Автор: Мизис Юрий Александрович
Журнал: История: факты и символы 2025

Время чтения: 30 минут

1. Введение

История изучения крестьянских побегов на юг России в XVII в. неравномерно рассмотрена в научной литературе. Мы изучили ^{примеры} сыска беглого населения еще до принятия Соборного уложения в 1630-40-х годах на примере Козловского у. [4; 5, с. 408 – 426]. Особое внимание уделялось массовому сыску беглых крестьян на юге России в период конца 50-х – 60-х годов XVII в. Он был связан с реализацией статей Соборного Уложения. Правительство несколько сдвинуло сроки возврата беглого населения на юге России с 1649 на 1653 г., но затем стало создавать механизм массового возврата беглецов. Он достаточно хорошо описан в работах А. А. Новосельского и Е. А. Швецовой [6; 7; 12]. Гораздо хуже изучен период конца XVII в., что было связано с сокращением массового выхода населения на юг страны, где уже сформировался механизм возврата беглых и существовал барьер для изменения социального статуса беглецов, так как записаться в различные категории служилых людей стало почти невозможно. Вопросы бегства крестьян от своих владельцев в XVII -первой трети XVIII в. рассматривались и в работах других исследователей [3; 8; 13].

2. Методы и материалы.

Для написания статьи было взято большое следственное дело, сохранившееся в фондах Разрядного приказа Российского государственного архива древних актов. Крупный актовый материал объемом 278 листов позволил проследить использование статей Соборного Уложения 1649 г в практической деятельности судопроизводства во второй половине XVII в. Для написания статьи применялся метод исторического познания: историзм, системность и объективность исследования, а также историко-сравнительный. Использовался микроисторический подход к комплексному изучению темы.

3. Результаты

В 30-40-х годах XVII в. механизм возврата беглых крестьян или посадских людей не обладал устойчивостью и необратимостью, что было связано с острой нехваткой служилого населения в новых крепостях Белгородской и Тамбовской чертах. Власть зачастую закрывала глаза на такие явления. Попытки помещиков писать челобитные на имя местных воевод встречали непонимание и нежелание этим заниматься. Первый этап возврата своих крестьян начинался с челобитья владельца в соответствующий приказ. Затем из приказа, чаще всего, Разрядного, посылался указ воеводам южных городов с требованием поиска беглецов. Если такого человека находили, то местные власти должны были отправить подозреваемого на очную ставку в сопровождении пристава в Москву в Разрядный приказ или приказ Большого дворца, если речь шла о Тамбовском уезде. Очная ставка с владельцем могла подтвердить законность требования помещика или отказать ему в иске. Обычно это сопровождалось небольшой, в несколько листов, перепиской. В связи с запутанностью дел о крепости крестьян, связанного со смутным временем, потерей документов, отсутствием четкого законодательства, многие подобные сыски заканчивались безуспешно для владельцев.

Реализация положений Соборного уложения в конце 50-х – первой половине 60-х годов XVII в. породила другой механизм возврата беглых крестьян. Создавался специальный Сыскной приказ во главе с воеводой назначенным государем, привлекался отряд местных стрельцов, пушкарей и, иногда, самих челобитчиков. Местные воеводы были обязаны оказывать содействие сыщикам, которые объезжали все села и деревни уезда и выявляли беглецов перешедших в уезд после 1653 г. Для этого использовались писцовые, переписные и разборные книги, которые могли подтвердить факт и время приезда новых переселенцев.

Эффект от действий такого сыскного приказа оставался весьма впечатляющим, позволивший вернуть тысячи беглецов с южных уездов страны своим прежним владельцам.

К концу XVII в. случаи бегства крестьян на юг носили единичный характер. Сказался созданный репрессивный механизм поиска, что позволяло властям проводить тщательный сыск по таким судебным делам, отсутствие возможности беглецам сменить свой социальный статус и перейти в категорию служилых людей. Да и местные воеводы уже не нуждались в большом количестве пришлых служилых людей, опираясь на сложившиеся местные людские ресурсы. Однако южные территории продолжали оставаться привлекательными для крестьян из центральных районов России. Поэтому случаи бегства еще встречались в правительственной документации. Один из таких примеров случился в начале 1680-х годов. Он выделился в отдельное большое следственное дело размером более 270 листов, охватил несколько южных уездов, вовлек в процесс сыска ряд местных воевод и приказных изб, а также подьячих Разрядного приказа1.

Начало этого дела относится к 1680 г., когда 15 января прошла первая информация, что из рязанской вотчины Лаврентия Артемьева Денисьева с. Трегубово бежала группа крестьян вместе со своими семьями и имуществом . Из представленных выписей книг 1628 и 1629 г. выявлено, что князь Федор Волконский по грамоте патриарха Филарета, подписанной дьяком Федором Рагозиным выкупил эту родовую вотчину Ивана Федоровича Булгакова у его жены. В вотчине помимо церкви находился вотчинный двор с деловыми людьми и приказчиком, крестьянские дворы.

Следственное дело началось с челобитной, которую от имени помещика Лаврентия Артемия Денисьева, подал его человек Василий Бойков. По нему 10 сентября 1680 г. в данковскую вотчину с. Ягодное пришел беглец его хозяина Ларко Никитин сын Прокудин с семьей3. Во время своего бегства он увел лошадей, винные котлы, вино и всякие «запасы». Челобитчик поведал, что ныне беглец живет в Елецком у., Засосенском стане, д. Мельнице с сыновьями Артамоном и Федором за помещиком Моисеем Терентьевичем Колычовым. Да с ним бежали Иван Семенов Нестеров и Иван Иванов Матвеев, вместе с женами и детьми. Причем Иван Матвеев увел с собой в бега «от жива» мужа чужую жену, Прасковью Титову дочь. Он же сообщил о старых беглецах из рязанской вотчины д. Трегубовой Афанасии Сидорове сыне Карпове с братьями, которые в настоящее время жили в Засосенском стане в с. Веденице за отставным помещиком Василием Гуровым Пашковым и его внуком Леонтием Арнаутовым. Тот Ларка был арестован и посажен в Елецкую тюрьму. 15 сентября 1680 г. беглые крестьяне пришли в д. Ясные Рясы Данковского у. Это были Иван Нестеров, Иван Матвеев и дети Ларки Прокудина: Артамон и Федор с женами и детьми. Они рассказали, что жили в Елецком у. за помещиком Моисеем Терентьевичом Колычовым4. Поэтому челобитчики требовали Моисея Колычова за принятых чужих крестьян выдать «за поруки в Москву» в Разрядный приказ для суда.

Из опроса беглецов выяснилось, что в 1680 г. в «великий мясоед» от помещика Лаврентия Артемьева Денисьева с. Струпны из Никола-Зарайского у. бежал крестьянин Ларко Никитин сын Прокудин с женой Палашкою (Пелагеей) и детьми Антоном, Федькой, невесткой Панкой, Федором, племянником Иваном с женой Мариной. Они ушли в с. Березово Старо-Оскольского у. Затем перешли в Конь-Колодезь, Воронежского у., а оттуда двинулись назад домой в Елецкий у., Засосенский стан на мельницу Моисея Колычева, где поселились в пустую избу5. Там Ларку взял пристав и привел в Елецкую приказную избу. Его жена осталась на мельнице, а дети и племянники ушли кормиться в с. Студенец. Вместе с Ларкой Прокудиным арестовали Кондратия Гаврилова сына Пекишева, который назвался крестьянином помещика Исая Васильева Михалкова из д. Малой Хупотки. Бежал он в 1680 г. с Ларкой Прокудиным, своей матерью Прасковьей и братьями Сидором и Никитой. Его братья с женами находились на той же мельнице Моисея Колычова.

Ларка Прокудин в расспросе перечислил свои «животы» на мельнице: 3 зипуна, 2 шапки лисью и овчинную, 5 серпов, 3 клевца (боевые топоры), всякая мелкая рухлядь. С собою он имел боярских 20 руб., 3 медных винных котла, маленький котел, два белых сермяжных сукна, 20 клубков пряжи и 2 мерина6.

Допрос беглецов выявил, что село Трегубово принадлежало вдове князя Волконского Акулине Ивановской дочери. Она продала эту вотчину Лаврентию Денисьеву, что было зафиксировано в Поместном приказе. Крестьяне сбежали в Елецкий уезд из д. Трегубовой еще в 1672 г. Среди беглецов называли Ларку Прокудина с женой и детьми, Ивана Семенова сына Нестерова и Павла Матвеева, а так же Парашу Титову дочь. Ларку Прокудина привели в Елец для допроса на воеводском дворе. Он называл еще Афанасия, Федора, Тимофея, Василия, Фатея и Семена детей Сидора Федорова сына Карпова⁷. Они ушли с женами, детьми и с крестьянскими «животы». С ними бежала и их мать Мария Козмина дочь (в другом документе она писалась Петровой) Рудаметница [10, с. 234] . Мать скончалась лет за шесть до описываемых событий, а дети с женами и детьми жили в с. Студенец за «отставным» ельчанином Василием Пашковым и его внуком Леонтием Арнаутовым в крестьянах. В Елец на допрос 7 сентября 1680 г. привели и Афанасия Сидорова сына Карпова . Он подтвердил, что его семья пришла в Елецкий у. лет за 10 до описываемых событий, признался, что бежал из д. Трегубовой от вдовы, княгини Акулины Волконской, которая затем досталась Лаврентию Артемьевичу Денисьеву. Афанасий вместе с братьями и матерью ушел в Елецкий у. в с. Студенец к ельчанину Василию Пашкову. Афанасий Карпов перечислил имущество своей семьи: две кобылы, два мерина, жеребенок, две коровы, два теленка, 20 свиней, 20 овец, железный котел и хлеб в гумне – одонье ржи [9, с. 294]⁸ , 3 одонье овса, одонье проса и овса, одонье гречихи, одонье пшеницы, четверик молоченой ржи, ржи в земле 50 полчетверика.

Лаврентий Денисьев жаловался, что Василий Пашков оспорил иск и назвал этих беглецов своими крестьянами, которые никогда не были за истцом «во крестьянех». Афанасия Карпова посадили в елецкую тюрьму до завершения разбирательства дела. Однако из жалобы прежнего владельца выяснилось, что елецкий воевода Савва Васильчиков «дружа Василию Пашкову» и Моисею Колычову, якобы за взятку, этого беглеца из тюрьмы выпустил в марте 1681 г. Поэтому Лаврентий Денисьев просил перенести рассмотрение этого дела в Козлов.

Еще помнились традиции козловского судебного самоуправления, когда с 1653 – 1670-е гг. существовала козловская губная изба. Кроме того, 1680 – 81 гг. – время краткого существования Тамбовского разряда, центром которого был г. Козлов. 7 мая 1681 г. в Козлов пришла грамота из Разрядного приказа, которая разрешала перенести рассмотрение дела о побегах крестьян козловскому воеводе Борису Петровичу Шереметеву.

7 мая 1681 г. доверенный человек Л. Денисьева Василей Бойков по поручению своего хозяина вновь подал челобитную козловскому воеводе Борису Петровичу Шереметеву с просьбой о сыске беглых крестьян своего помещика Афанасия Сидорова Карпова, которые в это время находились в Ельце. Назывались имена старосты Марка Микитина Прокудина с сыновьями Артамоном и Федором, Ивана Семенова Нестерова и Ивана Иванова Матвеева с женами и детьми, которые жили в Елецком уезде за помещиком. 13 мая 1681 г. воевода Борис Петрович Шереметев выслушал государев указ, подписанный дьяком Разрядного приказа Любимом Домниным, приказал послать на Елец к воеводе Саве Васильеву требование сыскать ельчанина Василия Пашкова, и «за поруками» прислать в Козлов для ответа⁹. Елецкий воевода отписался о посылке в Козлов Василия Пашкова за «поруками». Поручителями выступили местные елецкие жители: дети боярские и стрельцы. Однако елецкий воевода не прислал расспросных речей, стараясь замять свою причастность к этому делу.

13 мая 1681 г. стольник и воевода Борис Петрович Шереметев Моисея Колычова за прием беглых крестьян приказал выслать в Москву «за поруками», вместе с документами сыска. В это время в Козлове началась смена воевод. Вместо Шереметева, которого отозвали в Москву, приехал стольник, думный дворянин Иван Петрович Лихарев. Василий Пашков не поехал к новому воеводе в Козлов, ссылаясь, что тот судом «не ведает». Тогда в Елец воевода послал пристава Григория Невезнева с целью привода обвиняемых в Козлов. 25 мая 1681 г. воевода Савва Васильчиков из Ельца отпиской подтвердил посылку в Козлов Василия Пашкова, вместе с поручными записями¹⁰. Пристав Григорий Невезнев также беглого крестьянина Афанасия Карпова из Ельца изъял и привел его вместе с Василием Пашковым в Козлов в приказную избу. У Афанасия забрали три лошади, из которых воевода две лошади вернул ельчанину Василию Пашкову, а одну оставил в Козлове. В расспросе Афанасий Карпов, от своего крестьянства не отпирался и подтвердил свое прежнее проживание в с. Трегубово.

7 июня 1681 г. в Козлове в приказной избе думному дворянину и воеводе Ивану Петровичу Лихареву подал челобитную человек Лаврентия Денисьева Василий Бойков. В челобитной он обвинил Василия Пашкова в укрывательстве беглых крестьян из д. Трегубовой, Рязанского у. Василий Пашков после допроса из Козлова уехал к себе домой, а беглый крестьянин остался в козловской тюрьме¹¹. 17 июня 1681 г. думный дворянин Иван Петрович Лихарев выслушал дело и приказал освободить Афонасия Карпова из под караула, так как тот сидел под арестом достаточно много дней без пищи, и отдал на поруки. Такую поручную запись подал пристав Мартин Золотарев и еще несколько человек, а оформил поручную запись козловский площадной подьячий Антон Милицын 25 июля 1681 г.¹² Афанасий Карпов был отдан воеводой на поруки в «пожилых деньгах» на 125 руб. для отдачи Лаврентию Денисьеву.

Надобность в Тамбовском разряде отпала после подписания мира с Турцией весной 1681 г. Он еще по инерции просуществовал некоторое время и прекратил свое существование. Произошла новая смена воевод в лице стольника Евдокима Савича Языкова. Это заставила истца просить Разрядный приказ прислать другую грамоту на имя нового воеводы и потребовать от елецкого воеводы доставить старые расспросные листы по этому делу. В Козлове воевода, провел допрос Василия Бойкова и ответчика Василия Пашкова. Последний отметил, что братья Карповы в Рязанском поместье в с. Студенец не проживали и были старинными его крестьянами в с. Отскочном Елецкого уезда, а крестьянин Федор Васильев Карпов бежал от своего хозяина лет десять тому назад. В бегах у него родились 6 сыновей и все они Федоровы дети¹³. Именно они, после смерти отца, вернулись к нему в с. Студенец и были посажены в крестьянство. В качестве доказательств он представил выписи 1629, 1630, 1640, 1672 и 1678 гг.

Василий Пашков говорил, что крестьяне ему достались от родного брата Юрия Пашкова, за которым по писцовым книгам 1629 г. был записан Федор Васильев Карпов¹⁴. Юрий Пашков умер и поместье в 1640 г. отошло к Василию Пашкову. Указанный крестьянин от него бежал и в бегах прижил 6 детей. Сам Ф. Карпов в бегах умер, а его жена Марица с детьми вернулась к своему хозяину, то есть к Василию Пашкову. А он в 1675 г. «за старостью» отдал поместье своему внуку Леонтию Елисееву сыну Арнаутову. И в отказных и переписных книгах 1675 г. эти крестьяне записаны за Арнаутовым как Федькины дети, а не как Сидоровы.

В Козлове в приказной избе еще 27 января 1682 г. перед воеводой прошло очередное заседание суда. Речь опять шла о беглых крестьянах Афанасии Карпове и его братьях¹⁵. К этому времени Василий Пашков уехал к себе в Елецкий у., так и не предоставив в козловскую приказную избу крепости на своих крестьян. Вместо себя в суде он оставил своего человека Максима Иванова. Воевода Евдоким Савич Языков должен был вновь затребовать из Ельца все прежние распросные речи и провести новый сыск, а Лаврентию Денисьеву дать суд на его беглых крестьянах. Суд предлагалось проводить по государеву указу и Соборному Уложению. Спор теперь шел об отчестве братьев. Сторона Василия Пашкова утверждала, что братья дети Федора Васильева Карпова, а не Сидора Карпова. В ответ истец Василий Бойков подал другую сказку, которую прочли при Василии Пашкове, что они с помещиком ищут Афанасия Сидорова сына Карпова с братьями. Была представлена выпись 1640 г. с. Архангельского, Отскочном тож о крестьянине Василия Пашкова Федоре Васильеве сыне Тюльпы.

Допрос в Козлове Афанасия Карпова позволил уточнить информацию. Он вновь подтвердил информацию, что с отцом, матерью и братьями жил в д. Трегубовой, Рязанского у. у вдовы князя Ивана Волконского Акулины Федоровой дочери Волконской. После смерти князя они жили в д. Трегубовой еще два года. Когда умер их отец, они бежали с матерью и братьями лет десять до описываемых событий в с. Мяхково, Каширского у., Севского монастыря, оттуда перешли в Лебедянский у. в Троицкий монастырь и жили за игуменом. Затем через полгода ушли в Елецкий уезд в с. Студенец и записались за ельчанином Василием Гуровым Пашковым, где прожили 8 лет. Афанасий в расспросе сказал, что он с отцом и братьями в д. Трегубовой жили не за Лаврентием Денисьевым, а за вдовой Акулиной Волконской. А кто владеет этой деревней в настоящее время, он не знал. То есть ответчики настаивали, что нового хозяина села они не знают и к нему не имеют никакого отношения.

Ответчик Василий Пашков в расспросе подтвердил проживание в его поместье с. Отскочном, Елецкого уезда своего старинного крепостного крестьянина Федора Васильева, который в прошлых годах лет 10 тому назад бежал от него. Где Федор Васильев Карпов все эти годы жил, владелец не знал. В бегах Федор прижил шесть сыновей, а где умер, бывший владелец не ведал. Он представил в суд четыре выписи из писцовых книг 1629, 1640, 1672 и 1678 гг. с доказательствами «крепости». Так же вновь отметил, что в 1642 г. поместье его двоюродного Напомнил приход в его поместье с. Студенец, Елецкого уезда лет десять тому назад жены Федора Васильева Карпова Марии Козминой со всеми своими детьми, которые записались в крестьяне.

Представитель истца Василий Бойков пытался уличать ответчика «верой» и потребовал заменить поручителя Максима Иванова на самого Василия Пашкова, что бы «у веры быти ему Василию Пашкову самому, а человеку ево он не верет»¹⁶ . В. Бойков сослался на выписи 1646 г. из переписных книг Рязанского уезда, Ростиславского стану д. Трегубовой, где отец Афанасия Сидор Федоров Карпов и его брат Тит были записаны за вдовой, княгиней Акулиной Ивановной Волконской. А в писцовых книгах 1628/29 годов они числились за князем Иваном Федоровым Волконским. И его человек Василей Бойков сказал, что он Василия Федорова Карпова не ищет, а ищет беглого Афанасия Сидорова Карпова с братьями, которые в выписках записаны «Сидорковы Карпова дети, а не Федора Васильева».

Лаврентий Денисьев в своей челобитной в Разрядный приказ требовал вернуть всех своих беглых вместе с «животами» нажитыми за это время: включая стоячий, молоченный и лежащий в хранении хлеб. Он просил для этого прислать специальную государеву грамоту со ссылкой на статьи Соборного Уложения и проведения беспристрастного суда. Василий Бойкин, представляя интересы своего хозяина, в своей ссылке отметил, что на допросе в Ельце Афанасий Сидоров Карпов назвал себя крестьянином д. Трегубовой, как и его отец Сидор, который умер в д. Трегубовой в 1642 г. Василий Пашков в ответ подчеркнул, что Афанасий Карпов вышел от него из крестьянства и был испомещен в Елецком уезде на пустоши под Пружинским лесом, а в челобитье написан Афанасием Федоровым сыном. Василий Пашков пожаловался на суде, что в поручной записи на Ельце он приложил свою руку поневоле по требованию елецкого воеводы Савы Васильчикова, который решение принимал «дружа» Лаврентию Денисьеву. Поэтому на суде назвал мать Афанасия и братьев Марфой Петровной, а она на самом деле она Мария Кузмина дочь.

Василий Бойков представил суду выписи из переписных книг 1628 и 1636, а так же выпись 1662 г. вдовы княгини Акулины Ивановны Волконской на вотчину д. Трегубову, которой она поступилась Лаврентию Денисьеву. Эту вотчину за ним в Поместном приказе и записали.

Василей Пашков, просмотрев эту выпись, отметил, что в ней упоминается Федор Васильева сын Карпов, а он ищет Афонасия Сидорова сына Карпова. В приложенной выписи с елецких отказных книг 1672 г., подписанной Архангельским попом Игнатом, за его внуком Леонтием Арнаутовым в с. Никольском на р. Студенце, написаны крестьяне Афанасий, Федор и Игнат Федорова Васильева дети¹⁷. Эту выпись на суде прочли истцу Василию Бойкову. Проверка же на месте в селе Архангельском, Отскочном тож показала, что в крестьянство написаны Афанасий, Федор, Тимофей Сидоровы дети Карпова, а не Федора Васильева сына Карпова. Их дед Федор Карпов имел двух сыновей: Сидора и Тита. Василий Пашков отметил, что Афанасий Карпов ушел от него в Елецкий уезд на пустошь по Пружанским лесом и в челобитной он написан Афанасием сыном Федора Васильева сына.

Истец Василий Бойков на суде сказал, что на слушании Афанасия с братьями назвали детьми Федора, а на Ельце в поручной записи – детьми Сидора. К этой записи руку приложил Василий Пашков. Он же называл мать Афанасия с братьями, Марфуткой дочерью Петра, а не Марией дочерью Кузмина.

В ответ Василей Пашков подготовил четвертую выпись из елецких переписных книг, стольника и воеводы Василия Юшкова и подьячего Алексея Острикова 1678 г. Он указал, что Василий Сидорков сын Карпов, родной брат Афанасия, подтвердил свое проживание в с. Трегубово, где и умер его отец Сидор. Оттуда они сошли в Елецкий у. к Василию Пашкову и по этой книге записаны за его внуком Леонтием Арнаутовым. По ней в Елецком уезде, в с. Студенец числились в крестьянах Афанасий Федоров сын Карпов вместе со своими братьями. Эта выпись вновь зачитали Василию Бойкову. Василий Пашков просил подготовить государев указ на основании статей Соборного Уложения о возвращении беглецов.

В Козлове пристав Тихон Кудрявцев собрал поручные записки, поручителей этого дела, которыми стали: князь Федор Иванов Селиховский, Иван Григорьев Головин и ряд других представителей дворянства. Они брали на себя обязательство следить за запретом Василию Пашкову без государева указа выезжать из Козлова до завершения дела. Поручную запись подготовил козловский площадный подьячий Федор Попов в 1682 г.

Весной 1682 г. козловский воевода, стольник Евдаким Саввович Языков провел несколько заседаний суда с расспросом участников дела. Обе спорные стороны прикладывали к своим челобитным выписи из писцовых книг разных годов. Допрос Афанасия Сидорова сына Карпова опять уточнял хронологию бегства его семьи из д. Трегубовой, в с Мягкое Каширского у., а затем через полтора года лебедянский Троицкого монастырь, а отсюда перешли к ельчанину Василию Пашкову в с. Студенец, Елецкого у. и записались крестьянами¹⁸. Он же назвал прозвище своих братьев – Пустошкины, а каково было прозвище отца, они не знают. Вскоре умерла их мать. Они вновь подтвердили, что за Лаврентием Денисьевым с отцом и матерью не проживали.

Истец опять обратил внимание, что ответчик назвал Афанасия Карпова детьми Федора, а он ищет Афанасия сына Сидорова. Василий Пашков назвал мать Пашковых Марий Кузминой дочерью, а она Марфа Петрова дочь, то есть уличил ответчика в обмане. В качестве оправдания Василей Пашков сказал, что его заставил поручную запись так подписать елецкий воевода Савва Васильчиков. В поручной записи, присланной из Ельца в Козлов, Афанасий Карпов записан Сидоровым сыном, крестьянином Василия Пашкова и он же в поручной записи был записан первым и подтвердил ее своей подписью. Воевода потребовал рассмотреть вопрос о пытке крестьянина Василия Карпова Василием Пашковым. Сам Василий Пашков на допросе ответил на эти обвинения, что он пытать не имел права и этого не делал.

Суд опять обратился к статьям Соборного Уложения. Так по 9 статье 11 главы бежавшие крестьяне, записанные в книгах 1636 и 1637 гг., должны быть возвращены своим прежним владельцам вместе с детьми, женами, с хлебом стоячим и молоченным без урочных лет [11, с. 235 – 236]. Здесь же приводилась еще статья 10 из 20-й главы Соборного Уложения, по которой рассматривалась судьба беглых людей. В тоже время этим проблемам посвящались 10 и 14 статьи, регулировавшие положение крепостного, которого отпустил прежний хозяин или если хозяин умер¹⁹. В любом случае у крестьянина должна быть отпускная грамота, иначе он считался беглым.

Полковым казакам Заворонежской козловской слободы было приказано привести в Козлов из Ельца обвиняемого в укрывательстве беглецов Василия Пашкова. Они дали поручную запись доставить его в Козлов до 27 июня 1682 г., с условием, если не выполнят поручение, то на них будет наложена государева пеня²⁰. С Василия Пашкова за беглых крестьян по государеву указу предлагалось взять 10 руб. на год, а за 10 лет 100 руб., да за «проести и волокиты» 54 руб. 30 алтын, а так же обеспечить за свой счет возвращение беглых обратно в Рязанскую вотчину²¹ . Василий Байков подал челобитную, что еще 4 апреля 1682 г. Василий Пашков пообещал вернуть его хозяину в д. Трегубово беглых крестьян с женами, детьми и хлебом. Однако к 9 мая 1682 г. ни крестьян, ни денег он не представил. Вместо этого Василий Пашков привез в козловскую приказную избу челобитную, что родные братья Афанасия Карпова ушли в с. Отскочное в вотчину Матвея Богдановича Милославского и просил привести их в Козлов с приставом²². Василий Пашков отметил, что у него остались только Семен и Тимофей Карповы.

Василий Пашков пожаловался в Разрядный приказ, что человек Лаврентия Денисьева приехал в Елец и перехватил крестьян его внука Федота и Фотия Карповых без пристава. Они ехали в Елец к хозяину с припасами, их задержали и ограбили, а затем отвели в поместье к своему хозяину. 28 мая 1682 г. Василий Бойков вместе с 12 крестьянами приехали к Леонтию Арнаутову в деревню и забрали с собой Семена Карпова, его братьев, крестьянских жен и их детей, а так же 5 коров, кобылу, 20 овец, 8 свиней. Крестьян Потапа, Ефтея, Максима и Панка, которые поехали в Козлов побили и ограбили, забрав 4 подводы, 3 меринов и одну кобылу с хомутами и крестьянские зипуны. Мерина оценили в 6 руб., кобылу в 7 руб., зипун 0,5 руб. и телеги с хомутами по 0,5 руб. Василий Пашков просил передать дело на рассмотрение в Разрядный приказ, не доверяя суду в Козлове. Лаврентий Денисьев в челобитной на государево имя отмечал, что елецкий воевода «дружа» двум елецким помещикам никаких документов о первоначальном сыске не прислал в Козлов. Он просил подготовить другую грамоту на нового козловского воеводу. Такая грамота 3 ноября 1682 г. была послана в Козлов стольнику и воеводе Евдокиму Языкову²³. По ней велено Василия Пашкова и его внука Леонтия Арнаутова привести в Козлов.

Однако в Козлове продолжились смены воевод, сначала стольник Петр Стромичевский, затем приехал стольник Федор Павлович Языков, а 20 июня 1682 г. на место козловского воеводы назначили стольника Василия Михайловича Дмитриева. Эти перемены в руководстве Козлова затянули следственное дело, так как приходилось просить прислать государеву грамоту на нового воеводу. Следственное дело продолжил стольник Василий Михайлович Дмитриев. В связи со смертью царя Федора Алексеевича, грамота новому козловскому воеводе пришла от царей Ивана и Петра Алексеевичей. В Москву 21 октября 1682 г. бил челом Лаврентий Артемьев сын Денисьев. Ему удалось вернуть себе Федора и Афанасия Карповых с женами и детьми опять в крестьянство, но по остальным беглецам результата не было.

В разгар следственного дела, в декабре 1682 г. козловский стрелец Василий Бородин послал в Разрядный приказ челобитную с просьбой освободить своего брата Федора из козловской тюрьмы. Он угодил туда за то, что, будучи приставом при арестанте Афанасии Карпове, упустил его в Козлове. Арестованный бежал из-под караула, захватив с собою двух лошадей и епанчу своего хозяина. Основываясь на X главе, статьи 271 Соборного уложения, пристав, не уследивший за «приводным» человеком, сам попадал под наказание выдачи «головой» истцу [11, с.61]. Василий Бородин жаловался, что его брат попал в тюрьму, сидит там уже три недели и может умереть голодной смертью. В тюрьмах того времени арестантов не кормили. Это делали их родственники или они просили милостыню. Дальнейшая судьба Федора Бородина в документе не прослеживалась.

Дело затянулось, в связи с бегством обвиняемых, и уже 7 сентября 1688 г. на Усмонь была отправлена грамота к Василию Кропотову с требованием отыскать и расспросить беглых крестьян Афанасия Карпова и Меркула Васильева с товарищами и проверить по книгам, в каком году они пришли в Усмань и Демшинск²⁴. Если они записаны в службу в 1675 г. или в тягло в 1653 г., то им суда крестьянского не давать, оставить в прежнем состоянии. Если же они пришли после указанных сроков, то необходимо дать суд и указ учинить по новым статьям и о том уведомить Разрядный приказ.

Выяснилось, что в 1685 г. крестьяне Федор Сидоров с братьями вновь бежали из Данковского поместья, д. Ягодное от своих хозяев Лаврентия и Андрея Артемьевых детей Денисьевых. Причем побеги были массовыми. В 1685 г. из д. Трегубовой Рязанской вотчины бежала группа крестьян во главе с Осипом Ляховым, а в 1688 г. еще одна группа беглецов с. Зимина Сидор Пантелеев и Данила Никитин Кушанниковы, с женами, братьями и детьми. В 1687 г. из с. Синово бежали крестьяне Андрей Тарасов сын Зарубин с друзьями. Притягательным местом для нового побега стал Демшинский городок, где осели все беглецы. Сам городок был построен на Усманском участке Белгородской черты в 1637 г. как стоялый острожек, однако в 1684 г. его перестроили и сделали жилым [2, 225]. По указу государей, грамотой из Разрядного приказу и челобитья Лаврентия и Андрея Денисьевых во вновь построенный Демшинский жилой городок были посланы служилые люди для сыска беглых крестьян: Афанасия и Федора Карповых, Игната Устинова, Меркула Васильева с товарищами, женами и детьми²⁵. Однако беглецы «учинились сильны» и сыщикам не дались, последним пришлось вернуться в Усмань. Усманский воевода Василий Кропотов послал в Демшинск площадного подьячего Мину Санникова и 20 стрельцов для ареста беглых крестьян, но опять безуспешно. Местные не подчинились приказу. Тогда усманский воевода 22 декабря 1688 г. послал в Демшинск 40 стрельцов во главе с сыном боярским Петром Косякиным, а демшинский голова Лазарь Путилин выдал сыщикам 5 человек денщиков. Беглецы и местный житель Сергей Банников, на дворе у которого собралось более 100 человек с ружьями, грозились не выполнить распоряжение о выдачи беглых, даже если приедет усманский воевода. Они потребовали грамоту из Москвы или от белгородского воеводы, боярина Бориса Петровича Шереметева, выбежали против сыщиков с дубьем и цепями, били их «смертным боем», заставили стрельцов отступить от городка более чем на 2 версты, убили при этом две лошади и захватили в плен двух стрельцов.

После этих событий Федор Сидоров Карпов с товарищами приходил в Рязанскую вотчину своего помещика, подговаривая крестьян с ними бежать, поджигая дома и крадя лошадей у тех, кто не соглашался, то есть, призывал к бунту. Часть крестьян бежали с ними. А остальные крестьяне вынуждены были платить пошлину за беглецов, что приводило к убыткам и разорению. Челобитчики требовали государеву грамоту воеводе Белгородской полка Борису Петровичу Шереметеву для принятия мер. Такую государеву грамоту подали 23 февраля 1689 г., когда другая группа беглецов из с. Синово Андрей Тарасов сын Зарубин и д. Струнины Ефим Дмитриев сын Масленников с женами, детьми, племянниками и внуками так же сбежали в Демшинский городок²⁶. Помещик жаловался, что беглецы приходили в его вотчинные владения и подговаривали односельчан бежать в Демшинск. В ответ на челобитную в Усмань воеводе, стольнику Василию Ивановичу Кропотову посылается государева грамота. В ней перечисляются все случаи побегов его крестьян в 1687 – 88 гг. из сел Вязовки, Зимина и Струны, сельца Иванчиково, деревень Сапково и Вяженка. Все они сбежали в новый Демшинский острог. Требование проведение сыска опять ссылалось на сроки прихода беглецов в Усманский у. а также дачу суда и отдачи в крестьянство Лаврентию Анофрею Денисьеву, с возвращением оружия и денежного жалования «на великих государей». Такую грамота составили в Москве 7 сентября 1688 г²⁷. Всю документацию по суду необходимо было прислать в Разрядный приказ дьяку Василию Григорьевичу Семенову [1, с. 468 – 469]²⁸ .

Завершить это следственное пришлось руководителю Белгородского разрядного полка, боярину и воеводе Борису Петровичу Шереметеву. 23 февраля 1689 г. ему была послана государева грамота для подготовки указа о поиска беглых крестьян²⁹. Документ ссылался на статьи Соборного Уложения 119, 141, 142, 147, по которым расписывалось наказание за непослушание приставам и попытками их избить. Виновных ждало наказание в первом случае батогами и 1 месяц тюрьмы, во втором случае батогами и 3 месяцами тюрьмы. Воевода должен был организовать сыск беглых силами стрельцов и пушкарей.

Завершения судебного дела в документе нет, но можно предположить, что участников этой многолетней тяжбы, связанной с попытками запутать следствие, ожидало максимально серьезное наказание и возвращение к своим прежним владельцам, тем более, речь шла о непослушании властям.

4. Заключение.

Судебное дело о беглых крестьянах 1670 – 80-х гг. выявило новые черты по сравнению с предшествующим периодом. Оно началось с банального судебного разбирательства между двумя помещиками о праве собственности на крестьянах. Крестьяне ушли от рязанского помещика и записались за елецким, что наводило на мысль о личных неприязненных отношениях с прежним владельцем. Причем ответчик придумал историю с заменой отчества беглых, настаивая на их происхождение от другого отца. Поражает тщательность проработки всех вариантов судебного производства. Поддержка требований истца, с просьбой перенести дело из Ельца в нейтральный Козлов, где, как он считал, воевода поддерживал своих местных помещиков. Шла кропотливая работа с документацией процесса, связанного с неоднократным опросом все участников, использованием многочисленных выписок из различных писцовых актов для подтверждения слов истца и ответчика, привлечением для постоянного ведения дела представителей сторон. Однако в завершении эта история стала напоминать процессы 30 – 60-х гг. XVII в., когда основной целью беглецов становилось желание сменить социальный статус и записаться в служилые люди со всем комплексом положенных льгот. На завершающем этапе побега видны те же намерения: воспользоваться ситуацией, уйти в новый Демшинский острог и записаться в служилые люди. Результатом стало неподчинение властям в лице приставов и сопровождающих их служилых людей, с отказом слушать усманского воеводу, попытка сманить часть бывших односельчан в новопостроенный городок. А это уже походило на бунт и «воровство», что власть должны была жестко наказать. Время свободного бегства на окраины прошло, южные земли фактически превращались из окраинных, малозаселенных в коренные территории государства.

---

Источники

1 Российский государственный архив древних актов (долее РГАДА). Ф. 210. Оп. 1. Д. 538.

2 Там же. Л. 1 – 4.

3 Там же. Л. 45 – 46.

4 Там же.

5 Там же Л. 43 – 44.

6 Там же. Л. 46 – 47

7 Там же. Л. 49 – 52.

8 Одонье – круглая, с заостренной вершиной кладь из снопов необмолоченного хлеба, или второй вариант -участок с которого снимается такая кладь.

9 Там же. Л. 10 – 12.

10 Там же. Л. 10 – 13.

11 Там же. Л. 86 – 102.

12 Там же. Л. 23 – 24.

13 Там же. Л. 137- 138.

14 Там же. Л. 201.

15 Там же. Л. 72 – 80.

16 Там же. Л. 91.

17 Там же. Л. 120 – 130.

18 Там же. Л. 83 – 84, 141.

19 Там же. Л. 104 – 105.

20 Там же. Л. 164.

21 Там же. Л. 150 – 152.

22 Там же. Л. 157 – 159.

23 Там же. Л. 199 – 200.

24 Там же. Л. 220 – 221.

25 Там же. Л. 222 – 228.

26 Там же. Л. 229.

27 Там же. Л. 232 – 235, 239 – 242.

28 В.Г. Семенов большую часть своей жизни служил в Разрядном приказе, с 1663 г. сначала подьячим, а затем дьяком до 1676 г., с 1676 по 1696 гг. – думный дьяк Разрядного приказа.

29 РГАДА. Ф. 210. Оп. 1. Д. 538. Л. 268 – 278.

Список источников и литературы

1. Веселовский, С. Б. (1975). Дьяки и подьячие XV – XVII вв. М.: Наука. 607 с.

2. Загоровский, В. П. (1969). Белгородская черта: Издательство ВГУ. Воронеж. 291с.

3. Козлова, Н.В. (1983). Побеги крестьян в России в первой трети XVIII в. (Из истории социально-экономической жизни страны). М.: Издательство Московского университета. 150 с.

4. Мизис, Ю. А. (2015). Поиски беглецов на южной границе России в 30-40-х гг. XVII в. (на примере Козловского уезда) // Вестник Тамбовского университета. Сер. Гуманитарные науки. № 20. Вып. 10. С. 37-46.

5. Мизис, Ю. А. (2023). На южных рубежах Московского государства: в 3 кн. История заселения и освоения Тамбовского и Козловского уездов» в XVII в. (1635-1696 гг.): Тамбов. Издательский дом «Державинский». Ч. 2. 518 с.

6. Новосельский, А. А. (1926). Побеги крестьян и холопов и их сыск в Московском государстве второй половины XVII в. // Труды института истории. С. 327 – 354.

7. Новосельский, А. А. (1946). Отдаточные книги беглых как исторический источник для изучения народной колонизации на Руси в XVII в. // Труды историко-архивного института. Т. 2. С. 127-179.

8. Прохоров, М. Ф. (2003). Демографические источники XVII – начала XVIII вв. по генеалогии крестьян в России // Тезисы докладов и сообщений XV научной конференции. Российский государственный гуманитарный университет, историко-архивный институт, кафедра источниковедения и вспомогательных дисциплин. С. 268 – 270.

9. Словарь русского языка XI – XVII в. (1987). М.: Наука. Т. 12. 384 с.

10. Словарь русского языка XI – XVII в. (1997). М.: Наука. Т. 22. 299 с.

11. Соборное Уложение 1649 года. (1987). М.: Наука. 448 с.

12. Швецова, Е.А. (1966). Колонизация Тамбовского уезда в XVII веке // Ежегодник по аграрной истории Восточной Европы. Кишинев: АН СССР. С. 208 – 216.

13. Шулятьева, А.С. (2020). Сыск беглых крестьян по российскому законодательству второй пол. XVII в. // Европа в Средние века и Новое время: Общество. Власть. Культура. Материалы VII Всероссийской с международным участием научной конференции молодых ученых. Ижевск: Удмуртский федеральный исследовательский центр Уральского отделения Российской академии наук. С. 210 – 216.