Автор: Скрябина Людмила Анатольевна
Журнал: Ученые записки музея-заповедника «Томская Писаница». 2019
О времени постройки Верхотомского острога в сибирской историографии долгое время бытовали самые различные мнения. Датой его основания называли 1657, 1665, 1667, 1696 гг., но при этом никто из исследователей не ссылался на какие-либо документальные источники [Костров, 1879; Емельянов, 1978, с. 18; Резун, 1996, с. 99; Разинкин,1996, с. 27].
После публикации в 1988 г. А.Х.Элертом экспедиционной рукописи Г. Ф. Миллера «Описание Томского уезда Тобольской Провинции в Сибири в нынешнем его состоянии, в октябре 1734 года» [РГАДА, ф. 199, портф. 526, ч. 2, д. 6, лл. 1-36 об.], указанная в ней дата – 1665 г. – была признана наиболее убедительной и вписывающейся в документально подтверждённые сведения об устройстве при этом остроге в 1670 г. «государевой десятинной пашни». В результате в литературе закрепилось мнение о том, что изначально Верхотомский острог был основан как военная крепость для защиты водного и сухопутного путей из Томска в Кузнецк от набегов киргизов и калмыков [Резун, 1996, с. 99; Усков, 1998, с. 7; Кимеев, 2018, с. 60].
Вопрос достоверности датировки Миллера до сегодняшнего дня не обсуждался. Между тем, на наш взгляд, заслуживает внимания тот факт, что, за исключением Чаусского острога, даты основания укреплённых пунктов Томского уезда в его рукописи указаны неверно.
Известно, что Томская канцелярия предоставила Миллеру дату основания лишь Уртамского острога. В отношении остальных в ответной ведомости было сказано: «…а вышепоказанные Сосновской, Чеуской, Умревинской, Верхотомской, Мелеской, и Ачинской остроги, в которых годах и по каким указам построены, и кем те места приисканы, такого известия в Томской воивоцкой канцелярии по делам не сыскано для того, что многая старинныя дела положены были в давных годах в кладовую палату и погнили, и разобрать невозможно» [РГАДА, ф. 199, оп. 2т, портф. 481, ч. 4, лл. 97об., 98]. Следовательно, указанные в рукописи даты были получены Миллером из других источников – устных рассказов томских жителей или документов, обнаруженных им при разборе части томского архива в период пребывания в Томске со 2 октября по 26 ноября 1734 г.
Очевидно, что сам Г. Ф. Миллер достаточно критично относился к своим экспедиционным запискам, а также не очень доверял сведениям, полученным из Томской администрации. По возвращении из экспедиции после изучения подлинников и копий письменных документов XVII в., привезённых из сибирских архивов, он отказался от первоначальной датировки и трактовки ряда событий. В частности, в своём фундаментальном труде «История Сибири» Миллер указал уже уточнённые годы постройки Мелесского, Ачинского и Сосновского острогов [Миллер, 1941, с. 47, 84].
Упоминаний о Верхотомском, Уртамском, Умревинском и Чаусском острогах Томского уезда в «Истории Сибири» нет, поскольку изложение событий в этой книге доведено лишь до 1660 г. Сведения о них впервые были опубликованы в 1773 г. в «Географическом лексиконе.» Ф.А.Полунина, в издании которого Г. Ф. Миллер принял активное участие не только как редактор, но и как полноправный соавтор.
В «портфелях» Миллера, хранящихся в РГАДА, отложился документ с его редакторскими правками и дополнениями к первоначальному тексту Ф.А.Полунина. В нём исправлены и переписаны статьи о всех острогах Томского города, за исключением Верхотомского, текст о котором так и остался в первоначальной редакции Ф.А. Полунина [РГАДА, ф. 199, оп. 1, портф. 369, лл. 59, 309, 436, 440, 447].
В итоге информация о Верхотомском остроге в «Географическом лексиконе.» удивляет своей лаконичностью: «Верьхотомской острог, Сибирской губернии, Тобольской провинции, принадлежащей к городу Томску, при реке Томь, от Томска 152, а по другим известиям 139 верст» [Географический лексикон, 1773, с. 53].
Для сравнения приведём представленные там же описания двух других острогов Томского уезда: «Сосновской острог, Сибирской губернии, Тобольской провинции, принадлежащий к городу Томску, разстоянием от сего города вверх по р.Томь 58 верст. Имя есть от реки Сосновки, которая там с восточной стороны в реку Томь впадает. Сей острог состроен в 1656 году для заведения хлебопашества, в чем такой изрядной успех имели, что в первый год хлеб в тринадцать мер и больше родился» [Географический лексикон, 1773, с. 368].
«Уртамский острог, Сибирской губернии, Тобольской провинции, в уезде города Томска, на левом берегу реки Оби, при устье речки Уртама, состроен в 1692 году, для умножения в тамошних местах хлебопашества, разстоянием от Томска 90 верст, по дороге которая лежит от Томска до города Тары» [Географический лексикон, 1773, с. 421].
Возникает логичный вопрос, почему в «Географическом лексиконе.» Миллер не указал дату постройки Верхотомского острога – 1665 г., содержащуюся в «Описании Томского уезда.»? Возможно, ответ кроется в том, что, изучив за прошедшее с экспедиции время огромный массив документов и не найдя никаких дополнительных сведений, первый историк Сибири сам сомневался в достоверности первоначальной датировки.
И все же документ, проливающий свет на историю основания Верхотомского острога, существует. Это хорошо известный исследователям военной сибирской истории «Список разборный кузнецких служилых детей боярских и атаманов и пятидесятников и десятников и рядовым конным казакам» за 1681 г. [РГаДа, ф. 214, оп. 1, кн. 716, лл. 983-1089], опубликованный в 2005 г. И.П.Каменецким [Каменецкий, 2005, с. 279-320].
Разборные списки XVII в., как известно, составлялись со слов самих служилых людей. И вот что поведал в своей «скаске» (рис. 1-4; прил.) разжалованный из томских детей боярских «иноземского списку» служилый Степан Круглик: «…И в прошлом же во 178-м году (1670. – Л. С.) марта в 28 день по указу великого государя и по наказу стольника и воеводы Микиты Андреевича Вельяминова да дьяка Василия Шпилькина велено мне, Стенке из Томского ехать вверх по Томи реке великого государя служба служить и вновь острог ставить и новоприсыльных пашенных крестьян слободою строить. И я, Стенка против указу великого государя и наказной памяти во всем великому государю служил и работал верою и правдою. Острог поставил и слободу построил, пашенных крестьян хлебом и скотом заводил, а в остроге двор и караульню, и хлебные онбары поставил.» [РГАДА, ф. 214, оп. 1, кн. 716, лл. 1001об., 1002].
Степан Круглик не упоминает названия поставленного его отрядом острога, но, без сомнения, речь идет о Верхотомском, поскольку другие остроги во второй половине XVII века «от Томского [города] вверх на р. Томи» не сооружались. Словесный оборот «вновь острог ставить» в лексике XVII в. означал «строить новый острог на новом месте», а следовательно, никакого возведенного в 1665 г. укреплённого острожного сооружения здесь не существовало.
Очевидно также, что Верхотомский острог возводился с целью защиты новой государевой десятинной пашни. Согласно «Именной книге пашенным крестьянам города Томска», составленной в том же 1670 г., с отрядом служилых к месту нового острога было доставлено 29 «новоприсыльных» пашенных крестьян, которые сразу же по прибытии на место распахали и засеяли 14,5 десятин [Усков, 2018, с. 134].
Известный историк Сибири П. Н. Буцинский называл такие остроги «слободскими» и отмечал, что они представляли собою «небольшия деревянныя крепостцы -вокруг сажен 40 или 50, а защитниками их были в первое время служилые люди, временно присылаемые из городов» [Буцинский, 2012, с. 47].
Итак, короткий отрывок из «скаски» кузнецкого служилого человека Степана Круглика полностью меняет все прежние представления о сооружении Верхотомского острога. На основании этих сведений можно утверждать, что острог был построен по указу Великого Государя Алексея Михайловича и по наказу томского воеводы Никиты Андреевича Вельяминова отрядом служилых людей под руководством томского сына боярского Степана Круглика весной 1670 г. Одновременно с острогом, в котором был поставлен двор приказчика, амбары и караульная, была основана и слобода (поселение) для крестьян, присланных на новую государеву пашню.
О себе основатель Верхотомского острога Степан Круглик при «разборе» в Кузнецке рассказал, что он «шляхетцкие породы» (дворянин. – Л. С.) из «воеводства Мстиславского» (современная Белоруссия) [РГАДА, ф. 214, оп. 1, кн. 716, л. 999 об.]. В 1655 г. был пленён казаками Запорожского Войска, которыми командовал гетман Иван Золотарёнок, и привезён в Москву. В 1656 г. поверстан в чин «сына боярского» и сослан служить в Томск с жалованием «денег двенатцать рублев, а хлеба десеть четвертей ржи, овса то ж, соли три пуда» [Там же, л. 1000]. В 1663 г., после заключения перемирия между Россией и Речью Посполитой, у Круглика была возможность вернуться на родину, но он остался служить в Томске и в награду за этот поступок получил значительную прибавку к жалованью: «денег восмь рублев, да хлеба десять четвертей ржи, овса то ж, два пуда соли» [Там же, л. 1000 об.]. В августе 1665 г. воевода Иван Бутурлин доверил ему доставить в Москву государеву соболиную казну (собранный ясак. – Л. С.). Будучи в Сибирском приказе, Круглик выхлопотал себе очередную прибавку к жалованию и, вернувшись в Томск, стал получать уже по «двадцать пят рублев денег, а хлебный и соляной оклад прежний.» [Там же, л. 1001].
Далее в «скаске» следует вышеприведённый нами рассказ о постройке им в 1670 г. острога и слободы «вверх по р. Томи от Томского» города. Но уже в следующем, 1671 г., блестящая карьера томского сына боярского прерывается. Со слов Круглика, томские дети боярские Роман Старков да Василий Бубенной «возненавидели» его за то, что он «Стенка великого государя милостью по грамоте пожалован выше их окладом» и за что к их «затейному ложному челобитью на воеводу Микиту Андреевича Вельяминова руки своей не прикладывал» [РГАДА, ф. 214, оп. 1, кн. 716, л. 1002].
Очевидно, по жалобам на воеводу Вельяминова и его людей вскоре было учинено разбирательство, в результате которого, как поведал Круглик: «сыщик и воивода Иван Федорович Монастырев государьскую милость, чин и оклад мой денежной, и хлебной, и соляной со 179-го году (1671) марта с первого числа безвинно у меня, Стенки отнял», а 29 мая 182 года (1673) «ис Томского он же меня сыщик и воевода Иван Федорович Монастырев сослал в Кузнецкой острог и по отписке своей указал быть в ыноземском списке, а великого государя денежного и хлебного и соляного жалования учинил оклад против конных казаков денег сем рублев с четью да хлеба шесть четвертей с осминой ржи четыре четверти овса два пуда соли» [Там же, лл. 1002 об., 1003].
Но на этом документально подтверждённая история жизни одного из основателей Верхотомского острога не заканчивается. В 1686/87 гг. Степан Круглик уже снова значился в списках томских служилых как сын боярский [РГАДА, ф. 214, оп 1, кн. 868, л. 587]. А в 1700 г. был направлен из Томска в Сибирский приказ с доношением о набегах киргизов на Томск и селения Томского уезда [Памятники…, 1882, с. 19; Кузнецкие акты, 2011, с. 125, 126]. Последнее известное нам упоминание о томском сыне боярском Степане Круглике встречается в Дозорной книге Томского уезда за 1703 г. [РГАДА, ф. 214, оп 1, кн. 1371, л. 2 об.].
Можно предположить, что отсутствие официальных документов (воеводского наказа, отписки или доношения) о возведении Верхотомского острога и устройстве при нём новой государевой пашни как-то связано с изложенными выше событиями 1671 г. И в этой связи сведения из «скаски» иноземного списка служилого Кузнецкого города Степана Круглика являются поистине уникальными.
Приложение
«Скаска» Степана Круглика из «Разборного списка кузнецких детей боярских и атаманов и пятидесятников и рядовым конным казакам за 1681 г.»1
[РГАДА, ф. 214, оп. 1, кн. 716, лл. 999 об. – 1003]
(л. 999 об.) Того же числа Кузнецкого острога иноземского списку Степан Круглик подал скаску за рукою, а в скаске иво написано. По указу великого государя царя и великого князя Феодора Алексеевича всея Великия и Малыя и Белыя Росии самодержца и по грамоте с Москвы из Сибирского приказу за приписью дьяка Семена Румянцова.
Кузнецкого острога иноземскаго списка Стенка2 Круглик сказал в приказной избе перед стольником и воеводою перед Иваном Ильичем Давыдовым: я, Стенка, шляхетцкие породы3 воеводства Мстиславского. Взяли меня, Стенку, Золотаренковы казаки в Кричеве городе, и в прошлом во 163-м году (1654/55) отдали под Быховым гетману своему Ивану Золотаренку, а Залатаренок привез под Шклов, отдал меня, Стенку, блаженные памяти государю царю и великому князю Алексею Михайловичю всеа Великия //(л. 1000) и Малыя и Белыя Росии самодержцу в полон, в то время как поход был великого государя под Вильню. И великий государь меня, Стенку, пожаловал, вместо смерти живот дал, указал послать к Москве, а на Москве указал поверстать в детишка боярские и своего, великаго государя, денежнаго и хлебного и соляного жалованья велел учинить: денег двенатцать рублев, а хлеба десеть четвертей ржи, овса то ж, соли три пуда. И с Москвы указал сослать в Сибир, в Томской город, до своего, великого государя, указу.
И в прошлом же во 171-м году (1662/63) прислана в Томской великого государя указная грамота. А в грамоте великого государя писано, велено польских и литовских людей взять к Москве на розмену, а которые похотят служить в вечном холопстве в котором городе ему, великому государю, и тех//(л. 1000 об.) людей великий государь указал жаловать своим, великого государя, денежным жалованьем и хлебным, и соляным в прибавку к прежним окладам. И я, Стенка видечи к себе государскую неизреченную милость, бил челом великому государю, а в Томском городе Ивану Васильевичю Бутурлину с товарыщи подал челобитную, что мне, Стенке, быть под его, царьского величества, высокою рукою в вечном холопстве, и служить его, великого государя, служба в Томском городе с детьми боярскими заодно. И воивода Иван Васильевич Бутурлин, видя мою службишку и раденье, по указу великого государя и по грамоте денежного, и хлебного, и соляного жалованья мне, Стенке, прибавил к моему, Стенкину, прежнему окладу: денег восмь рублев, да хлеба десять четвертей ржи, овса то ж, два пуда соли.// (л. 1001) И оклад учинил двадцать рублев денег, хлеба двадцать четвертей ржи, овса то ж, пять пудов соли. И во 173-м году августа в 29 день (1665) посылал меня, Стенку, к великому государю, к Москве, за соболиною поминочною и ясашною казною, и об моей службишке и раденье воивода Иван Васильивич Бутурлин писал. И я, Стенка, будучи на Москве, против воиводцкие отписки, великому государю бил челом. И по моему, Стенкину, челобитьишку великий государь пожаловал за мою, Стенкину службишку, указал прибавить пят рублев к прежнему окладу, к двадцати рублем своего, великого государя, денежного жалованья. Во 174 году (1666) при сиденье в Сибирском приказе окольничего Родиона Матвеивича Стрешнева учинен мне, Стенке, оклад на Москве двадцать пят рублев денег, а хлебной и соляной прежней мой оклад двадцать//(л. 1001 об.) четвертей ржи, овса то ж, пят пудов соли. И о том своем, великого государя, денежном, и хлебном, и соляном жалованье дана мне, Стенке, великого государя грамота из Сибирского приказу в Сибирь, в Томский город, к стольнику и воиводам Ивану Лаврентьевичю Салтыкову с товарыщи.
И в прошлом же во 178-м году (1670) марта в 28 день по указу великого государя и по наказу стольника и воеводы Микиты Андреевича Вельяминова да дьяка Василия Шпилькина велено мне, Стенке, из Томского ехать вверх по Томи реке великого государя служба служить, и вновь острог ставить и новоприсыльных пашенных крестьян слободою строить. И я, Стенка, против указу великого государя и наказной памяти во всем великому государю служил и работал верою и правдою, //(л. 1002) острог поставил и слободу построил, пашенных крестьян хлебом и скотом заводил, а в остроге двор и караульню, и хлебные онбары поставил. И томские дети боярские Роман Старков да Василий Бубенной с товарыщи возненавидели меня, видя ко мне неизреченную государьскую милость, что я, Стенка, великого государя милостью по грамоте пожалован выше их окладом, и за то, что к их составному затейному ложному и затейному челобитью не приставал, и руки своей к челобитной не прикладывал на стольника и воеводу Микиту Андреевича Вельяминова. И они, Роман Старков с товарыщи, умысля промеж собою составом, и на меня, Стенку, били челом великому государю ложно. И по их ложному и составному //(л. 1002 об.) челобитью, и не правым скаскам поверя, сыщик и воивода Иван Федорович Монастырев государьскую милость, чин и оклад мой денежной, и хлебной, и соляной со 179-го году (1671) марта с первого числа безвинно у меня, Стенки, отнял. А прослуги моей в Томском никакой не было. А служил я, Стенка, великому государю в Томском в детишках боярских верою и правдою со 164 году (1656) по 182 (1673) маия по 28 день. Да в прошлом же во 182-м году маия в 29 день ис Томского он же меня сыщик и воевода Иван Федорович Монастырев сослал в Кузнецкой острог и по
отписке своей указал быть в ыноземском списке. А великого государя денежного и хлебного и соляного жалованья учинил оклад против конных казаков: денег семь рублев с четью, да хлеба шесть четвертей с осминою // (л. 1003) ржи, четыре четверти овса, два пуда соли. И в Кузнецком я, Стенка, служу великому государю в ыноземском месте со 182-го (1673) июня з двадесят седьмого числа по нынешней по 189-й (1681) год июня по 15 день. То моя, Стенкина, и скаска.
Примечания к приложению
1 Публикацию документа подготовили В. Н. Добжанский и Л. А. Скрябина. Впервые с небольшими сокращениями был опубликован: [Каменецкий, 2005, с. 285-287].
2 В XVII в. форма обращения служилых людей в их именах на царское имя была уничижительной: Иван – Ивашка, Фёдор – Федка, Осип – Оска, Пётр – Петрушка и т.д. Уничижительная форма имени Степан – Стенка.
3 И. П. Каменецкий прочитал как города [Каменецкий, 2005, с. 285].
Источники
РГАДА, ф. 199, оп. 1, портф. 369, лл. 1-676. РГАДА, Ф. 199, оп. 2, портф. 526, ч. 2, д. 6, лл. 1-36 об. РГАДА, ф. 199, оп. 2 т. портф. 481, ч. 4, лл. 97 об., 98. РГАДА, ф. 214, оп 1, кн. 716, лл. 983-1089. РГАДА, ф. 214, оп 1, кн. 868, лл. 582-728. РГАДА, ф. 214, оп. 1, кн. 1371, лл. 1-470.
Литература
Буцинский П. Н. Заселение Сибири и быт первых её насельников. М.: Вече, 2012. 320 с. Емельянов Н. Ф. Население среднего Притомья в XVII – первой пол. XIX вв. // Вопросы формирования русского населения Сибири в XVII – нач. XIX вв. Томск: Изд-во Томского университета, 1978. С. 35-39.
Каменецкий И. П. Русское население Кузнецкого уезда в XVII – начале XVIII в. (Опыт жизнедеятельности в условиях фронтира Южной Сибири). Омск: Типография ИП Долгов Р. Н., 2005. 338 с. Костров Н. Город Кузнецк. Историко-статистический очерк //Томские Губернские ведомости. Томск, 1879. № 41.
Кимеев В. М. Сибирские остроги Притомья. Кемерово: «Технопринт», 2018. 154 с. Кузнецкие акты XVII – первой половины XVIII вв. Сборник документов. Кемерово: Кемеровский государственный университет, 2011. Вып. 4. 202 с. Миллер Г.Ф. История Сибири. М.-Л.: АН СССР, 1937. 641с.
Памятники Сибирской истории XVIII века. Кн. 1: 1700-1713. СПб.: Типография МВД. 1882. 600 с. Полунин Ф.А., Миллер Г.Ф. Географический лексикон Российского государства. М.: Императорский Московский университет, 1773. 475 с.
Разинкин А. В. Кемеровская область с древнейших времен до конца XVIII века: Уч. пос. Кемерово: Кемер. облИУУ, 1996. 63 с.
Резун Д.Я. Васильевский Р. С. Летопись сибирских городов. Новосибирск: Новосибирское книжное изд-во, 1989. 304 с.
Резун Д.Я. Верхотомский острог //Историческая энциклопедия Кузбасса. Познань: Издательский концерн «Штама», 1996. Т. 1. 267 с.
Усков И. Ю. Формирование крестьянского населения Верхотомской волости в конце XVII – середине XIX вв.//Балибаловские чтения (Материалы научно-практической конференции). Кемерово: Кузбассвузиздат, 1998. С. 7-15.
Усков И. Ю. Формирование категории пашенных крестьян Верхотомского острога // Сибирский город в фокусе гуманитарных исследований: к 400-летию г. Новокузнецка. Новокузнецк: НФИ КемГУ; «Арт-экспресс», 2018. С. 133-143.
Элерт А. Х. Историко-географическое описание Томского уезда Г.Ф. Миллера (1734 г.) //Источники по истории Сибири досоветского периода. Новосибирск: Наука, 1988. С. 59-101.