Автор: Толстиков Александр Владимирович
Журнал: Ученые записки Петрозаводского государственного университета 2021

Введение

«Все добрые [люди], особенно почтенный упсальский капитул, сильно сокрушались из-за того, что их первосвященник оскорблен столь возмутительным образом, ибо они знали, что это посольство в Московию есть не что иное, как путь к вернейшей смерти»¹. Так говорится в «Истории Упсальской митрополии», составленной знаменитым Иоанном Магнусом (как указано на титульном листе – в 1536 году в Данциге), а затем отредактированной и напечатанной его еще более знаменитым братом, Олаусом, в Риме в 1557 году. Процитированный пассаж касается нереализовавшихся планов короля Швеции Густава Васы отправить архиепископа Иоанна послом в Россию в 1526 году и ярко отражает чувства, которые, как можно полагать, испытывал в связи с поручением сам Иоанн. Вероятно, под приведенными словами был готов подписаться и другой представитель шведского – но уже лютеранского – духовенства, посетивший Московию в составе дипломатической миссии примерно сорок пять лет спустя, абоский епископ Павел Юстен. Его поездка является, пожалуй, наиболее известным (и наиболее драматическим) примером участия шведского клирика в посольстве в Россию. Нередко в этой связи также вспоминают другого абоского епископа Микаэля Агриколу, который побывал в 1557 году в Москве вместе с самим упсальским архиепископом Лаврентиусом Петри и умер на обратном пути. Комментируя назначение Юстена или Агриколы, исследователи обычно упоминают, что для Швеции в XVI веке отправка послами в Россию клириков, прежде всего из Финляндии (представители которой вообще практически постоянно привлекались для осуществления дипломатических контактов с восточным соседом), не была чем-то из ряда вон выходящим, но в лучшем случае ограничиваются одним-двумя примерами2. Однако насколько широко была распространена такая практика (особенно если учитывать не только епископов)? Что известно о других представителях шведского духовенства, исполнявших дипломатические обязанности в Московии? Есть ли у нас основания считать, что статус духовного лица играл какую-то особую роль при выборе посла в Россию? На мой взгляд, попытка поискать ответы на поставленные вопросы и как минимум обобщить имеющиеся сведения на этот счет будет небесполезной в контексте истории российско-шведских отношений в богатом событиями XVI столетии. Читать далее →

Автор: Савосичев А.Ю. Кузьмина О.Ю.
Журнал: Ученые записки Орловского государственного университета. Серия: Гуманитарные и социальные науки 2009

Рязанский архиепископский двор, подобный дворам других феодальных владений Северо-Восточной Руси, складывается еще до присоединения великого княжения Рязанского к Москве. В актовых материалах Рязанского края первое упоминание вассалов главы местной церковной организации относится примерно к третьей четверти XV в. Боярин рязанского епископа Давыда Федор Гавердовский в 14641471 гг. от имени владыки судился по поземельному делу с неким Василием Александровичем [51]. Читать далее →

Автор: Бенцианов М.М.
Журнал: Вспомогательные исторические дисциплины 2019

Комплексное исследование корпоративности как явления, включающего совокупность служебных, родственных (крестородственных), поземельных, патрон-клиентских и иных связей, внутри объединений провинциального дворянства, «служилых городов», выступает необходимой основой для изучения организации системы службы в Русском государстве XVI-XVII вв. и ее сопоставления с моделями, которые получили распространение в других европейских странах. При неразвитой сословной структуре, с отсутствием детально регламентированных правовых основ для деятельности тех или иных групп населения, объединения лиц, связанных с военной службой, обладали наибольшими возможностями для защиты интересов своих членов перед лицом сильной государственной власти. Читать далее →

Автор: Оспенников Ю.В.
Журнал: Вестник Казанского юридического института МВД России 2017

К трактовке коррупционных правонарушений в Московском государстве XVI в. следует подходить с точки зрения широкого подхода: коррупция в это время представляет собой сложное явление, конкретно-исторические особенности которой могут быть раскрыты через изучение разнообразия форм коррупционных правонарушений.

В современных работах нередко коррупция сводится к содержанию терминов «лихоимство» и «мздоимство», обычно отождествляется с содержанием понятия «взяточничество»[1; 2; 3, С. 90]. При этом к упомянутым выше понятиям искусственно привязываются совершенно другие деяния. Например, без всяких оснований с «мздоимством» отождествляется «самосуд» Двинской уставной грамоты 1397 года [3, С. 90]. Чаще всего в историко-правовых исследованиях коррупционные правонарушения рассматриваются на основе анализа крупных законодательных памятников – московских судебников, при этом крайне редко привлекаются такие источники права как московские уставные грамоты, среди которых особенно информативными являются губные и земские уставные грамоты XVI в. Читать далее →