Автор: Виноградов Андрей Владиславович
Журнал: Вестник Сургутского государственного педагогического университета 2017
Европейская колонизация – заселение и хозяйственное освоение европейцами новых территорий в XVI-ХХ вв. – стала одним из важнейших процессов в новой и новейшей истории, который предопределил современную этнополитическую карту мира. Благодаря активной колониальной политике, представители европеоидной расы к настоящему времени составляют большинство населения почти во всех государствах умеренных широт, кроме нескольких, которые лишь в порядке исключения не были заселены европейцами в предшествующие столетия [7, с. 163].
В свою очередь, русские представляют собой один из наиболее многочисленных народов Европы. Кроме Российской Федерации, где доля русского населения превышает 80%, представители этой народности составляют значительную часть населения 11 других государств, прежде входивших в состав Российской империи и СССР. Очевидно, что подобный демографический успех на обширнейшей территории с различными природными и географическими условиями не мог основываться только на агрессивном военном вмешательстве. Он является следствием продолжительного государственного строительства и экономического развития регионов, вошедших в состав Российского государства. Важность этих процессов выразил В.О. Ключевский в своем известном высказывании: «История России – это история страны, которая колонизируется».
Исход колонизационной политики зависел и от того, насколько эффективными в новых условиях окажутся привычные колонистам методы хозяйствования: выживет ли домашний скот, дадут ли урожай сельскохозяйственные культуры. Фактически в освоении новых территорий принимали участие не только люди, но и биологические виды, сопровождавшие их: растения, животные и микроорганизмы.
Основные работы российских исследователей об истории русской колонизации, учитывающие ее географические аспекты, были созданы еще до Октябрьской революции 1917 года. Среди них исследование Г.И. Перетятковича «Поволжье в XV и XVI веках. Очерки из истории края и его колонизации» [11] и, прежде всего, труд М.К. Любавского «Историческая география России в связи с колонизацией» [9]. В советское время вопросы взаимодействия человека и природы в процессе колонизации не получали должного развития из-за идеологических барьеров, связанных с представлениями о руководящей роли народных масс в историческом процессе и отрицанием географического детерминизма. Лишь в 2000-х гг. и позднее был опубликован ряд исследований экологической истории русской колонизации, в том числе работа Дэвида Муна, посвященная южнорусским степям [16]. Ряд актуальных исследований посвящены освоению Сибири, многие регионы которой начали активно осваиваться земледельческим населением лишь с началом российской колонизации.
За пределами фокуса историко-экологических исследований по-прежнему остаются многие важные аспекты освоения Россией новых территорий, в том числе и покорение Казанского ханства, которое долгое время оставалось труднопреодолимым барьером на пути русской колонизации. Завоевание Казани Иваном Грозным в 1552 г. стало отправной точкой длительного периода миграции и динамичного роста русского населения [15, с. 863].
Казанское ханство представляло собой феодальное государство в Среднем Поволжье, образовавшееся после распада Золотой Орды и просуществовавшее с 1438 по 1552 гг. Основное население ханства составляли тюркские (татары, башкиры, чуваши) и финно-угорские (предки современной мордвы, марийцев и удмуртов) народы.
Стремление русской администрации к завоеванию восточных территорий было обусловлено целым рядом причин, среди которых не последнюю роль играли природные факторы. Почвы на большей части Московского царства состояли из малоплодородных супесей и суглинков. Климат в XVI в. был холоднее и оставлял для полевых работ очень узкий промежуток времени. Климатические условия XVI столетия позволяли крестьянину обработать должным образом лишь весьма небольшой участок земли, что требовало расширения пахотных угодий. Экстенсивное земледелие осложнялось высокой лесистостью московских территорий, в связи с чем власть была вынуждена вводить значительные льготы для тех, кто селился на собственноручно расчищенной от леса земле [1, с. 143]. Изменение ландшафта и активный перепромысел в Московском царстве уже к началу XVI заметно повлияли на сокращение численности некоторых видов животных, прежде всего бобров и соболей [6, с. 42].
Казанское ханство обладало весьма привлекательными для Москвы землями, которые благоприятствовали бы развитию сельского хозяйства русского типа, однако решающую роль здесь играло не сходство (как утверждает дореволюционная российская историография [14, с. 2-3]), а различие природно-климатических условий.
Несмотря на обширную территорию Казанского ханства, активному хозяйственному освоению к середине XVI в. здесь подверглась лишь сравнительно небольшая часть государства при слиянии рек Волги и Камы, где было сконцентрировано татарское земледельческое население. Однако его численность, по оценке Д.М. Исхакова, была сравнительно небольшой и составляла около 210 тыс. человек [4, с. 136]. Другие народы, населявшие ханство, не имели развитой культуры земледелия и жили за счет присваивающих форм хозяйства. На момент завоевания природа Казанского ханства подверглась антропогенному влиянию в гораздо меньшей степени, чем территории Московского царства.
По этой причине Казанский край представлялся русской аристократии землей в высшей степени плодородной, изобилующей всеми необходимыми природными богатствами. «Казанский летописец» так описывал средневековую Казань: «Очень удобное место, красивое, обильное пчелами, плодородное. Здесь много зверей и рыбы, и разнообразных угодий», добавляя при этом существенную деталь: «Не найти можно другого такого места нигде в Русской земле, и неизвестно, найдется ли в чужих землях» [12, с. 10-11]. С таким же восхищением об окрестностях Казани отзывался князь Андрей Курбский, один из руководителей похода на Казань: «В земле той поля великие и очень изобильные на всяческие плоды… И села частые, и разнообразных злаков там великое множество. Там водятся дорогие куницы и белки, и прочие звери, подходящие и к еде, и к изготовлению одежды. А чуть за тем далее множество соболей, и меда диких пчел, и не знаю, где бы под солнцем больше было!» [8]. Русские авторы подчеркивали, что Казанский край не имеет аналогов по своему плодородию ни в России, ни в мире.
В течение нескольких лет после завоевания Казани политика московских властей была направлена на то, чтобы подавить сопротивление феодальной аристократии Казанского ханства и уничтожить прежнее крупное феодальное землевладение. В отношении простого инородческого населения проводилась политика «замирения»: русская администрация признавала за коренными народностями право на землю, если они соглашались выплачивать ясак в пользу московского царя.
Тем не менее на наиболее подходящих для земледелия и стратегически значимых территориях коренное население практически полностью сменилось русским уже к концу XVI столетия. К этому времени исчезли многие населенные пункты вокруг Казани и по берегам крупных рек. Последнее обстоятельство было вызвано тем, что реки играли особую роль в процессе русской колонизации: по словам А. Дж. Тойнби, «подобно тому, как современные западные “строители империи” подавили своих примитивных противников превосходящей индустриальной мощью, казаки1 подавили кочевников, опираясь на развитую культуру земледелия. Они обосновывались на реках, представлявших собой естественное препятствие для кочевых племен. Реки были серьезной преградой для кочевников-скотоводов, не имевших навыков использования их в качестве транспортных артерий, тогда как русский крестьянин и дровосек, издавна знакомый с традицией скандинавского мореплавания, был мастером речной навигации» [13, с. 148]. К примеру, российские владения на реке Суре в XV в. увеличивались первоначально вдоль ее левого берега, где были основаны Сурск, Пенза и Ядрин, а затем вдоль правого, и долгое время колонизационное движение не проникало в глубинные территории.
Земли вокруг них являлись также наиболее подходящими для развития сельского хозяйства. В долинах рек и на водораздельных склонах преобладали плодородные черноземные почвы [10, с. 225], привлекавшие крестьянское население. После того как возвышенные, открытые места по берегам крупных рек были заняты, поток населения с северо-запада Европейской части России и из пермских земель способствовал появлению русских деревень и пашни на участках, прежде покрытых лесом. Наиболее активно расчистка лесов под сельскохозяйственные нужды происходила, согласно данным Писцовых книг, в середине XVI столетия, сразу после взятия Казани, и в середине XVII в., когда крестьянское население вернулось на места, заброшенные в период Смутного времени. Русское крестьянство стремилось превратить в привычный для него сельскохозяйственный ландшафт не только леса, но и другие угодья, в том числе луга и болота. К примеру, около села Городище (современный Буинский район Республики Татарстан) незадолго после его основания находилось большое болото; «в пашне болотце» располагалось также у деревни Куземкиной, вследствие чего вся окрестная земля в конце XVI в. классифицировалась как «худая». Однако вследствие активной хозяйственной деятельности местных крестьян уже через полвека их земли перешли в разряд «добрых», и о болотах писцовые книги более не упоминали [11, с. 59].
И русское крестьянство, и чиновники делили всю осваивавшуюся землю на две возможные категории: «добрую» (плодородную, благоприятствовавшую обильным урожаям) и «худую», которая плохо подходила или вовсе не подходила для обработки. Закономерно, что население и административный аппарат Московского царства рассматривали природные ландшафты исключительно как ресурс, которым следовало эффективно и прибыльно распоряжаться. Однако подобное утилитаристское упрощение ландшафта, исключавшее из рассмотрения все разнообразие биологических видов и природных комплексов, располагавшихся на определенной территории, в конечном итоге приводило к ухудшению качества окружающей среды и падению плодородия почв. В связи с этим земли Казанского края часто переходили не только из изначально «худых» в «добрые», но и наоборот. Случалось, что одни и те же территории меняли свой статус не единожды, но по различным причинам естественного либо антропогенного характера.
Первым бросающимся в глаза следствием активной распашки земель стало резкое сокращение лесов на территории Казанского края и последовавшее за ним оскудение гидросферы. В первую очередь оно стало заметным на небольших реках, которые прежде протекали в лесах и имели относительно небольшую площадь водосбора. Из писцовых книг видно, что на рубеже XVI-XVII вв. деревне Агишево (Ульянково) и починку Корноуховскому, стоявшим на берегах реки Берля, принадлежали в общей сложности 6 крестьянских «меленок-колотовок» (небольших крестьянских мельниц с горизонтально лежащим колесом). Все они исчезли уже к середине XVII столетия, хотя количество обрабатываемых земель в деревнях не сократилось и, очевидно, потребность в помоле оставалась прежней, если не возросла [11, с. 59]. Вероятнее всего, причиной явилось резкое сокращение уровня воды в реке.
Помимо сокращения водоемов обезлесение оказало влияние на разлив крупных рек: вследствие него половодье стало менее длительным, но более обширным. Города, стоявшие на берегах Волги, столкнулись с этим явлением уже в середине XVI в., что видно на примере Васильсурска. Этот город был выстроен в 1523 г. на вершине и по склонам возвышающейся над Волгой горы, а в 1556 г. его уже пришлось перестраивать, поскольку половодье затопляло близкие к реке строения: «Василь-город переставлен, а убавлено его снизу, по горе учинен» [12, с. 273].
Особую роль в трансформации системы взаимодействия между обществом и природой играло государство, чья власть постепенно утверждалась на территории бывшего Казанского ханства. По мере заселения этой территории и вовлечения коренных народов края в российскую государственную систему, власть утверждала объемы и характер повинностей, которые должны были выплачиваться податными сословиями. Часто ясак выплачивался шкурками пушных зверей, некогда водившихся здесь в большом количестве. Постепенное сокращение их популяции обычно вело к удорожанию стоимости пушнины и, следовательно, еще более активному перепромыслу. В XVII столетии две шкурки чернобурых лисиц могли стоить целое состояние, что заставляло людей вести на них охоту в самых отдаленных и незаселенных территориях [2, с. 60]. Уже к началу XIX в. в Казанской губернии перестали водиться многие промысловые виды, в том числе бобры, прежде обитавшие здесь в больших количествах. При освоении новых территорий особое внимание уделялось бобровым гонам, право пользования которыми могло быть закреплено как за коренным населением, так и за русскими переселенцами. Ряд зафиксированных в челобитных случаев, когда законный владелец не успевал воспользоваться своим законным правом на гоны из-за браконьеров, позволяет судить о том, что на протяжении многих десятилетий они эксплуатировались достаточно активно и не всегда осмотрительно [3, с. 62-65].
Итак, русская колонизация территорий Казанского ханства происходила в русле общеевропейской колонизационной политики: как и в других регионах мира, факторы окружающей среды играли здесь большую роль и на этапе планирования военной экспансии, и в период освоения территорий. Привнесенный русским населением тип хозяйствования способствовал более быстрой трансформации окружающей среды за счет увеличения доли пашни в общем числе угодий, преобразования естественных ландшафтов в сельскохозяйственные. Распашка земель и обезлесение становились причиной изменения гидрологического режима рек, сокращения видового разнообразия.
Вместе с тем российская колонизация неизбежно имела и свои особенности, выражавшиеся преимущественно в значительном влиянии государства на происходившие процессы. Власть российских царей стремилась к созданию так называемых «всеобщих условий производства», которые способствовали бы ускоренному экономическому развитию: создавались приграничные города-крепости, строились грандиозные оборонительные сооружения – засечные черты, прокладывались протяженные сухопутные тракты. Подобная политика приводила к более интенсивному влиянию человека на окружающую среду. Однако в целом природа бывшего Казанского ханства не воспринималась Российским государством в качестве «военного трофея» и не подвергалась такой хищнической эксплуатации, как отдельные колониальные приобретения других европейских государств.
Примечания
1 Слово «казак», по указанию А.Дж. Тойнби, дается здесь в трактовке их номадических противников и обозначает русских в целом.
Литература
1. Акты социально-экономической истории Северо-Восточной Руси конца XIV – начала XVI в. [Текст] : в 3 т. Т. 2. – М. : АН СССР, 1958. – 727 с.
2. Гололобов, Е.И. Человек и природа на Обь-Иртышском севере (1917-1930). Исторические корни современных экологических проблем [Текст] / Е.И. Гололобов. – Ханты-Мансийск : Новости Югры, 2013. – 214 с.
3. Грамота от имени царя Михаила Федоровича уфимскому воеводе о присылке в Москву подьячьего для очной ставки с жителем д. Кугарчино Б. Ян-зигитовым, оспаривающего право на бобровые гоны «башкирцев» К. Тем-генева и Д. Атеева [Текст] // Восточное Закамье в XVII веке : сб. док-ов и мат-ов / сост. В.В. Ермаков, Ю.Н. Иванов. – Казань : Изд-во Казан. ун-та, 2006. – С. 62-65.
4. Исхаков, Д.М. Этнополитические и демографические процессы в XV-XX веках [Текст] / Д.М. Исхаков // Татары ; отв. ред. Р.К. Уразманова, С.В. Чеш-ко. – М. : Наука, 2001. – С. 101-152. (Серия «Народы и культуры»).
5. Казанская история [Электронный ресурс] // Институт русской литературы (Пушкинский Дом) РАН.
6. Кириков, С.В. Промысловые животные, природная среда и человек [Текст] / С.В. Кириков. – М. : Наука, 1966. – 348 с.
7. Кросби, А.У. Экологический империализм: трансатлантическая миграция западных европейцев как биологический феномен [Текст] / А.У. Кросби // Человек и природа: экологическая история ; под общ. ред. Д. Александрова, Ф.-Й. Брюггемайера, Ю. Лайус. – СПб. : Алетейя, 2008. – С. 161-179.
8. Курбский, А. История о великом князе Московском [Электронный ресурс] / А. Курбский // Институт русской литературы (Пушкинский Дом) РАН.
9. Любавский, М.К. Историческая география России в связи с колонизацией [Текст] : Курс, читанный в Московском университете в 1908-1909 гг. / М.К. Любавский. – М. : Типо-Литография К.Я. Любимова, 1909. – 405 с.
10. Очерки по географии Татарии [Текст] / под ред. Н.И. Воробьева и В.Н. Се-ментовского. – Казань : Таткнигоиздат, 1957. – 357 с.
11. Перетяткович, Г.И. Поволжье в XV и XVI веках: Очерки из истории края и его колонизации [Текст] / Г.И. Перетяткович. – М. : Тип. Грачева и К°, 1877. – 334 с.
12. Полное собрание русских летописей [Текст] : в 43 т. Т. 13. Первая половина. VIII. Летописный сборник, именуемый Патриаршею или Никоновскою летописью. – СПб. : Тип. Н.И. Скороходова, 1904. – 302 с.
13. Тойнби, А.Дж. Постижение истории [Текст] : сборник / А.Дж. Тойнби. – М. : Айрис-Пресс, 2010. – 640 с.
14. Трофимов, В.О. Поход под Казань, ее осада и взятие в 1552 году. Сообщение, читанное в Казанском офицерском собрании Генерального штаба капитаном Вл. Трофимовым [Текст] / В.О. Трофимов. – Казань : Типография окружного штаба, 1890. – 125 с.
15. Moon, D. Peasant Migration and tne Settlement of Russia’s Frontiers, 1550-1897 [Text] / D. Moon // The Historical Journal. – Vol. 40. – No. 4. – P. 859-893.
16. Moon, D. The Plough that Broke the Steppes. Agriculture and Environment on Russia’s Grasslands, 1700-1914 [Text] / D. Moon. – Oxford : Oxford University Press, 2013. – 319 p.