гарнизону осажденного Кремля: «мы гетмана и Польских, и Литовских людей, и гайдуков, и Черкас, и Немцев, и Венгров побили, и живых многих поимали, и от Москвы отогнали, и запасы у них всех отгромили, и гетман с того побою побежал в Польшу»9.

Среди сохранившихся документов Белгородского стола Разрядного приказа имеется челобитье венгров, взятых в плен в 1659 году во время военной операции русской армии на территории Великого княжества Литовского. Челобитчики просили жалованья за свой выход в службу царю 10.

Венгерские воины оказывались в стане москвитян не только в качестве полоняников. Знакомому уже нам ксендзу из окружения Батория Пиотровскому так запомнились последние месяцы осады Пскова: «Все мы хоронимся в земле, как звери, платья, шубы… Провиант добываем за 12 миль от лагеря, да и то с большою опасностью. Русские захватывают лошадей, слуг, провиант и все прочее… солдаты дивуются на все, что творится, дезертируют от холода босые, без шапок и платья, страшно дерутся с жолнерами из-за дров… на венгерцев… все войско озлоблено за то, что они немилосердно грабят» (8 октября 1581 года). «Вся наша пехота, занимавшая окопы около города, сегодня ночью перебралась в лагерь. Русские в знак радости затрубили… начали стрелять из пушек, а утром вышли из города осматривать окопы» (1 ноября). «Венгерцы с Борнемиссой и немцы с Фаренсбеком не в состоянии справиться с Печерским монастырем» (28 ноября). «Морозы ужасные… голод… недостаток в деньгах… Венгерцы массами перебегают в город: удивляюсь этим людьям» (25— 29 декабря 1581 года) 11.

В книге распросных речей иноземцев, присланных в феврале и мае 1624 года из Разряда в Патриарший дворцовый приказ «под начало» (на епитимью и перекрещение), упомянуты и трое венгров. «Уренин Махайло Адамов, русское имя Власей, сказал: родина де его в Угорской семле, веры он папежские, выехал при царе Борисе и жил на Туле с иноземцы, веру держал и по ся места папежскую, взял за себя жену русскую на Туле, стрелецкую жену, и живет с нею и по ся места без молитвы, прижил двое детей, дети крещены на Кропивне, крестил Пречистенской поп Богдан, и того де попа убили казаки, как Кропивну взял Заруцкой» ; «Гаврило Михайлов сын Ступня, русское имя Микита, сказался Угорские земли из Прешпер-ка, римские веры, выехал из Лифлант на Псков в нынешнем во 132 году после Велика дни…». «Василей Мятельской, русское имя Исак, сказался Угорские земли Прешперского повету, римские веры, выехал из Лиф-лант на Псков в нынешнем во 132 году после Велика дни…»12. В 1652 году Приказный стол Разряда выдал жалованье иноземцу-венгру из города Козлова Лаврентию Мигалеву за крещение 13.

Земляной городок Козлов был построен в 1636 году для защиты Рязанской украины от набегов крымских татар и входил в цепь укрепленных пунктов на южной пограничной оборонительной линии Московского государства, выстроенной в 1630—1640-х годах и названной «Белгородской чертой». Заселение края в основном завершилось к началу 1650-х годов. Здесь же, в Белгороде и (Старом) Осколе, были устроены на службу в 1636 году «венгренин Александр Легданский со товарищи»14. Приспособление выходцев из Угорской земли к русской служилой среде проходило далеко не безболезненно. Скоро после основания в 1645 году Ольшанской деревяной крепости около 1650 года прапорщик драгунского строя Кондратий Суворов подал жалобу на своего сослуживца Ивана Венгорева. Иноземец был записан в стрельцы на место тестя Суворова с обязанностью не трогать Кондратия, проживающего с семейством во дворе тестя. Венгорев, однако, выгнал их оттуда 15.

Обращались в Разряд с надеждой найти управу на своих обидчиков и венгры. В 1644— 1645 годах приказ получил челобитье от вологодского помещика Ивана Даниловича Венгерского с обвинением белозерского помещика поляка Павла Мартына Краевского в «бое, увече и безчестье»16. Данное дело представляет интерес в том отношении, что является одним из чрезвычайно редких за исследуемый период случаев верстания венгра в службу «по отечеству», а не «по прибору». По-видимому, челобитчик был шляхтичем и до принятия русского подданства.

Служилые люди венгерского происхождения изначала внесли свою лепту в дело завоевания и освоения Сибири. Тобольский рейтар Яков Мартяшов в 1668 году подал ходатайство в воеводскую канцелярию о переводе его в чин городовых детей боярских. Перечисляя дьяку свои доводы, он напомнил и заслуги отца: «Яков Мартяшов сказал, отец де ево Матяш Угренин выехал из литовскийе земли ис подо Бскова на имя великих Гсдрей блаженыя памяти при Гсдре цре и великом князе Иване Василевиче всея Руссий и служил на Москве сем лет, а как де Ермак с товарыщи Сибир взял и отц ево прислан с Москвы в Сибир в Тоболеск в первых сведенцах охотою и служил в Сибири… многия службы лет с пятдесяти в литовском списке»17. Отец Якова принадлежал к числу наиболее раннего прилива венгров в северо-азиатскую часть России. В грамоте царя Бориса Годунова от 17 мая 1598 года, отправленной Верхотурскому воеводе о пропуске в Сургут туземного князя Бордака с сыном, отмечено: «А с ними посланы два человека колодников, скованы, Ларка Мануйлов, Юшко Михайлов. Да на Тару посланы черкасы Ондрюша Михайлов, Онисимко Нестеров, в новоприборные казаки Федька Казаринов з женою и з детьми, в Тюмень казак Семейка Петров, целовальник Фома Пантелеев, на Пелым литвин Богдаш Волошанин, Петрушка Угренин, стрелец Ондрюша Галичанин»18.

Сын боярский по Тобольскому списку Иван Венгерской в 1634—1635-х годах исполнял служебную обязанность «приказчика» Нижней Ницынской слободы на юге Западной Сибири 19. Слободами за Уралом назывались опорные пункты, которые занимали промежуточное положение между городами и сельскими поселениями. “Слободской приказчик” — должность заправляющего делами пашенных крестьян во вновь основанных слободах и острогах. Чин «сын боярский» по Тобольскому списку является высшим разрядом служебной иерархии в Сибири, а пост «приказчика» Нижней Ницынской слободы, этого важного укрепления на пограничной оборонительной линии, созданной для предотвращения калмыцких набегов, — ответственное и доверительное полномочие. В лице Ивана Венгерского, быть может, предстает перед нами самый высокопоставленный служилый человек из среды угорских выходцев в Сибири.

Приказчик Охотского острожка Сенка Епишев в 1652 году отправил жалобу Якутскому воеводе на многочисленные бесчинства своих подчиненных. В частности, он писал: «И в нынешнем же в 160 году (1652 год), сентября в 9 день, в ясачном зимовье сказал толмач Ивашко Уренинов заговорщиком своим Андрюшке Терентиеву, Офонке Курбатову, Ивашку Суре, Офоньке Кучину с това-рыщи: будто он слышал от ясачного Тунгуса, что де на Лене служивые люди многие побились промежь собою, а мне того дела он Ивашко не сказал, и они, служивые люди, такое дело слыша, что на Лене так делалось, и здесь на Охоте служивые за такие вести дурные слыша дуровать стали, и государева указу ни в чем не слушают, меня Сенку и в воду посадить хотели, и что захотят собою, то и делают, и ныне в таких их делах в их служивых людей в дурности государева служба стала и деле государевых делать не мочно: и о том что вы укажете? 20 Прозвище «У(г)ренинов» наводит на мысль, что его носитель родился в семье венгра. Умение объясняться с тунгусами и род служебной деятельности — «толмач» — позволяют предположить, что матерью Ивашка Уренинова была тунгусская пленница, и соответственно этому обстоятельству его отец раньше жил на реке Енисее или в Восточной Сибири.

Подобные «говорящие имена» встречаются и среди челобитчиков ближнего Зауралья. Тюменский казачий сынишка кречатьей помощник Ганка Угренинов и оброчный крестянин Савва Косачев в 1668 году подали челобитную в Тобольскую приказную избу. В распорядительной приписке к их делу установлено: «И великим государям бьют челом Гаврилко Угренинов да Савка Косачов, чтоб великие Гсдри пожаловали велели им на том месте, на Исете, слободу построить и крестян призвать и селить. И по приказу столника и воеводы Петра Ивановича Годунова на том месте слобода ему строить велено»21. Отец Гаврилка, несомненно, был венгром, служившим по казачьему списку в каком-нибудь из западносибирских гарнизонов, наверное, в Тюмени.

В 1671 году был переведен в Сибирь знаток горного дела «иноземец Иван Венгерской» для обследования серебряных руд, найденных недалеко от Тобольска22. За семь рублей в год служил по тобольскому списку детей боярских Иван Офонасьев сын Венгерской, отправленный в 1693 году на гарнизонную службу в Якутск 23. Под конец XVII века среди старообрядческих беглецов Сибири огромной популярностью пользовались проповеди старца Авраамия (в миру тобольского сына боярского Алексея Венгерского), арестованного в 1701 году в разгромленном царскими войсками скитском центре под Кармаками 24. В последних двух случаях речь идет, по-видимому, о прямых потомках выходцев из Венгрии, быть может, о родственниках бывшего приказчика Нижней Ницынской слободы.

Выход воинов «Угорской земли» в службу русскому государю носил добровольный характер, и хотя как явление не было единичным, удельный вес мадьяров внутри категории служилых людей иностранного происхождения оставался за период конца XVI — XVII века незначительным 25. Среди венгров, оказавшихся на царской службе, преобладали люди незнатные, которых Разряд отправлял на южные и восточные рубежи защищать тамошние пределы от нападений кочевников (татар, калмыков) или распространять административную власть на новые группы инородцев. Социальное положение венгерских перебежчиков не изменилось на нечаянно приобретенной ими второй родине. Новый образ жизни мало отличался от того, что ожидало бы их в пограничных с Османской империей замках Габсбургской Венгрии и Трансильвании, или на Литовской чужбине, за исключением одного существенного фактора: в силу военизированного характера Московского государства венгерские выходцы нашли там устойчивый источник доходов, получая государево жалованье. Многие могли обзавестись хозяйством, даже и семьей. Путь к служебной карьере (в рамках известных ограничений) не был закрыт перед ними, особенно в специфических условиях Сибири *.

Несмотря на усилия центральных и местных органов власти большинство иностранных военнопленных покидали Россию после подписания мирного договора, если текст предусматривал их размен или выкуп. На родину могли вернуться те, кто не женился на русской женщине и не крестился в православную веру. В отношении к принявшим православие иноземцам не было установлено единого правила. В одних случаях их удерживали, в других — предоставляли возможность определиться самим 26. Препятствием для возвращения считалось обвинение в «государевом деле» 27. Выходцы и изъявившие желание вступить в русскую службу полоняники удостаивались вознаграждения 28. Оставшиеся иностранцы, среди них и венгры, кажется, были удовлетворены своей новой жизнью.


ПРИМЕЧАНИЯ

* Московское правительство старалось содействовать заселению огромного края. Около 1630 г. был издан указ, согласно которому сосланные за Уральский хребет и принявшие православие иноземцы могли быть поверстаны в чин детей боярских. См.: Буцинский П.Н. Заселение Сибири и быт первых ея насельников. Харковъ, 1889. С. 208—209.

* Секлеры (лат. siculi) — обособленная венгерская этническая группа, проживающая в Восточной и Юго-Восточной Трансильвании с XI века. В обмен за несение пограничной службы обладали коллективными привилегиями. Их предводители постепенно поднялись на ранг дворян. Простые секлеры до XVI в. сохранили статус свободного человека, но впоследствии превратились в крепостных.

ЛИТЕРАТУРА

1 Erdely törtenete. (История Трансильвании). T. I. Budapest, 1988. P. 490-491.

2 Гейденштейн Р. Записки о Московской войне (1578-1582) СПб., 1889. С. 109.

3 Дневник последнего похода Стефана Ба-тория на Россию. (Осада Пскова). Псков, 1882. С. 117.

4 Повесть о прихожении Стефана Батория на град Псков. М.; Л. 1952. С. 67, 77.

5 См.: Dyiennik J.P. Sapieha // Hirschberg A. Polska a Moskwa w pierwszej polowie wieku XVII. Lwow, 1901. T. 1. S. 191, 229; Тупикова H.A., Тюменцева H.E., Тюменцев И.О. Донесения иноземцев о ситуации в Замосковье и Поморье в 1608—1609 гг.: (Из русского архива Я. Сапеги) // Россия XV—XVIII столетий: Сб. стат. в честь 70-летия проф. Р.Г. Скрынникова. Волгоград; СПб., 2001. С. 252; Собственноручная помета Я. Сапеги на карте-схеме Нижнего Поволжья 1608—1609 гг. Я (Ш. С.) приношу свою благодарность Нине и Игорю Тюменцевым за указание на источник.

6 См.: РИБ. Т. XIII. СПб., 1909. Стб. 1114— 1119; Тюменцев И.О. Оборона Троице-Сергиева монастыря от тушинских отрядов в 1608—1610 гг. // Армия и общество в России (XVII—XVIII вв.). Сомбатхей, 2000. С. 31—32.

7 РИБ. Т. XIII. Стб. 1084.

8 Записки Гетмана Жолкевского о Московской войне. 2-е изд. СПб., 1871. С. 28.

9 ДАИ. Т. I. СПб., 1846. С. 292.

10 Описание документов и бумаг, хранящихся в Московском архиве Министерства юстиции. Кн. 12. М., 1901. № 490. (Столбцы Белгородского стола Разрядного приказа.)

11 Дневник последнего похода Стефана Батория… С. 152-153, 220-221, 241, 258.

12 РИБ. Т. II. Стб. 614, 637-638.

13 Описание документов и бумаг, хранящихся в Московском архиве Министерства юстиции. Кн. 15. М., 1908. № 193. (Документы Приказного стола Разрядного приказа.)

14 Там же. J№ 99.

15 Там же. J№ 273.

16 Там же. J№ 558.

17 РГАДА Ф. 214. Кн. 367. Л. 132.

18 Верхотурские грамоты конца XVI — начала XVII в. Ч. 1. М., 1982. С. 28.

19 См. документы сношений между тюменским воеводой и Иваном Венгерским по поводу угрозы со стороны калмыцких тайш в приложении к кн.: Миллер Г.Ф. История Сибири. Т. II. М.; Л., 1941. № 322, 324, 326, 334, 337, 338, 344, 347, 353, 356.

20 ДАИ. Т. III. СПб., 1848. С. 343.

21 РГАДА. Ф. 214. Кн. 535. Л. 98.

22 Там же. Ст. 837. Д. 179 г.

23 Государева жалованья и окладная книга 1696 года // Тобольск: Материалы для истории города XVII и XVIII столетия. М., 1885. С. 46.

24 Александров В.А., Покровский H.H. Власть и общество. Сибирь в XVII в. Новосибирск, 1991. С. 346—347.

25 В ноябре 1643 г. по указу из Разряда о переписи всех иноземцев в Москве и других городах был произведен подсчет со следующими результатами: поместных и кормовых немцев разных чинов и рядовых старого выезда — 365 чел., гречан и поляков старого выезда — 581 чел.; кормовых немцев нового выезда — 320 чел., гречан, поляков и литвы нового выезда — 428 чел., черкас и днепропетровских казаков — 576 чел.; всего в иноземном приказе всяких иноземцев — 2270 чел. См.: Лаптева Т.А. Документы иноземного приказа как источник по истории России XVII в. // Архив русской истории. М., 1994. Вып. 5. С. 119. Подсчет охватил лишь подведомственных Иноземскому приказу иностранцев. При регистрации венгры не составляли отдельную категорию ввиду своей малочисленности. Их имена обычно заносились в списки «литвы». — Ш. С.

26 Оглоблин H.H. Заговор Томской «литвы» в 1634 г.: (Оттиск из VIII кн. «Чтения в Историческом обществе Нестора летописца»). Киев, 1894. С. 3.

27 Он же. Обозрение столбцов и книг Сибирского приказа (1592—1768). Ч. III. М., 1900. С. 61—62.

28 См.: Загоскин Н.П. Столы Разрядного приказа. Казань, 1878. С. 42—44; Голомбиевский А.А. Столы Разрядного приказа в 1668—1670 гг. // ЖМНП. Ч. 270. СПб., 1890. С. 14.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *