Автор: Шамин Степан Михайлович
Журнал: Каптеревские чтения Сборник статей (Выпуск 13) 2015

До настоящего времени накры и играющие на них музыканты — накрачеи не становились предметом специального изучения. Однако тема эта затрагивалась в различных исследованиях неоднократно. Зачастую накрачеев рассматривают как скоморохов. Так, А.М. Панченко писал: «Как бы то ни было, скоморохи постоянно пребывали в дворцовом штате, но в отличие от эпохи Грозного играли скромную роль, зная свое место и свое время. Например, у царя Михаила Федоровича были «государевы накрачеи», т. е. бубенщики или литаврщики»¹. Данные о накрачеях включали в свою книгу о скоморохах З.И. Власова и Е.П. Фрэнсис². К сожалению, остается непонятным, на каких основаниях они делали вывод о существовании скоморохов — накрачеев. Если взять документы с перечислением скоморошьего инструмента или упоминания инструмента в контексте рассказа о скоморохах (или веселых), то мы встретим там домры, гудки, волынки, сурны, гусли, смыки, бубны, тимпаны, рожки, но не накры. Серьезные сомнения по поводу связи скоморошества и накрачеев вызваны еще и тем, что в годы гонений на скоморохов накрачеи продолжали жить совершено легально. Представляется, что исследовали, связывая накрачеев и скоморохов, априори исходили из посылки, что каждый, кто играет на музыкальных инструментах, — скоморох.

Еще одно устоявшееся мнение состоит в том, что накры — неотъемлемая составляющая военной музыки. Написанная на рубеже XIX и XX вв. энциклопедическая работа по истории военной формы и вооружения утверждает, что «собственно в российском войске древнейшими музыкальными орудиями были трубы и накры, или бубны»³. Далее в этой работе о накрачеях говорится как о военных музыкантах. В популярных работах о военной музыке данное утверждение стало общим местом. Факты использования накр в военных походах действительно зафиксированы источниками, однако они связаны с исключительными случаями присутствия в войске государя. Если же говорить о военных буднях, то картина получается совершенно иная.

В фундаментальном исследовании А.В. Малова о военных частях нового строя (XVII столетие) находим сведения о том, что в полках среди людей «урядничьего чина» из играющих на ударных инструментах музыкантов больше всего было барабанщиков. В ротах имелось по три барабанщика, соответственно в полках служили десятки барабанщиков. В конных частях упоминаются литаврщики (М. Богурский, Я. Плейман, судя по фамилиям, иноземцы). Литавры отмечены среди трофеев, захваченных у С. Разина после его ранения. Польский автор, описывая русское войско, отметил стоявших с пехотой и пушками музыкантов – «трубачей и литаврщиков», одетых в красное платье. О преобладании среди военных музыкантов барабанщиков и литаврщиков свидетельствует и устоявшаяся формула, описывавшая выступление войска «строем з знамяны, и с трубы, и с литавры, и з барабаны, и з пушки». Из музыкантов, играющих на ударных инструментах, А.В. Малов отметает также набатчиков: по Владимирскому списку служил набатчик новокрещеный Ф. Сеуль. Два набатчика имелись в одной из драгунских рот⁴.

Таким образом, представления о накрачеях как о скоморохах не подкреплено источниками, а утверждения об их связи с военной музыкой нуждаются в существенной корректировке. Сам факт наличия в историографии двух столь различных оценок накрачеев свидетельствует, что вопрос требует дополнительного изучения.

Между тем у нас нет даже точных сведений о том, что именно представлял собой этот инструмент. Как отмечает К.А. Вертков, накры (по крайней мере, в России) не сохранились до нашего времени. Предположительно это были небольшие парные литавры в виде горшков разного размера, на устье которых натягивалась кожа. Такие инструменты сохранились в Средней Азии и на Кавказе⁵. В этимологическом словаре М. Фасмера, накры определяются как «вид ударного инструмента», а в качестве источника заимствования приводится распространенное в тюркских языках «nakara» — «литавра, барабан»6. В одном из документов 1664 г. отмечалось, что накрачеи играли на накрах и литаврах⁷, однако обычно в русских источниках накры и накрачеев отделяли и от литавр (литаврщиков), и от барабанов (барабанщиков). Очевидно, что для современников это были хотя и близкие, но все же разные инструменты. Кстати, название литавр Фасмер выводит от греческого «πολυταυρέα»⁸. Если опираться на происхождение названия инструмента, то появление в Московском государстве накр можно связывать скорее с восточным влиянием, а литавр — с западным. Время, с которого слово «литавры» и его производные вошли в русский язык — XVI столетие⁹. Упоминания об использовании накр непосредсвенно в России появляются также лишь в XVI столетии¹⁰.

К.А. Вертков определял период бытования в России накр, начиная с правления Ивана Грозного и заканчивая эпохой Петра I¹¹. Следует также отметить, что накры не были изолированным музыкальным инструментом, а входили в так называемый трубничий чин. Чин этот сформировался еще в XVI в., о чем свидетельствует набор «трубничей рухляди» из казны Бориса Годунова (1589 г.). В этом разделе перечислены: «Набат турской, писан красками. Набат кадной, писан клинцы, на нем кровля телятинная. Литавры. 7-ры [семеро – С.Ш.] накры больших и малых. 6 труб литовских. 12 труб московских. 2 мистюга»¹².

Возглавлял «трубничий чин» «трубнича чину» голова. При дворе царя Михаила Федоровича им был Матвей Лошаков¹³. Ему подчинялись не только накрачеи, но и музыканты, игравшие на набатах, литаврах и трубах¹⁴. Границы между разными категориями исполнителей не были жесткими. Музыканты зачастую учились играть на нескольких инструментах. К примеру, царь Михаил Федорович пожаловал камкой и сукном сурначея Семена Рубцова за то, что он обучил своему мастерству шестерых накрачеев¹⁵. По мнению Н.М. Молевой, правление Алексея Михайловича стало временем расцвета трубничего дела¹⁶.

Время ликвидации трубничего чина установила О.Г. Агеева, отметившая, что в марте 1700 г. Петр I отправил найденных лишними придворных трубников, накрачеев и сурначеев в Иноземный приказ¹⁷. Учитывая, что в это время шла Северная война, а Иноземный приказ занимался комплектованием армии, можно предполагать, что все годные к строевой службе оказались на полях сражений. По указу от 7 марта¹⁸, ликвидировавшему придворный трубничий чин, в приказе Большого дворца «для посылок» оставили одного сурначея, а также не ученых и не верстанных в службу трубников, всего 19 человек. Фактически это означало полную ликвидацию просуществовавшей около полутора столетий традиции.

Впрочем, уже к моменту ликвидации трубничий чин явно находился в состоянии упадка. Включая неверстанных трубников, сурначея и трех сурначиков, он насчитывал 101 человека. Среди них обученных оказалось всего 46 человек — менее половины. Если говорить непосредственно о накрачеях, то их указано 12 человек — меньше, чем при Михаиле Федоровиче полагалось старшему из царевичей (Алексею). Из этих накрачеев шестерых приняли на службу еще при Алексее Михайловиче, четверых — при Федоре Алексеевиче и двоих — в годы регентства Софьи Алексеевны. Позднее накрачеев на службу не верстали, хотя их число явно было недостаточным. Обращает на себя внимание и факт отсутствия в перечне набатчиков и литаврщиков. Учитывая, что эти музыканты были востребованы в военных частях, можно предположить, что они попали на военную службу еще до ликвидации трубничего чина в 1700 г. Все это заставляет думать, что к моменту ликвидации трубничий чин был не способен играть так же, как при Алексее Михайловиче. Очевидно, что в какой-то момент он оказался не востребован в придворной практике.

                                                           

Учитывая время появления упоминаний о накрах и литаврах в источниках, логично предположить, что придворный трубничий чин введен в связи с необходимостью оформления нового статуса Ивана Грозного в связи с его венчанием на царство¹⁹. Разумеется, предпосылки для этого новшества имелись в древнерусской культуре. Предшественниками трубничего чина были музыканты, игравшие для русских князей²⁰, однако трубничий чин (как целостное явление), скорее всего, возник под иноземным влиянием.

Встает вопрос об источниках заимствования или подражания.  Упомянутые в казне Бориса Годунова литовские трубы указывают на западного соседа Московского государства. Накры, напротив, – инструмент восточного происхождения, однако в эту эпоху они широко использовались и в других странах Восточной Европы. Инструмент имелся в войске великого гетмана Литовского Константина Острожского, разгромившего русские войска под Смоленском в 1514 г.²¹ В описании приема Стефаном Баторием русских послов (1582 г.) упоминается, что «на дворе и в сенех били по накром и в трубы и в сурны играли»²². Звучали накры и во время приема русского посольства князя С.Г. Звенигородского и дьяка Т. Антонова у кахетинского царя Александра (1589 г.)²³. Правитель Ногайской Орды Исмаил-бий просил у Ивана Грозного прислать ему «накры, да сурну, да трубу, да кречат, да ястреб, да сокол»²⁴. Во владениях Османской империи российского посла И.П. Новосильцева (1570 г.) накрами встречали не только санджак-беи (правители санджака, военно-административной единицы в Османской империи) Азова и Кафы (Феодосии), но даже диздар (комендант крепости) Азова²⁵.

Таким образом, происхождение инструмента ничего не говорит о том, откуда непосредственно его заимствовали. Кроме того, скорее всего в Москве не копировали какой-то конкретный «оркестр», а воспроизводили некий образ. И здесь, несмотря на множество вариантов, остановиться, на мой взгляд, следует на Османской империи. В пользу этого говорит не только высокий статус султанов, но и символика трубничего чина. У нас есть два описания сооружений, на которых во время церемоний располагались музыканты трубничего чина при Алексее Михайловиче. Оба раза на обтягивающей сооружение ткани помещался лежащий полумесяц со звездами: «нашиваны подобно месяцу белое сукно кверху рогами, а в середине — как звезды», «на сукнах нашиваны знаки белаго сукна, подобие месяца кверху рогами, а в середине их — как звезды»²⁶. Б.А. Успенский отмечал использование этой символики на Востоке, в частности Византийскими императорами²⁷. Преемницей Византии стала Османская империя, и обращение к этому наследству в рамках оформления царского статуса Ивана Грозного представляется вполне естественным.

Коснемся социального положения накрачеев. Здесь у нас имеются только отрывочные данные. В списке свиты князя П.А. Волконского, назначенного приставом к шведским послам в 1631 г., накрачеи указаны среди дворцовых слуг после конных псарей, кречетников и ястребников, но выше стременных конюхов и подьячих²⁸. Среди накрачеев встречались владельцы зависимых людей. Накрачейный мастер Наум Миндин, получавший за разные заслуги жалованье в 1635–1637 гг.²⁹, вероятно, одно лицо с трубником Наумом Миндиным, который, судя по переписной книге Москвы 1638 г., имел двор в приходе у храма Воскресения Христова «Новом» за Чертольскими воротами и боевого холопа³⁰. До 15 декабря 1592 г. накрачей Григорий Татаринцов владел в Рузском уезде сельцом Тархановым, деревней Толбозино, и двумя в пустошами — Овсяниково и Другое Овсяниково³¹. Для XVI в. факт владения поместьем не обязательно указывал на благородное происхождение человека, но все же свидетельствовал о его высоком социальном статусе (к примеру, земли получали государевы сокольники)³². Таким образом, накрачеи составляли одну из групп дворцовых слуг, занимая в их иерархии далеко не последнее место. Скорее всего, данный статус не оставался неизменным на протяжении полутора столетий. Создается впечатление, что к концу XVII в. он снизился, поскольку, если говорить о петровских накрачеях, то они получали относительно скромное годовое жалование.  На 12 человек из казны шло «109 рублев 26 алтын 4 денги, хлеба 95 четвертей со осминою и полтора четверика ржи овса тож»³³.

Определить места постоянного жительства накрачеев легко благодаря работе З.И. Власовой и Е.П. Фрэнсис, собравших данные писцовых и переписных книг о местах проживания различных музыкантов. Для XVI в. они зафиксировали накрачеев в Казани (перепись 1565–1568 гг.), а для более позднего времени — в Москве³⁴. Оба города — города «царские». В Казани местная традиция игры на накрах, скорее всего, существовала еще со времени независимости Казанского ханства. Если XVII в. значение города постепенно снизилось, то при последних Рюриковичах память о Казанском царстве была еще жива. Борис Годунов, стремившийся всеми средствами поднять свой статус еще при жизни царя Федора Ивановича, добился для себя титула «наместника Казанского и Астраханского»³⁵. Неудивительно, что мы встречаем в описании казны Годунова (1589 г.) накры. Статусная музыка должна была подчеркнуть особое положение государева шурина.

Перейдем к анализу ситуаций, в которых использовались накры. Целую группу свидетельств составляют «военные» сообщения. Наиболее раннее из них касается взятия Константинополя османскими войсками под предводительством султана Мехмеда II (1453 г.). В «Повести о взятии Царьграда» в описании подготовки генерального штурма столицы кесарей говорится: «Турки же на всех местех бияхуся день и нощь, не дающе нимало опочинути градским, и одася оутрудять, понеже уготовляхуся к приступоу, и тако творяху обои тринадесять днеи. В четвертыи же на десять день, откликнувше скверную молитву, начаша в сурны играти и в варганы, и в накры бити»³⁶. После этого войска пошли на приступ.

Аналогичную роль накры играли в ходе подготовки генерального штурма Казани русскими войсками во главе с Иваном Грозным (1552 г.): «Видевше же се воеводы велика полка, яко прииде им уже помощъ Божия, и наполнишася духа храбра. И вострубиша воя их в ратныя трубы и в сурны во многия, и удариша в накры, весть подающи и прочим полком всем, да готовятся скоро»³⁷. Можно было бы даже предположить, что мы имеем дело с литературной аллюзией и автор преднамеренно отсылал читателя к «Повести о взятии Царьграда», однако подобная запись имеется и других источниках. Так, подготовка к взятию Полоцка Иваном Грозным в 1563 г. выглядела следующим образом: «А царь и великий князь, прося у Бога помочи, пошел с последнева стану к городу к Полоцку. И вышед к Егорью Страстотерпцу на поле против города Полоцка, поставил свой полк. И поставя перед своим полком многих голов стрелецких с стрелцы, и увидя город Полотеск и верх Софеи Премудрости Божий, и велел розвестати знамена. И Владыке Коломенскому и игумену Осифовскому со всеми соборы пети молебны и молити Бога, и Пречистую Богородицу, и великих чюдотворцов. И пев молебны, пошел царь и великий князь к городу Полоцку. И пришед к озеру к Волову, поставя полк противу города, велел в сурны играти, и в трубы трубити, и по накрам, и по литавром, и по набатом бити»³⁸.

Григорий Отрепьев, войдя на территорию России, также озаботился наличием при своей особе накрачеев. После того как в битве при Добрыничах (1605 г.) князь Ф.И. Мстиславский нанес самозванцу сокрушительное поражение, среди трофеев, по свидетельству Бельского летописца, оказались «набаты, и накры, и литавры»³⁹.

На первый взгляд, из данного ряда выбивается упоминание о накрах в рассказе Московского летописца о битве при Молодях (1572 г.), в которой Иван Грозный не участвовал. Однако здесь мы имеем дело не с достоверным сообщением, а с летописной легендой. В ней победа при Молодях приписывается не русском оружию, а мученическому подвигу и Божьему промыслу. По рассказу летописца татары взяли под Москвой пленника, который «изволи умрети и польза душе сотворити». Он сказал татарам, будто бы Иван Грозный вернулся в Москву из Новгорода с войском. Командовавшие русскими полками бояре не знали о подвиге безвестного героя, однако чудесным образом сумели воспользоваться ситуацией. Они незадолго до этого взяли в плен Дивея-мурзу и велели на радостях перед зарей «из большево наряду стрелять и по набатам и по накрам бить, и в трубы трубить». Крымский царь устрашился и бежал за Оку⁴⁰. Таким образом, в данном случае литературный сюжет не снижает «царский» статус накр, ведь пугают ими как раз царя.

«Военные» контексты показывают, что в ходе боевых действий накры использовались для подачи сигнала для войска. Однако не меньшее значение накры играли в различных церемониях. Еще в XV в. Афанасий Никитин, побывав в Индии и описывая торжественный праздничный выезд султана Мухаммед-шаха III, среди тех, кто сопровождал владыку, отметил: «Да коней простых тысяща в санех златых, да верблюдов сто с нагарами, да трубников 300, да плясцов 300»⁴¹.

Наиболее раннее описание церемонии с использованием накр на территории Московского государства связано с отправкой из Москвы в Астрахань Мурад-Гирея, — сына свергнутого Крымского хана Мухаммед-Гирея II (1586 г.). Присутствие в Москве «законного претендента» на крымский престол стало беспрецедентным в русской истории событием. Оно привлекло пристальное внимание дипломатов на пространстве от Речи Посполитой и Османской империи до Ирана. Крымский Чингисид, имеющий поддержку Москвы, был острой и непосредственной опасностью для Крыма. Русское правительство постаралось извлечь из сложившейся ситуации максимальную пользу. Мурад-Гирея торжественно приняли в Москве, а потом отправили в Астрахань, откуда тот должен был угрожать Крымскому ханству. Сопровождавший Мурад-Гирея караван двигался по Волге. В него, среди прочего, входило судно с музыкантами на борту⁴².

Очевидно, что русское правительство стремилось окружить потенциального крымского царя соответствующей его рангу атрибутикой. Подробности о приезде царевича в Астрахань мы узнаем из отписки провожавших царевича воевод Р.М. Пивова и М.И. Бурцева (15 октября 1586 г.). На подъезде к городу караван остановился и стал ждать, когда в Астрахани будут готовы к приему царевича. Из города в караван прислали служилых людей для увеличения свиты. Когда все было готово, караван двинулся. Сопровождавшие царевича воеводы распорядились пустить непосредственно перед кораблем Мурад-Гирея судно «с набаты, и с накры, и с трубами, и с сурнами». Когда суда проходили мимо встречавших царевича нагайцев, воеводы приказали «по набатом и по накром бити, и в трубы и в сурны играти, и из рушосиц, и из затинных, и ис пушек велели стреляти со всех судов для нагайских людей, чтоб нагайским людем царевичев приход был явен». Непосредственно перед пристанью воеводы вновь велели «играти, и по набатом и по накром бити, и из пушек, и из затинных, и из ручниц велели стреляти со всех судов». Сам Мурад-Гирей оценил организацию церемонии очень высоко: «Слава поидет во все орды»⁴³.

Другие пространные описания церемоний с использованием накр относятся уже ко времени правления царя Алексея Михайловича. Речь идет о царских смотрах ратных людей государева двора в Семеновском и на Девичьем поле зимой 1663–1664 гг.

В декабре 1663 г. смотры проходили у села Семеновского. Здесь рядом с походным дворцом был устроен обитый тканью помост на четырех столбах, на который вели четыре лестницы. По углам его украшали знамена. Помост был соединен с дворцом специальным переходом с перилами. Сооружение разделялось на три части. В первой находились музыканты с набатами, накрами и литаврами, во второй — трубачи, а в третьей — сурначеи, станица трубачей и два небольшие колокола. 19 декабря, когда государь, выйдя из Покровского, подходил к Семеновскому, «учали играть в сурну, а потом, немного помешкав, учали играть в трубы, и в набаты, и в литавры, и в накры бить. И стрельцы, которые стояли у государева двора, что около хором, сиповщики играли в суренки и в барабаны били, покаместа он, великий государь, пришол на двор и вошол в хоромы». Вновь игра возобновилась только тогда, когда государь двинулся обратно. Накры звучали, пока Алексей Михайлович не вошел в Земляной город⁴⁴.

                                                           

В начале следующего года смотры продолжились уже на Девичьем поле у Новодевичьего монастыря. Здесь построили небольшой временный походный двор. Справа от него соорудили накрачейню. Она представляла собой обитую тканью постройку в длину около 6,5 м. На углу накрачейни было устроено высокое место для сурначеев. Накрачеи стояли в накрачейне с накрами и литаврами в один ряд. Для набатов в этот раз выделили отдельное место вне накрачейни.

Торжественный смотр состоялся 3 февраля 1664 г. Действо началось с царского шествия из Кремлевского дворца к Новодевичьему монастырю. Для участия в нем трубнича чину голова и музыканты с накрами, литаврами и трубами пришли в Кремль, стали у дворца, а потом, играя, сопровождали Алексея Михайловича до места смотра. Поскольку трубничий чин участвовал в шествии, организаторам действа пришлось создавать в накрачейне «второй состав». Для него задействовали молодых музыкантов: «ребятка в цветном платье». В документе встреча государя описывается следующим образом: «А на накрачейне на конце на высоком месте, что к Земляному городу, стоял сурначей, а по накрачейни рядом накрачеи, литаврщики». Весь трубничий чин играли в набаты, накры, литавры, пока государь не прошел на свое государево место. Следующий раз накры зазвучали лишь в самом конце мероприятия, после того, как царь приказал всем собравшимся войскам стрелять из пушек и мелкого оружия в сторону Земляного города.  По завершении этого салюта Алексей Михайлович отбыл в Москву под звуки сурн, накр и литавр. Они звучали, пока царь не вошел в Земляной город⁴⁵. Данный документ очень хорошо показывает, что даже во время мероприятий военного характера игра накр была связана не с войском, а с персоной государя. Наиболее поздний случай использования накр во время военного парада относится к 1696 г., когда Москва встречала царя Петра I, возвращавшегося из победоносного похода на Азов⁴⁶.

Обратимся теперь к ситуациям, когда звучание накр не было связано с военными делами. Среди таких событий первое место занимали свадебные церемонии. Чин бракосочетания царя Михаила Федоровича с Евдокией Лукьяновной Стрешневой (1626 г.) сообщает: «А в то время, как государь пошел в мыльню, во весь день, и до вечера, и в ночи на дворце играли в сурны и в трубы и били по накрам»⁴⁷. О том, что накры использовались в свадебных церемониях еще в XVI в., свидетельствует свадебный чин, опубликованный в «Библиотеке литературы Древней Руси». В нем игра на накрах фигурирует в эпизодах, связанных с отправкой новобрачных в баню и в момент приезда новобрачных к тестю. К сожалению, у нас нет данных о том, с чьим именно браком была связана подготовка данного документа. Учитывая, что тесть благословлял новобрачную вотчинами и людьми, а в тексте упоминаются тысяцкий, бояре и боярыни, постельничий, можно предполагать, что речь идет именно о свадьбе кого-то из царевичей, хотя данный вопрос нуждается в дальнейшем исследовании⁴⁸.

Насколько устойчивой была практика использования накр во время царских свадеб, сказать сложно. Лжедмитрий встречал под накры свою невесту Марину Мнишек⁴⁹. На свадьбе Василия Шуйского играли в трубы и били по накрам перед свадебным пиром и во время застолья⁵⁰. Алексей Михайлович вообще полностью отказался от накр на свадебной церемонии. Их игру заменило пение певчих дьяков⁵¹.

Встречаем мы накры и вне церемониального контекста, в качестве одного из элементов государевых потех. Еще в 1597 император Рудольф прислал царю Федору Ивановичу подарок:  «часы с перечасьем, с людьми, трубами, накрами и варганами: как перечасье и часы забьют, в то время в трубы, накры и варганы заиграют люди, как живые»⁵². Иной по своему характеру случай потехи с накрами относится ко времени Алексея Михайловича. 21 октября 1674 г. он пировал вместе с ближайшими сподвижниками в потешных хоромах. После пира государь тешился музыкой – игрой на органе (играл «немчин»). Кроме того, «в сурну и в трубы трубили, и в сурейки играли, и по накрам и литаврам били»⁵³. В этом контексте музыка явно звучала для развлечения и удовольствия.

Отдельный интерес вызывает тема накрачеев царевичей. Впервые они появляются при Михаиле Федоровиче. Вероятно, что государь, беспокоясь о судьбе лишь недавно укрепившейся на троне династии, стремился подчеркнуть статус своих детей с самого раннего возраста. В отличие от государевых накрачеев, они именовались молодыми, что, скорее всего, отражало их реальный возраст. Впервые данное наблюдение сделала С.Г. Зверева, отметившая, что еще до появления молодых накрачеев для царевича был сформирован собственный штат певчих дьяков. Исследовательница пишет: «Рождение Алексея Михайловича — первенца мужского пола — воспринималось как событие особой важности. Организованный для него дворовый чин был повторением в миниатюре дворового чина царя Михаила Федоровича и явно отличался большей пышностью от дворов царевен»⁵⁴.

Восемнадцать комплектов костюмов для накрачеев Алексея Михайловича были сделаны к 30 января 1633 г. В это время царевичу еще не исполнилось четырех лет. Юных музыкантов нарядили в лазоревые кафтаны с шелковыми нашивками и вишневые шапки с собольим околом. Сохранилась поименная роспись накрачеев. Костюмы жаловались «Ивашку Сидорову сыну Ховину, Степанку Григореву сыну Малгину, Якушку Михаилову сыну Зыбину, Илюшке Иванову сыну Чернятину, Микитке Прокофеву сыну Батанову, Ивашку Ефремову сыну Текутеву, Фторышке Левонтьеву сыну Нелюбову, Ивашку Олексееву сыну Лебедеву, Фетке Борисову сыну Тютчеву, Ивашку Сидорову сыну Ходину, Михалку Григореву сыну Перепечину, Семенке Иванову сыну Скрыпину, Логинку Шарапову сыну Нелюбову, Семеике Гавриову сыну Дворянкину, Ивашку Кисловскому, Агеику Третякову сыну Улянову, Мокеику Трофимову сыну Дудину, Евсегнеику Иванову сыну Лекареву»⁵⁵.

В этом списке привлекает внимание Иван Кисловский, единственный, кто указан без отчества. Скорее всего, он принадлежал к числу недавних выходцев из Речи Посполитой. В Агейке Третякове сыне Улянове (в другом документе его именуют Агой Искуляновым) можно подозревать потомка выходцев из восточных стран. Есть в документе говорящие о занятии предков фамилии Дудин и Лекарев. Можно предположить, что к исполнителям иногда присоединялся и юный царевич. По крайней мере, в октябре 1633 г. придворный токарь получил задание выточить для него барабанные палочки из дуба⁵⁶.

В декабре 1635 г. шилось парадное платье для другой группы молодых накрачеев. Иван Шубинский, Левонтий Ламанов, Федор Цыпулин, Филипп Малгин и Петр Ехонин также получили лазоревые кафтаны. Однако на этот раз их украшали красные отложные воротники и шелковые пуговицы. Учитывая, что в ноябре 1635 г. жалованье именем царевича Ивана Михайловича получал накрачейный мастер Наум Миндин, логично предположить, что в это время формировался штат накрачеев следующего по возрасту царевича⁵⁷. Любопытно, что среди молодых накрачеев Алексея Михайловича упоминался Степан Малгин, возможно, что это родственник Филиппа Малгина.

Одной из самых интересных страниц в истории придворных накрачеев, на мой взгляд, стало их участие в выступлениях иностранных потешников Ивана Семенова Лодыгина и Ермиса (Юрия Воин-Бранта). Этот факт впервые отметил И.Е. Забелин: «В 1629 г. является уже настоящий канатный плясун, потешник немчин Иван Семенов Лодыгин, верно перекрещенец. […] Какими именно потехами он забавлял царское семейство, мы не знаем; но не только в дворцовой кремлевской Потешной Палате, — он давал иногда свои представления и в загородных дворцах, именно в любимой тогдашней царской даче, в селе Покровском-Рубцове. Так, в 1635 г. мая 29, вместе с таким же потешником немчином Юрьем Воин-Брантом он тешил там государя и шестилетнего царевича Алексея Михайловича. В том же году и там же (7  сентября) он опять тешил государеву семью всякими потехами. В это время упоминается и еще немчин-потешник Ермис, которому выдают (7 мая) для потешного дела 4 арш. тафты виницейки зеленой да аршин тафты рудожелтой и (13 мая) на шитье на немецкое платье шелку зеленого да желтого по 5 зол. По-видимому, этот Ермис или Юрмис — тот же Юрий Воин-Брант, действовавший на потехе 29 мая. Надо заметить также, что к этому дню сшито было немецкое платье три юпы, трои пукши, три шапки и трем молодым накрачеям царевича Алексея, которые, след., также действовали на потехе»⁵⁸.

В данном сюжете Забелина в первую очередь интересовало само представление, а молодым накрачеям он уделил лишь минимальное внимание. Между тем нам известны даже их имена. В документе 1637 г. перечислены пожалованные государем молодые накрачеи Илья Чернятин, Дмитрий Ботанов и Ага Искулянов, «которые у Ермиса в наученье»⁵⁹. Эти имена мы уже встречали в списке молодых накрачеев царевича Алексея Михайловича от 30 января 1633 г. Таким образом, у трех из восемнадцати царевичевых накрачеев появилось новое занятие – участие в театрально-цирковых представлениях. О том, как они выглядели во время представления, можно сказать более подробно. Костюм шился из английского зелено-лазоревого сукна. Их украшали шелковые нашивки разных цветов, немецкие пуговицы, темно-вишневый шнур. Правда в дате изготовления костюма есть разночтение с данными Забелина. В выявленном документе их изготовление отнесено к 31 мая 1635 г.⁶⁰ Можно предположить, что, поскольку данная справка о расходах на потешное платье «потешному немчину Ивану Семенову с товарыщи и учеником» составлялась в 1637 г., в ней допущена ошибка в дате. Если же документ точен, то ошибался Забелин, и костюм шили не к потехе 29 мая 1635 г., а по итогам этой потехи к следующему представлению. При организации этих потех происходил культурный синтез, позволяющий понять истоки придворного театра, возникшего в конце царствования Алексея Михайловича: привычная игра накрачеев интегрируется в иноземное представление. В немецкий костюм одеваются сначала потешники — немцы, потом придворные накрачеи, а затем сами царевичи и их стольники⁶¹. В этом контексте становится более понятным и пир Алексея Михайловича в потешных хоромах 21 октября 1674 г. – царь вспоминал юность. Возможно, что участвовали в этом мероприятии и те «молодые» (теперь уже не молодые) накрачеи, которые были определены в штат Алексея Михайловича его отцом сорок лет назад. Ставшая обычной при Алексее Михайловиче практика западных заимствований при формировании культуры повседневной жизни в загородных резиденциях⁶² также хорошо соотносится с посещениями представлений европейских артистов во время детского отдыха в Покровском-Рубцове.

Подводя итоги исследованию, отмечу, что накры вошли в царский быт в связи с освоением наследия восточных императоров и формированием царского статуса московских правителей. При Михаиле Федоровиче и Алексее Михайловиче видим попытки синтеза этого наследия с западной культурой, а Петр Алексеевич отказался от накр совсем. Учитывая, что данный инструмент регулярно использовался только в придворной практике, это означало исчезновение накрачейной музыки в России.

---

1 Панченко А.М. Русская культура в канун петровских реформ. Л., 1984. С. 68.

2 Скоморохи в памятниках письменности / Сост. З.И. Власова, Е.П.Фрэнсис (Гладких). СПб., 2007.   

3 Историческое описание одежды и вооружения российских войск. Ч. 1. СПб., 1899. С. 61.

4 Малов А.В. Московские выборные полки солдатского строя в начальный период своей истории. 1656–1671 гг. М., 2006.

5 Вертков К.А. Русские народные музыкальные инструменты Л., 1975. С. 99.

6 Фасмер М. Этимологический словарь Русского языка. Т. III. М., 1987. С. 40.

7 Забелин И.Е. Материалы для истории, археологии и статистики города Москвы. Ч. 1. М., 1884. Стб.1228.

8 Фасмер М. Этимологический словарь Русского языка. Т. II. М., 1986. С. 501.

 9 Словарь русского языка XI–XVII вв. Вып. 8. М., 1981. С. 241.

10 Словарь русского языка XI–XVII вв. Вып. 10. М., 1983. С. 125.

11 Вертков К.А. Русские народные музыкальные инструменты… С. 99.

12 Савваитов П.И. Описание старинных царских утварей, одежд, оружия, ратных доспехов и некого прибора. СПб., 1865. С. 38.

13 РГАДА. Ф. 396. Оп. 2. Ч. 1. Кн. 294. Л. 138.

14 Забелин И.Е. Материалы для истории, археологии и статистики города Москвы. Ч. 1. М., 1884. Стб. 1231.  

15 РГАДА. Ф. 396. Оп. 2. Ч. 1. Кн. 285. Л. 295 об.

16 Молева Н.М. Музыка и зрелища в России XVII столетия // Вопросы истории. 1971. №11. С. 148–149.

17 Агеева О.Г. Преобразование русского двора от Петра I до Екатерины II. Дисс. … д-ра ист. наук. М., 2007. С. 61.

18 Архив СПбИИ РАН. Ф. 238. Оп.1. Д.374. Тетради о дворцовых расходах. 1700 г. Список Трубничь и сурначикам с денежные и хлебные оклады. Л. 241–253. Выражаю глубокую благодарность О.Г. Агеевой, любезно предоставившей мне текст документа.

19 За консультацию по данному вопросу выражаю глубокую благодарность А.С. Усачеву.

20 Конявская Е.Л. Княжеский двор-усадьба в домонгольских письменных источниках // Слов’яни і Русь: археологія та історія. Збірник праць на пошану дійсного члена НАН України П.П. Толочка з нагоди його 75-річчя. К.: Стародавній Світ, 2013. С. 133–142. См. ссылку № 20.

21 Лаврентьев А.В. Ранний список Холмогорской летописи из собр. А. И. Мусина-Пушкина // ТОДРЛ. 1985. Т. 39. С. 331.

22 РГАДА. Ф. 79. Оп. 1, Д. 14. Л. 499. Выражаю глубокую благодарность А.И. Филюшкину, любезно предоставившему мне цитату из документа.

23 Примечания к Т. X Истории государства Российского // Карамзин Н. М. История государства Российского Т. X. СПб., 1824. С. 41.

24 Посольские книги по связям России с Ногайской Ордой. 1551–1561 гг. Публикация текста / Сост. Д.А. Мустафина, В.В. Трепавлов. Казань, 2006. С. 326. Цит. по: [http:www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/Russ/XVI/1540-1560/Nogaj_Posolbook_1551_1561/text9.htm] См. также Моисеев М.В. Эволюция и содержание посольских даров-«поминок» в русско-ногайских отношениях XVI века // Вестник Московского государственного гуманитарного университета им. М.А. Шолохова. История и политология. 2011. № 4. С. 17–31.

25 Статейный список И.П. Новосильцева // Путешествия русских послов XVI-XVII вв. Статейные списки. М.–Л., 1954. С. 64, 67, 68, 69.

26 Забелин И.Е. Материалы для истории, археологии и статистики города Москвы. Ч. 1. М., 1884. Стб. 1224, 1227.

27 Успенский Б.А. Крест и круг: Из истории христианской символики. М.,

2006. С. 225–258.

28 Дворцовые разряды. Т. II. С 1628 по 1645 г. СПб., 1851. С. 200.

29 РГАДА. Ф. 396. Оп. 2. Ч. 1. Кн. 291. Л.102 об.; Кн. 292. Л.45.

30 Переписная книга Москвы 1638 г. М., 1881. Стб. 230.

31 Саввин Сторожевский монастырь в документах XVI века: Из собраний ЦГАДА / Сост. С.Н. Кистерев, Л.А. Тимошина. М., 1992. С. 54.

32 Шамина И.Н. Преподобный Иннокентий Комельский и основанный им монастырь // Вестник церковной истории. 2009. № 1–2. С. 98.

33 Архив СПбИИ РАН. Ф. 238. Оп. 1. Д. 374. Л. 246.

34 Скоморохи в памятниках письменности… С. 144, 145, 161, 163, 164, 165.

35 Дробленкова Н.Ф. Борис Федорович Годунов // Словарь книжников и книжности Древней Руси. Вып. 2 (вторая половина XIV – XVI в.). Ч. 1. Л., 1988. С. 94.

36 ПСРЛ. Т. 43. М., 2004. С. 279.

37 Казанская история… С. 460.

38 Анхимюк Ю.В. Полоцкий поход 1563 года в частных разрядных книгах // Русский дипломатарий, Вып. 10. М., 2004. С. 163. 39 ПСРЛ. Т. 34. М., 1978. С. 241.

40 Там же. С. 225.

41 Хождение за три моря Афанасия Никитина. Тверь, 2003. С. 68.

42 Беляков А.В., Виноградов А.В. Мурад-Гирей: служилый Чингисид в России или претендент на крымский престол? // Тюркологический сборник. М., 2013. С. 11–59.

43 РГАДА. Ф. 127. Оп. 1. 1586 г. Д. 13. Л. 31–36. Выражаю глубокую благодарность А.В. Белякову и А.В. Виноградову, любезно предоставившим мне текст документа.

44 Забелин И.Е. Материалы для истории, археологии и статистики города Москвы. Ч. 1. М., 1884. Стб.1224–1226.

45 Там же. Стб. 1227–1237.

46 Записки Желябужского с 1682 по 2 июля 1709 / Предисл. Д. Языкова. СПб., 1840. С. 286. 

47 СГГД. Ч. 3. М., 1822. С. 289.

48 Чин свадебный /Подгот. текста, перевод и комментарии В. В. Колесова // Библиотека литературы Древней Руси / РАН. ИРЛИ; Под ред. Д. С.  Лихачева, Л. А. Дмитриева, А. А. Алексеева, Н. В. Понырко. СПб., 2000.  Т. 10: XVI век. С. 230–234.

49 ПСРЛ. Т. 34. М., 1978. С. 207.

50 Белокуров С.А. Разрядные записи за Смутное время (7113–7121 гг.). М., 1907. С. 271.

51 Забелин И.Е. Домашний быт русского народа в XVI и XVII ст. Т.I. Ч.II.  Домашний быт русских царей в XVI и XVII ст. М., 2000. С.293.

52 Соловьев С.М. Сочинения. В 18 кн. Кн. IV. Истории России с древнейших времен. Т. 7–8. М., 1989. С. 240.

53 Дворцовые разряды. Т. 3. СПб., 1852. Стб. 1080–1081.

54 Зверева С.Г. Государевы певчие дьяки после «Смуты» // Герменевтика древнерусской литературы. XVI – начало XVIII веков. М., 1989. С. 362.

55 РГАДА. Ф. 396. Оп. 2. Ч. 1. Кн. 288. Л. 255об.–258. 

56 Черная Л.А. Повседневная жизнь московских государей в XVII веке. М., 2013. С. 210.

57 РГАДА. Ф. 396. Оп. 2. Ч. 1. Кн. 291. Л. 102об., 139–140 об.

58 Забелин И.Е. Домашний быт русского народа в XVI и XVII ст. Т.I. Ч.II. Домашний быт русских царей в XVI и XVII ст. С. 287–288.

59 РГАДА. Ф. 396. Оп. 2. Ч. 1. Кн. 985. Л. 168 об.–169.

60 Там же. Ф. 396. Оп. 1. Ед. хр. 2853. Л. 2–3.

61 Забелин И.Е. Домашний быт русского народа в XVI и XVII ст. Т.I. Ч.II. Домашний быт русских царей в XVI и XVII ст. С. 65–66.

62 Топычканов А.В. Российские и европейские резиденции XVII в.: Опыт сравнительного анализа // Коломенское: Материалы и исследования. Вып. 12. М., 2008. С. 7–18.