Автор: Савосичев Андрей Юрьевич
Журнал: Ученые записки Казанского университета. Серия Гуманитарные науки
2013
Наверное, вся история Российского государства это история поиска оптимальной модели управления нашим обширным Отечеством. Одна из таких моделей – бюрократическая – господствует в России и до сего дня. У неё есть свои достоинства и недостатки. При этом достоинства считаются как бы сами собой разумеющимися и фактически не замечаются обществом, а вот борьбе с недостатками бюрократической системы и граждане и государственные деятели посвящают много времени и сил, начиная, пожалуй, ещё с эпохи Александра Благословенного.
Ряд черт бюрократической системы имеет многовековую традицию, по сему, для правильного их понимания необходим анализ исторического опыта. Российской бюрократии посвящена обширная историография, анализ которой представляет собой особую тему, которую мы не будем затрагивать в силу её обширности. Нам хотелось бы сосредоточить внимание лишь на небольшом аспекте затронутой проблемы: вопросе о социальном происхождении дьяков, которых можно считать первыми в истории Российского государства профессиональными управленцами, предтечами отечественной бюрократии. Ответ на вопрос о социальном происхождении дьяков вносит вклад в решение проблемы времени возникновения бюрократии в России, которая до сего дня остаётся предметом дискуссий [6, с. 349-354].
Первые упоминания о дьяках великокняжеской канцелярии относятся к первой половине XIV в., а подьячих – к первой четверти XV столетия. Ранние этапы истории дьяков и подьячих были рассмотрены нами в отдельном исследовании, к которому мы и отсылаем читателя [5]. Следующим этапом в истории Российского государства, а следовательно, и дьячества стала эпоха Ивана Грозного. По сему, хронологическими рамками нашей работы будут 1533-1584 гг.
Теперь о методике работы. Наиболее достоверным способом определения социального происхождения человека является обращение к социальному статусу его ближайших предков. Однако применительно к приказной бюрократии такой путь труден. Причин здесь несколько.
След, оставленный конкретным человеком в истории, в значительной мере зависит от его общественного положения, степени и результатов его социальной активности. Как будет показано ниже, службу в дьяках избирали почти исключительно выходцы из провинциального неродословного дворянства или представители неслужилых сословий. Генеалогические сведения о фамилиях такого рода носят, как правило, случайный и отрывочный характер.
Ещё одна трудность заключается в том, что многие представители приказной бюрократии упоминаются в источниках без указания на отчество и фамилию. Нередко у дьяка совсем не было фамилии. В итоге проследить генеалогию исследуемого лица оказывается трудно или практически невозможно.
Ещё одним надёжным способом выяснения социального происхождения представителей приказной бюрократии, является анализ карьеры самих дьяков до перехода на канцелярскую работу. Здесь можно встретить, во-первых, прямые указания источников: упоминание будущего дьяка с эпитетом «сын боярский» или, допустим, «сытник». Во-вторых, могут попасться надёжные косвенные данные. В частности, упоминание об исполнении служебных обязанностей, характерных преимущественно для какого-то одного сословия.
Признаком для социальной идентификации является сословная принадлежность близких родственников. В том числе и по женской линии. Брак это, как правило, союз равных. Мезальянс всегда рассматривается обществом как исключение.
Бывают случаи, когда исследователь имеет дело с несколькими лицами, носящими одну фамилию, генеалогическое соотношение которых неясно, но принадлежность к одному роду не вызывает существенных сомнений. Однако более или менее уверенно делать выводы можно только тогда, когда мы имеем дело с относительно редкими фамилиями. Если фамилия происходит от распространённого крестильного имени или типичного прозвища, то отделить здесь родственников от однофамильцев почти невозможно. Иногда надёжность антропонимических данных подкрепляется какими-либо дополнительными фактами. Например, служба детей боярских одной фамилии в одном уезде указывает на то, что они, скорее всего, были однородцами. Одинаковая фамилия в сочетании с одной узкой сферой деятельности. На основании такого критерия часто выявляются сыновья дьяков, сами ставшие дьяками или подьячими.
В конечном итоге, в среде приказной бюрократии в первую очередь вычленяются выходцы из дворянского сословия и потомственные приказные, сыновья дьяков и подьячих. Человек, происходивший из среды купечества или духовенства редкость. Однако, на наш взгляд, не стоит делать решительного вывода, что дьяки и подьячие по своим социальным корням относились преимущественно к классу служилых землевладельцев. Ведь значительная часть (конкретная доля варьируется в зависимости от эпохи) всех дьяков, как это будет показано ниже, попадает в число тех, чьё социальное происхождение определению не поддаётся. Конечно, и в этой группе наверняка есть выходцы из дворянской среды. Но в целом безвестность и безродность это признаки простого человека, не относящегося к социальной элите. Для обозначения тех дьяков, чьё социальное происхождение определению не поддаётся, будем использовать термины «выходцы из демократических слоёв населения».
Констатируя тот факт, что дьяк был выходцем из дворян, или имел с этой средой определённые родственные связи, мы должны учитывать фактор неоднородности дворянства. От городового сына боярского до боярина, конечно, колоссальная социальная дистанция. По сему, для решения задач нашей работы, необходимо ввести дополнительные идентификаторы. Дворянство мы делим на «городовых детей боярских», «рядовой состав Государева двора», «верхний эшелон Государева двора» и «аристократию».
К городовым детям боярским относим всех, кто служил с городом, и собственно городовых и дворовых. Критерии идентификации следующие. Упоминание в десятнях или других документах (разделах документов), являющихся перечнями только (или по преимуществу) городовых дворян. Исполнение службы, характерной только или в основном для городовых детей боярских. В губных старостах, городовых приказчиках, разъездчиках, недельщиках, рассыльщиках и т. д. Служба по Новгороду, Пскову, Торопцу, Великим Лукам и др. городам, слабо связанным с Государевым двором. Всех местных дворян, если нет каких-либо весомых контраргументов, условно признаём городовыми. Если о служебных назначениях сына боярского не удаётся найти никаких сведений, то, скорее всего, он служил с городом.
К рядовому составу Государева двора относим стряпчих, выборных дворян и жильцов. Всех кто записан в городовых и княжеских корпорациях Дворовой тетради, в III ст. Тысячной книги (плюс все дети боярские из северозападных уездов), в соответствующих разделах боярских списков и в других документах, где прямо указывается чин. В разрядах это полковые, стрелецкие и осадные головы, поддатни при рындах, есаулы и т. д. В посольских книгах это приставы при иностранных дипломатах, назначаемые в Москве, гонцы. Писцы. Вообще все те, кто бывал в именных посылках, но не принадлежал к верхнему эшелону Государева двора.
Верхний эшелон Государева двора в нашей работе это думные и московские дворяне, стольники, казначеи, постельничие, печатники, сокольничие, ясельничие. В разрядах это полковые и городовые воеводы.
Аристократия это те семьи, представители которых, в силу своего «отечества» регулярно жаловались боярством и окольничеством, бывали полковыми воеводами и наместниками в крупных городах.
Применительно к XVI в. в распоряжении исследователя нет сводных данных о социальном происхождении дьяков и подьячих. В этой связи наиболее продуктивным методом исследователя является просопографический. В рамках этого метода автором этих строк реконструированы и проанализированы биографии 338 дьяков. Отчасти этот список опирается на данные известного справочника С.Б. Веселовского [1]. Однако, перечень дьяков Ивана Грозного в этом издании не полон. Ок. 40 персонажей из нашего списка у С.Б. Веселовского не упоминаются. Биографические сведения о них выявлены автором при сплошном просмотре источников по истории России XVI в., как опубликованных, так и ещё ожидающих своего выхода в свет в архивах. В числе последних автор отдал предпочтение актовым и писцовым материалам, как наиболее информативным по избранной теме. Естественно, что 338 человек это не окончательный список дьяков Ивана IV, хотя, наверное, и наиболее полный на сегодняшний день.
Социальное происхождение определимо у 173 дьяков из 338. 51,2%. Репрезентативная выборка. Выходцев из дворянской среды мы насчитали 123.
Это 36,4%. 29 человек из 338 потомственные приказные. 8,6%. Двое (0,6%) представляют купечество. 19 (5,6%) дьяков относим к выходцам из «демократических» слоёв населения.
При Василии III в среде великокняжеских дьяков доля выходцев из дворян составляла 42%, процент потомственных приказных был равен 9,1% «разночинцев» 6,8% [5, с. 293]. Синхронное снижение всех цифр на фоне безусловного роста объёма источниковой базы явно не случайно.
Прежде всего, обращает на себя внимание уменьшение в дьяческой среде прослойки выходцев из среды детей боярских. На протяжении более чем столетия с 1425 по 1533 гг. мы констатировали её рост с 21,4% до 42% [5, с. 113, 158, 293]. Падение величины изучаемого показателя до 36,4%, по всей видимости, не случайно. Для того чтобы определить причину этого явления, попытаемся рассмотреть динамику процесса эволюции происхождения дьяков царя и великого князя на протяжении правления Ивана IV Сравним при этом происхождение дьяков царя Ивана с происхождением дьяков последнего периода правления Василия III.
В период с 1526 по 1533 гг. на великокняжеской службе упоминаются 32 дьяка. Социальное происхождение поддаётся определению у 21. Это 65,6%. Достаточно для более или менее точных выводов. Выходцев из дворянской среды 12 (37,5%), потомственных приказных 6 (18,75%), выходцев из «демократических» слоёв населения трое (9,4%).
Далее следует период «боярского правления»: 1534-1548 гг. Применительно к данной эпохе нами учтено 75 дьяков царя и великого князя. Социальное происхождение определимо у 48, т. е. у 64%. Из них выходцев из дворянской среды 27 (36%), потомков дьяков и подьячих 14 (18,7%), недворян 7 (9,3%).
Из числа дьяков, периода «боярского правления» 58 человек впервые упоминаются с этим чином. Естественно, что первое упоминание в источниках с дьяческим чином не всегда совпадает с моментом собственно пожалования в чин. Тем не менее, несомненно, что между этими двумя датами существует прямая взаимосвязь. При обработке более или менее массивных объёмов просопографической информации даты первого упоминания с дьяческим чином могут быть вполне надёжным показателем обновления корпуса дьяков.
Из 58 дьяков 23 (39,7%) были выходцами из дворянской среды; 10 (17,2%) потомственными приказными деятелями; 4 (6,9%) происходили из «демократических слоёв населения». Социальное происхождение 21 (36,2%) не выявлено.
В период реформ «Избранной рады», с 1549 по 1559 гг., выявлено 104 дьяка. Из них выходцев из дворянской среды 36 (34,6%); из приказных 14 (13,5%); из недворян 6 (5,8%). Сырков и Тараканов представляли купечество (1,9%). Социальное происхождение 46 (44,2%) не поддаётся определению. 74 человека в 1549-1559 гг. упоминаются с дьяческим чином впервые. Среди них выходцев из дворян 25 (33,8%); сыновей дьяков и подьячих 7 (9,5%); недворян пятеро (5,3%). Сословное происхождение остальных 37 не поддаётся определению. Это ровно половина.
В «предопричные» 1560-1564 гг. в царском дьяческом аппарате можно найти данные о 60 дьяках. В том числе выходцев из дворян 20 (33,3%); потомственных приказных 7 (11,7%); недворян 5 (8,3%). Сословное происхождение не определено у 28 (46,7%). 18 из 60 (30%) упоминаются в дьяческом чине впервые. 8 из 18 (44,4%) выходцы из дворянской среды. Потомственный приказной только один (5,6%) – Андрей Щелкалов. Один выходец из духовной среды (ещё 5,6%) – Семён Иванович Архангельский. Социальное происхождение 8 (44,4%) не поддаётся определению.
В 1565-1572 гг. в опричном и земском приказном аппарате трудилось 124 дьяка. Из этого числа выходцев из дворян 41 (33,1%); потомственных приказных пятеро (4%); выходцев из «демократических слоёв населения» семеро (5,6%). У остальных 71 (57,3%) социальное происхождение определению не поддаётся. 74 из 124 дьяков упоминаются с этим чином впервые. 24 из 74 (32,4%) суть выходцы из дворянской среды. Потомственный приказной один (1,4%); недворян двое (2,7%). Лиц с неопределимым социальным происхождением 47 или 63,5%.
18 из 124 дьяков служили в опричнине [3, с. 32-79]1. 7 из 18 (38,9%) суть выходцы из среды служилых людей по отечеству. Семён Фёдорович Мишурин сын дьяка (5,6%). Сословное происхождение остальных 10 (55,6%) не поддаётся определению. 13 из 18 опричных дьяков суть новые фигуры, до опричнины как дьяки не упоминавшиеся. Пятеро из 13 (38,5%) выходцы из служилых людей по отечеству. Социальное происхождение 8 неизвестно (61,5%).
Остальных 106 дьяков будем считать земскими. Из их числа 34 выходца из дворян (32,1%); 4 сыновей дьяков и подьячих (3,8%); 7 недворян (6,6%). Социальное происхождение 61 (58,7%) неизвестно. Получается, что по сравнению с опричным, земский приказной аппарат был ещё более «худородным». 61 земский дьяк в 1565-1572 гг. упоминается в этом чине впервые. 19 из 61 (31,1%) выходцы из дворянской среды; В. Безбородов потомственный приказной (1,6%); Второй Буйков и Богдан Ростовцев выходцы из «демократических слоёв населения» (3,3%). Социальное происхождение 39 (63,9%) неизвестно.
В последний период правления Ивана Грозного, в 1573-1584 гг. в приказном аппарате трудились 128 царских дьяков. Из них выходцев из дворян 50 (39,1%); сыновей дьяков и подьячих пятеро (3,9%); выходцев из «разночинской» среды четверо (3,1%). Социальное происхождение 69 (53,9%) не определено. Из 128 дьяков 86 упоминаются в этом чине впервые. В том числе 36 (41,9%) выходцев из дворянской среды. Богдан Дементьев и Исак Чурин потомственные приказные (2,3%). Трое выходцев из «демократических» слоёв населения (3,5%). Остальные 45 (52,3%) суть лица неясного социального происхождения.
Таким образом, анализ кадрового состава дьяков первого русского царя по основным периодам его правления показывает, что уменьшение процента выходцев из дворян в среде дьяков, по всей видимости, не было результатом особой правительственной политики. Боярские дети вымывались из дьяческой среды постепенно, но неуклонно на протяжении примерно 40 лет с 1533 по 1572 гг. Судя по всему, это был естественный процесс. В правление Ивана IV, его советников и сподвижников у рядового провинциального дворянства открылись более привлекательные перспективы для карьеры, не требовавшие многолетней приказной работы, не добавлявшей чести роду. Следует обратить внимание на то, что приток выходцев из дворян в дьяческую среду был минимальным в период реформ 1550-х гг. и в период опричнины.
По тем же причинам, по всей видимости, в среде дьяков Ивана Грозного, стабильно снижается доля потомственных приказных. Хотя в целом доля сыновей дьяков и подьячих (8,6%) сравнима с той, что была при Василии III – 9,1%.
Из 123 человек, выходцев из дворян, 33 (26,8%) принадлежали к фамилиям, чьи представители служили в рядовом составе Государева Двора. 72 (58,5%) дьяка Ивана Грозного вышли из среды городовых и удельных детей боярских. 18 случаев относим к категории неясных. В целом социальная природа дворянской составляющей дьячества в царствование Ивана Грозного осталась неизменной. Так же, как при его отце и деде, тон здесь задавали представители провинциальных служилых фамилий средней руки.
19 из 338 суть выходцы из «демократических» слоёв населения – 5,6%. Эта цифра сравнима с уже известными. При Иване III в составе дьяков недворян было 4,9%, а при Василии III 6,8%. 10 из 19 вышли из числа дворцовых слуг. С.И. Архангельский и А. Селивёрстов представляют духовенство. Некрас Бронников, Богдан Забродов и Д.В. Слугин выходцы из торгово-ремесленных слоёв посада. Дружина Кречатников из среды мелких неслужилых вотчинников; Чура Руделев – из приказных. Применительно к Н. Бернядинову и Дею Губастово указать конкретное сословное происхождение затруднительно.
По подсчётам Н.В. Рыбалко, в числе дьяков царя Бориса доля выходцев из дворян составляла 36%, Лжедмитрия I – 34%, царя Василия – 30% [4, с. 369, 381, 394]. В период междуцарствия доля дьяков, выходцев из дворян составляла от 23% (канцелярия Второго ополчения) до 38% (Первое ополчение) [4, с. 413].
На основании данных, собранных Н.Ф. Демидовой, можно определить, что в 1624-1660 гг. среди дьяков доля выходцев из дворян составляла 16,4% (18 из 110), а в 1661-1700 гг. – 4,3% (13 из 303). Естественно, что эти цифры нуждаются в уточнении. В 1624-1660 гг. 80% (88 чел. из 110), а в 16611700 гг. 88,1% (267 из 303) всех дьяков были пожалованы из подьячих [2, с. 77]. В начале XVIII в. 14,6% подьячих происходило из служилых людей по отечеству [2, с. 61]. Если отталкиваться от этого показателя, то в 16241660 гг. примерно 13 из 88 дьяков, пожалованных из подьячих, происходили из дворян. В 1661-1700 гг. таких персонажей должно было быть примерно равно 39. Всего получится, что 1624-1660 гг. из дворян происходил 31 человек (28,2% всех дьяков), а в 1661-1700 гг. 52 (17,2%).
Полагаем, что можно уверенно констатировать смену направления вектора развития социального происхождения дьяков царя и великого князя. Если на протяжении последних трёх четвертей XV в. и первой трети XVI в. отмечается стабильный рост в среде служилой бюрократии доли выходцев из дворян, то в течение последних двух третей XVI в. и всего XVII столетия мы наблюдаем обратную картину: увеличение процента лиц недворянского происхождения.
Тесная связь между дворянством и дьячеством свидетельствует, на наш взгляд, о том, что процесс складывания бюрократии в России XV-XVI вв. пребывал ещё в самом начале. Бюрократия как социальный слой живёт за счёт государства, за счёт денежного вознаграждения от государства и других доходов, которые обеспечивает обладание должностью в государственном аппарате. Дворянство как служилое сословие существует за счёт феодальной земельной ренты. По всей видимости, говорить о превращении служилой бюрократии в бюрократию нового времени можно только со второй половины XVII столетия. Когда, во-первых, дьячество начинает рекрутироваться в основной массе из подьячих, а подьячие, в свою очередь происходят из семей, где канцелярская работа является наследственным занятием. Во-вторых, происходит постепенный отрыв дьячества от земли, переход к существованию исключительно за счёт доходов от государственной службы.
Литература
1. Веселовский, С.Б. Дьяки и подьячие XV-XVII вв. [Текст] / С.Б. Веселовский. -М. : Наука, 1975. – 607 с.
2. Демидова, Н.Ф. Служилая бюрократия в России XVII в. и её роль в формировании абсолютизма [Текст] / Н.Ф. Демидова. – М. : Наука, 1987. – 232 с.
3. Кобрин, В.Б. Опричнина. Генеалогия. Антропонимика [Текст] / В.Б. Кобрин. -М. : РГГУ, 2008. – 369 с.
4. Рыбалко, Н.В. Российская приказная бюрократия в Смутное время начала XVII столетия [Текст] / Н.В. Рыбалко. – М. : Квадрига, МБА, 2011. – 686 с.
5. Савосичев, А.Ю. Дьяки и подьячие XIV – первой трети XVI вв.: происхождение и социальные связи. Опыт просопографического исследования [Текст] / А.Ю. Савосичев. – Орёл : ОГУ, 2013. – 499 с.
6. Савосичев, А.Ю. К вопросу о возникновении бюрократии в России [Текст] / А.Ю. Савосичев // Бюрократия и бюрократы в России в XIX и ХХ веках: общее и особенное : материалы XII Всерос. науч.-теорет. конф. (Москва, РУДН, 29-30 мая 2008 г.). – М., 2008. – С. 349-354.