Магилина Инесса Владимировна

Вестник Волгоградского государственного университета. Серия 4: История. Регионоведение. Международные отношения. Выпуск № 1 / 2009

Предпринята попытка проанализировать превращение антитурецкого проекта в инструмент восточной политики Московского государства в период правления Василия III и Ивана IV. Проект создания антитурецкой коалиции в XVI в. был прообразом политических союзов Нового времени. Участие в антитурецкой коалиции могло существенным образом повлиять на интеграцию Московского государства в европейское международное сообщество.

К началу 20-х гг. XVI в. положение Османской империи достигло апогея политического могущества. Захватив Балканский полуостров, Османская империя из азиатской превратилась в южно-европейскую державу, вплотную приблизившись к границам Священной Римской империи. Исходя из этого, «восточный вопрос»¹ осознавался европейским сообществом как борьба христианской Европы с Османской империей ^{[52, s. 46]}. Борьба с «крупнейшей военной державой Средневековья» ^{[7, с. 23]} была возможна только при условии «nemico commune» – объединения военно-технических потенциалов всех заинтересованных стран. Отсюда возникала потребность в создании антитурецкой коалиции ². В Римской Курии рассматривались различные варианты антитурецкой коалиции или лиги ³. В коалиции должны были присутствовать Испания, Священная Римская империя и Венеция. Римской Курии отводилась роль идеологического лидера. Перечисленные государства имели с Османской империей сухопутные или морские границы и находились с османами в состоянии перманентной войны. Теоретически к антитурецкой коалиции могли присоединиться и другие европейские государства, в частности Франция, Англия, Польша. Но эти страны в вопросе создания антитурецкой коалиции преследовали собственные, узконациональные интересы ⁴. Поэтому, несмотря на то, что в течение всего XVI столетия Римская Курия вела активную агитационную работу среди европейских монархов, антитурецкие планы оставались лишь гипотетическими проектами. Для того чтобы изменить положение, необходимо было внести серьезные коррективы в состав участников лиги. Римская Курия начала рассматривать варианты политического союза с государствами, находящимися вне сферы влияния католической церкви, включая нехристиан. В вопросе антитурецкой борьбы римские понтифики оказались прагматичными политиками, которым удалось теологически обосновать идею создания лиги именно против османов «в союзе с заинтересованными государствами, включая и нехристиан» ^{[59, s. 44]}.

Первой в списке кандидатов в союзники была шиитская Персия. Дипломатические контакты с Персией были установлены еще в последней трети XV века ⁵. Тогда создать антитурецкий союз с нехристианским правителем не удалось, но европейцы сделали для себя важный вывод. В результате союза с Персией, османы могли быть зажаты между двумя фронтами – с запада и востока. В этом случае они не смогли бы вести войну одновременно против христиан и против персов. Поэтому усилия европейских государств были направлены на приобретение персов в качестве союзников для антитурецкой коалиции. Однако вопрос привлечения Персии в ряды антитурецкой коалиции на протяжении трех четвертей XVI в. продолжал оставаться лишь теоретически возможным. Б.Паломбини отмечала, что «всякий раз, когда заходила речь о привлечении Персии в ряды антитурецкой коалиции, на первый план выступало Московское государство» ^{[54, s. 107]}.

Процесс приобщения Московского государства к участию в антитурецкой лиге, также как и в случае с Персией, начался еще в последней четверти XV века. Х.Юберсбергер считал, что идея вовлечения Московского государства в антитурецкую коалицию возникла у Габсбургов в конце XV века ^{[60, s. 112]}. Папа Лев Х в 1518-1520 гг., проектируя крестовый поход против османов, рассчитывал на участие в нем Московского государства ^{[56, р. 211]}. Политика Московского государства относительно антитурецкой коалиции имела достаточно оригинальную и самостоятельную позицию и была тесно связана с его восточной политикой.

«Восточный вопрос» для молодого Московского государства, также как и для европейцев, возник с момента падения Византии и образования Османской империи ⁶. Для православной Руси понятие османской агрессии имело более емкое определение. Помимо политической составляющей, оно обладало историко-философским обоснованием, связанным с ролью Москвы, как духовной преемницы Византийской империи и защитницы прав славянских народов Балканского полуострова ^{[46, с. 12]}. Обоснование преемственности выражалось представлением «translation трегп»-«перехода» или «переноса» культурного, исторического и военно-политического наследия Римской империи сначала к Византии, а затем к Московскому царству. Православный вариант «translation» есть результат конкретных военно-политических акций – османского завоевания православных государств Балканского полуострова. Московское государство становится единственным политически независимым государством, которое соединяет свою историческую судьбу с порабощенными народами Балкан. Важно подчеркнуть, что речь шла не о мессианстве в буквальном смысле, а об исторической ответственности ^{[34, с. 242]}. Уже с первой четверти XVI в. политическая элита Московского государства осознавала, что основной смысл «восточного вопроса» заключался в политическом лидерстве на православном Востоке ⁷. Поэтому «восточный вопрос» стал не столько предметом религиозно-философских дискуссий, сколько дипломатическим инструментом, с помощью которого Московское государство постепенно встраивалось в систему европейских международных отношений.

Московские государи, прежде всего, стремились подчеркнуть свой суверенитет и статус на европейской международной арене. Переговорный процесс по вхождению Московского государства в антитурецкую коалицию начался в первой трети XVI века. Предложения о вступлении в коалицию поступали от императора Максимилиана I ⁸ и римских пап Льва Х и Климента VII ^{[1, с. 268]}. Между Римом, Священной Римской империей и Москвой возникла переписка и обмен посольствами. Официально позиция Московского государства по вопросу антитурецкой коалиции впервые была обозначена во время переговоров Василия III с имперскими послами Ф. да Коло и А. де Конти. Московское государство всегда было оплотом христианской веры и «наперед стояти и боронити христианство от бесерменства хотим» ^{[26, с. 376]}. Под общим врагом подразумевалось конкретное лицо – турецкий султан Селим I. Но понятие «бесерменства» для Московского государства было значительно шире и включало в себя татарские государства, возникшие на развалинах Золотой Орды, – Крымское, Казанское и Астраханское ханства, которые постоянно сохраняли актуальность «восточного вопроса» для внешнеполитического курса Василия III ^{[36, с. 36]}.

Ряд российских исследователей считают, что переговоры по созданию антитурец-кой коалиции выходили за рамки внешнеполитических возможностей Московского государства ^{[7, с. 249; 20, с. 44-116; 44, с. 215]}. Однако стоит подчеркнуть, что с помощью гипотетического участия в еще не созданной антитурецкой коалиции, московский государь демонстрировал потенциальные возможности своей страны. Это один, достаточно важный аргумент, так как именно по вопросу участия в антитурецкой коалиции европейские монархи проявляли интерес к Московскому государству ^{[13, с. 87]}. Проблема создания антитурецкой коалиции в это время являлась предметом геополитики – первым международным проектом Нового времени. Немаловажно, что Московское государство вовремя сумело оценить масштабы и значение своего участия в подобном проекте.

С другой стороны, внешнеполитический курс Османской империи был направлен на территориальные захваты как в Центральной и Южной Европе, так и на Ближнем и Среднем Востоке. В Восточной Европе Османская империя не стремилась к немедленным захватам территорий, особенно в первой половине XVI века. С Московским государством османы предпочитали бороться силами татарских ханств ^{[17, с. 7]}. Отсюда первая попытка османов создать единый антирусский фронт в составе Крымского, Казанского, Астраханского ханств и Ногайской Орды ^{[37, с. 37]}. В полной мере осуществить эти планы не удалось, хотя Казанское ханство, также как и Крымское, стало вассалом турецкого султана ^{[8, с. 302]}. Провозглашением сюзеренитета над Крымом и Казанью Османская империя показала стремление выступать в роли лидера в системе татарских ханств Восточной Европы ^{[37, с. 54]}. Такая перспектива неизбежно вела к столкновению с Московским государством, одним из важнейших направлений внешней политики которого являлось подчинение или уничтожение осколков Золотой Орды, постоянно угрожавших его южным границам. Внешнеполитический курс Османской империи и Московского государства находился в неразрешимом противоречии, так как оба государства претендовали на гегемонию в Восточной Европе, и прямое столкновение было вопросом времени ^{[24, с. 60]}.

Резюмируя вышеизложенное, можно сказать, что Василий III определил свое отношение к «восточному вопросу» стремлением участвовать в антитурецкой коалиции ⁹. Сложившаяся международная обстановка не привела к каким-либо конкретным соглашениям. Переговорный процесс по созданию антитурецкой коалиции прервался почти на 50 лет. Несмотря на это, Московское государство продолжало оставаться потенциальным участником общеевропейского проекта – антитурецкой коалиции. Как справедливо отмечала А.Л. Хорошкевич, роль международных отношений для развития Московского государства в этот период времени была столь велика, что внешнеполитические связи и отношения оказывали серьезное воздействие на внутреннюю политику ^{[44, с. 253]}. По нашему мнению, это воздействие напрямую отразилось в формировании и развитии восточной политики Московского государства. Пока еще восточный вопрос ограничивался внутренним окружением Московского государства – Крымом и ханствами Поволжья и опосредованно был связан с Османской империей. Однако это не делало его менее острым для положения Московского государства ¹⁰, которое уже стало объектом и субъектом международных отношений. Поэтому для выхода восточного вопроса на внешний уровень оставалось совсем немного времени.

Одним из первых шагов взошедшего на престол Ивана IV было венчание на царство. Подобным актом Иван IV подчеркивал притязания Московского государства на равноправные позиции с другими европейскими странами ^{[45, с. 58]}. Царское достоинство московского царя неизбежно должно было прийти в противоречие с продолжавшими существовать остатками Золотой Орды – Крымским, Казанским и Астраханским ханствами, правители которых считали себя царями. Для того чтобы окончательно избавиться от ментальной, территориальной и юридической зависимости от Золотой Орды, следовало присоединить осколки распавшейся Орды к Московскому государству ¹¹. Западноевропейские государи долгое время не признавали титула московского царя, потому что в христианском мире мог быть только один император и это император Священной Римской империи ^{[3, с. 73]}. Но политическая реальность была такова, что на востоке Европы образовалось мощное государство, которое могло быть потенциальным союзником в борьбе с Османской империей ¹². Московское государство добивалось признания и включения в «ранг равных» европейским сообществом, используя и демонстрируя свои стратегические возможности. Поэтому борьба Московского государства с остатками «постордынского мира» ^{[45, с. 560]} легитимировала титул царя и вывела восточную политику Московского государства на новый внешнеполитический уровень ¹³.

С самого начала своего царствования Иван IV был хорошо осведомлен о планах Римской Курии и Священной Римской империи в отношении создания антитурецкой коалиции. В этом вопросе хорошо видна преемственность внешнеполитических установок между Иваном IV и Василием III ^{[55, с. 28]}. Продвижение на Восток сталкивало Московское государство с интересами Османской империи ¹⁴.

В 60-х гг. XVI в. султан Сулейман вновь предпринял попытку создать антирусский союз в составе Крымского ханства и мусульманских государств Поволжья ¹⁵. В стратегических планах султана Сулеймана было постепенное проникновение через Кавказ и Астрахань в Персию и Среднюю Азию ^{[19, с. 185]}. Вхождение в состав Московского государства Поволжских ханств означало предел расширения Османской империи в восточном направлении ^{[16, с. 43]}. В мае 1569 г., когда между Московским государством и Османской империей разразился вооруженный конфликт, султан Селим санкционировал военный поход, направленный на захват Астрахани. Существует мнение, что Астраханским походом Османская империя продемонстрировала свое вступление в борьбу за наследие Золотой Орды, как территориальное, так и политическое ^{[14, с. 46]}. Теоретически возможна и такая трактовка похода 1569 года. Но на наш взгляд, в большей степени османы были заинтересованы в практической выгоде. Завладев Астраханью, османы смогли бы постоянно оказывать давление на мусульман Поволжья. В дальнейшем Астрахань, через сооруженный османами Волго-Донской канал, должна была стать плацдармом для дальнейшего наступления на Северный Кавказ и Персию ^{[23, с. 138]}. Основной задачей астраханской кампании было активное противодействие османов закреплению Московского государства на Каспии. Поэтому стратегическое сотрудничество с Персией в этот момент отвечало не только внешним, но и внутренним интересам Московского государства. Редкие контакты с Персией были очень важны для укрепления внешнеполитического статуса московского государя в глазах европейцев ¹⁶. Османы очень болезненно реагировали на любые контакты между Московским государством и Персией. Султанское правительство справедливо опасалось развития стратегических отношений между двумя естественными союзниками, в результате чего Османская империя могла утратить в этом регионе свое лидерское положение ^{[38, с. 21]}. Однако переговоры между Московским государством и Персией не получили продолжения. Причина заключалась в продолжавшейся Ливонской войне, которая поглощала все ресурсы государства.

Тем не менее неудача Ливонской войны практически не нарушила планов Ивана IV относительно интеграции в европейское сообщество. Скорее наоборот, именно неудача Ливонской кампании подтолкнула московское правительство на официальное сближение с европейскими государствами, прежде всего с Римской Курией, Венецией и Священной Римской империей. Османская угроза продолжала оставаться для европейцев актуальной. Политическая обстановка в Европе была такова, что если в первой половине XVI в. участие Московского государства в общеевропейской антитурецкой лиге было теоретически возможным, то с присоединением Поволжских ханств наступил новый этап в развитии международных отношений в Центральной и Восточной Европе. Соотношение сил в системе восточноевропейских государств изменилось в пользу Московского государства ^{[7, с. 307]}. Я.С. Лурье справедливо отмечал, что в конце Ливонской войны борьба за выход к Балтике на дипломатическом уровне должна была вестись против Османской империи ^{[18, с. 294]}.

В январе 1576 г. Иван IV отправил к императору Максимилиану II посольство во главе с кн. З.И. Белозерским (Сугорским) и дьяком А. Арцыбашевым. Цель посольства -«соединенье» – заключение письменного союза против общих врагов ^[30]. Именно во время переговоров стало очевидно, что отношения между Московским государством и Священной Римской империей становятся «на реальную почву», и активная внешнеполитическая позиция московского правительства относительно «восточного вопроса» позволяет реализовать «давно наметившуюся антиту-рецкую коалицию» ^{[21, с. 123]}. В депеше папского нунция в Польше В. Лаурео Григорию XIII говорится, что «Великий князь лучше, чем кто-либо мог бы решить “восточный вопрос”» ^{[5, с. 214]}.

Следует согласиться с утверждением Б.Н. Флори, что с конца 70-х гг. XVI в. вопрос
об участии Московского государства в общеевропейской войне против турок начинает передвигаться из сферы проектов в сферу практической политики ^{[42, с. 84]}. Однако ряд субъективных факторов и на этот раз помешал реализации планов по созданию антитурецкой коалиции. Переговоры по созданию антитурецкого союза были приостановлены, но не прекратились совсем ^{[2, с. 73]}.

В 1581 г. Иван IV отправил в Европу посольство с предложением союза против «неверных» ^{[49, с. 183]}. В обмен на свое участие в антитурецкой коалиции Иван IV просил посредничества в заключении мира между Москвой и Польшей. Григорий XIII должен был выступить посредником в заключении перемирия между Московским государством и Польшей ^{[40, с. 31]}. Стоит подчеркнуть, что Иван IV, а впоследствии царь Федор и Борис Годунов, воспринимали римских понтификов как авторитетных политических лидеров, при поддержке которых можно было стать равноправным членом «европейской лиги» ^{[15, с. 459]}. Положение, в котором Московское государство оказалось в результате поражения в Ливонской войне, не должно было отразиться на международном авторитете страны и ее потенциальных возможностях.

Иван IV смог убедить папского посланника А. Поссевино в том, что «мы хотим соединения» с Римским понтификом, императором и со всеми другими христианскими государями в антитурецкий союз ^{[29, с. 145]}. Впоследствии А. Поссевино обосновал новый для европейцев взгляд на «восточный вопрос» ^{[28, с. 37]}. Проблема османской экспансии в Европу может быть решена силами юго-восточных славян, а Московское государство должно было выступать в качестве духовно-политического лидера ^{[41, с. 42]}. Исходя из сложившейся политической обстановки в Европе, наибольшую выгоду от желания Московского государя вступить в антитурецкую лигу мог получить император, сдерживавший наступление турок на европейские территории ^{[48, с. 173]}. Кроме того, привлечение в анти-турецкую лигу Персии было возможно только при посредничестве Московского государства. Европейско-персидские связи, которые к этому времени насчитывали уже почти столетнюю историю, не дали никаких конкретных результатов. В Европе считали, что такая ситуация является последствием проблем, связанных с коммуникацией ^{[59, s. 81]}. Связь Европы с Персией через Московское государство могла осуществляться в два-три раза быстрее и безопаснее. Кроме того, Московское государство к этому времени имело в глазах европейцев определенный политический авторитет. Связано это было с политическим влиянием, которое могло оказать Московское государство на Персию ^{[54, s. 126]}. Григорий XII, находясь под впечатлением от переговоров Максимилиана II с московскими послами З.И. Сугорским и А. Арцыбашевым, разработал план участия Московского государства в антитурецкой лиге ^{[50, р. 51]}. Следует обратить внимание на важную деталь. Если во время первой попытки, сделанной Львом Х в 1519 г., Московское государство желали видеть в лиге как партнера ^{[1, с. 269]}, то теперь Григорий XII предлагал атаковать османов с двух сторон: с запада – силами европейцев, а с северо-востока – силами «русско-персидского союза» ^{[50, р. 52]}. Таким образом, создание «русско-персидского союза» и вхождение его в состав европейской антитурецкой лиги есть программа максимум, которую будет реализовывать европейская дипломатия в отношении Московского государства вплоть до начала «Тридцатилетней войны» ^{[58, р. 96]}.
Иван IV понял основные тенденции европейских интересов в «восточном вопросе» и максимально использовал их для решения своих собственных внешнеполитических задач. Проект участия в антитурецкой коалиции стал инструментом, с помощью которого Московское государство пыталось интегрироваться в европейское сообщество. В этой точке пересекаются внешнеполитические цели и внутренние побудительные мотивы Московского государства относительно «восточного вопроса»¹⁷. Формирование восточного направления внешней политики Московского государства происходило естественным путем, и именно эта политика делала его привлекательным для участия в общеевропейских проектах.

---

ПРИМЕЧАНИЯ
¹ Впервые термин «восточный вопрос» прозвучал на международном конгрессе в Вероне в 1822 г. применительно к русско-турецким войнам в конце XVIII. Однако почти сразу он стал ретроспективно обозначать комплекс явлений, связанных с взаимоотношениями с Турцией (см.: [22, с. 48]).

² Первые проекты антитурецкой коалиции стали появляться в конце XV в. (см.: [56, р. 27-29]).

³ Понятие «лига» и «коалиция» тождественны, но имеют качественное различие. «Лига» является объединением организаций или государств, «коалиция» подразумевает заключение союза между государствами для достижения определенной цели. В данном случае этот союз должен был быть направлен на борьбу с Османской империей. В дипломатических документах XVI-XVII вв. в отношении антитурецкого союза главным образом использовался термин «лига».

⁴ См. следующую литературу по этому вопросу: [9, с. 534; 12, с. 81; 25, с. 14; 51, р. 114; 53, 8. 261; 57, р. 32].

⁵ Персией европейцы называли созданное в середине 70-х гг. XV в. Узун Хасаном государство Ак-Коюнлу – конфедерация тюркских племен, которые тесно соприкасались с Византией с XIV в. через брачные союзы (см.: [4, с. 223]).

⁶ С. Жигарев, обобщив многочисленные дискуссии, происходившие по проблеме «восточного вопроса» в России в конце XIX в., дал его определение: «Восточный вопрос в том смысле, в каком он употребляется в отношении к Турции, заключается в самом факте падения Царьграда и тех отношениях, которые созданы были новым порядком вещей в юго-восточном углу Европы и том положении, в каком очутилась в это время православная Русь по отношению к Балканскому полуострову и западной Европе» (см.: [10, с. 22]).

⁷ Эту мысль впервые высказал профессор Ф.И. Успенский в небольшой работе, специально посвященной «восточному вопросу». Историк также подчеркивал, что совсем «не одно и то же сознавать политическую идею и принимать меры к ея осуществлению» (см.: [41, с. 34, 57]).

⁸ За первые 10 лет правления Василия III в Москве прибывало не менее 13 имперских посольств (см.: [39, с. 11-12]).

⁹ В переписке с Климентом VII и Карлом V Василий III пытался выяснить конкретные детали будущего соглашения, обещая со своей стороны помощь против турок «войсками и деньгами» (см.: [27, с. 20 – 21; 30; 31; 32; а также 33, с. 14-26].

¹⁰ Можно согласиться с утверждением А.Б. Кузнецова, что восточный вопрос в первой половине XVI в. – это борьба за сохранение национальной независимости (см.: [17, с. 120]).

¹¹ Завоевание Казани и Астрахани, а позднее и Сибирского ханства можно считать этапами складывания и утверждения собственной империи -территориальной наследницы Золотой Орды и духовно-культурной восприемницы византийской традиции (см.: [6, с. 83; 47, с. 115]). С этой точкой зрения солидарен Р.Г. Скрынников, который считает, что после завоевания Казани и Астрахани складывались предпосылки развития русского государства по имперскому пути развития (см.: [35, с. 445]).

¹² Подобного рода прецеденты уже бывали в истории. В 1263 г. в союзнические отношения с монгольской Ордой вступили византийский император и патриарх, тем самым титул золотоордынских царей был легитимирован. Однако легитимизация Золотой Орды в Европе произошла не из-за ее союза с Византией и дипломатических связей с Венецией и Францией. В Европе не задумывались над законностью титула ханов Золотой Орды, когда монголы могли стать союзниками крестоносцев. Как справедливо отметил А.И. Филюшкин, «боевая мощь татарских туменов» была самым убедительным аргументом (см.: [43, с. 383]).

¹³ Справедливо утверждение А.А. Зоненштраль-Пискорского, что ограничение понятия «восточного вопроса» только территориями, принадлежащими к Босфору и Дарданеллам, было бы неоправданным и достаточно условным (см.: [11, с. 24]).

¹⁴ Во второй половине XVI в. стратегические интересы Стамбула находились в Поволжье и на Кавказе (см.: [23, с. 124-126]).

¹⁵ Ударной силой должны были стать Поволжские ханства и Ногайская Орда. Если с ногайцами крымско-турецким послам не удалось договориться, то Астраханское ханство к союзу присоединилось. Османская империя должна была выступать в качестве координатора и финансового донора. В боевых действиях против Москвы должны были принимать участие подразделения янычар и турецкая артиллерия (см.: [2, с. 66]).

¹⁶ В июне 1569 г. венецианский посол при дворе Максимилиана II Д. Микели сообщал Сенату, что император получил сообщения, согласно которым Москва и Персия находятся в настоящем взаимопонимании – «buona intelligentia» (см.: [33, с. 49]).

¹⁷ А.Л. Хорошкевич сделала вывод о том, что внешнеполитическая программа Московского государства, складывавшаяся с конца XV – первой четверти XVI в., реализовывалась в течение двух последующих столетий (см.: [44, с. 256]).

---

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

¹ Бантыш-Каменский, Н. Н. Обзор внешних сношений России (по 1800 г.). В 2 ч. Ч. 2 : Германия и Италия / Н. Н. Бантыш-Каменский. – М. : Тип. Э. Лисснера и Ю. Романа, 1896. – 280 с.

² Бахтин, А. Г. Причины присоединения Поволжья и Приуралья к России / А. Г. Бахтин // Вопросы истории. – 2001. – № 5. – С. 52-72.

³ Беккер, С. Россия и концепт империи / С. Беккер // Новая имперская история постсоветского пространства : сб. ст. – Казань : Центр Исследований Национализма и Империи, 2004. – 656 с.

⁴ Босворт, К. Э. Мусульманские династии / К. Э. Босворт. – М. : Наука, 1971. – 167с.

⁵ Вержбовский, Ф. Викентий Лаурео и его неизданные послания / Ф. Вержбовский // Журнал Министерства народного просвещения. – 1882. -№8-9. – С. 214-215.

⁶ Горский, А. А. Москва и Орда / А. А. Горский. – М. : Яз. славян. культуры, 2000. – 182 с.

⁷ Греков, И. Б. Очерки по истории международных отношений Восточной Европы XIV-XVII вв. / И. Б. Греков. – М. : Изд-во вост. лит., 1963. -374 с.

⁸ Греков, И. Б. К вопросу о характере политического сотрудничества Османской империи и Крымского ханства в Восточной Европе в XVI-XVII вв. / И. Б. Греков // Россия, Польша и Причерноморье в XV-XVIII вв. : сб. ст. / АН СССР ; под ред. Б. А. Рыбакова. – М. : Наука, 1979. – С. 299-314.

⁹ Дворник, Ф. Славяне в европейской истории и цивилизации / Ф. Дворник ; пер. с англ. яз. И. И. Соколовой. – М. : Яз. славян. культуры, 2001. – 800 с.

¹⁰ Жигарев, С. Л. Русская политика в Восточном вопросе. (Ея история в XVI-XIX веках, критическая оценка и будущие задачи). Историко-юридические очерки. В 2 ч. Ч. 1 / С. Л. Жигарев. – М. : Унив. тип., 1896. – 465 с.

¹¹ Зоненштраль-Пискорский, А. А. Международные торговые договоры Персии / А. А. Зоненштраль-Пискорский. – М. : Моск. ин-т востоковедения им. Н. Н. Нариманова при ЦИК СССР, 17-я тип. «Мосполиграф», 1931. – 254 с.

¹² Ивонин, Ю. Е. У истоков европейской дипломатии нового времени / Ю. Е. Ивонин. – Минск : Изд-во «Университетское», 1984. – 160 с.

¹³ Письмо Альберто Кампензе к Его Святейшеству Папе Клименту VII о делах Московии // Библиотека иностранных писателей о России. В 2 т. Т. I
/ сост. В. Семенов. – СПб. : Тип. Э. Пратца, 1836. -С. 70-91.

¹⁴ Каппелер, А. Россия – многонациональная империя / А. Каппелер. – М. : Традиция – Прогресс-Традиция, 2000. – 344 с.

¹⁵ Карамзин, Н. М. История Государства Российского. В 3 кн. Т. 7-12 / Н. М. Карамзин. -СПб. : Издание А. С. Суворина, 1831. – Т. 8. – 557 с.

¹⁶ Карданов, И. Э. Из истории отношений между адыгскими народами и Россией в XVI веке / И. Э. Карданов. – Нальчик : Эльбрус, 1972. – 164 с.

¹⁷ Кузнецов, А. Б. Дипломатическая борьба России за безопасность южных границ (первая половина XVI в.) / А. Б. Кузнецов. – Минск: Изд-во «Университетское», 1986. – 135 с.

¹⁸ Лурье, Я. С. Новые данные о посольстве Сугорского и Арцыбашева в 1576 г. / Я. С. Лурье // Исторические записки. – 1948. – Т. 27. – С. 294.

¹⁹ Махмудов, Я. М. Взаимоотношения государств Ак-Коюнлу и Сефевидов с западными странами (II половина XV – начало XVII в.) / Я. М. Махмудов. – Баку : Изд-во Бакин. ун-та, 1991. – 262 с.

²⁰ Мейер, М. С. Основные этапы ранней истории русско-турецких отношений / М. С. Мейер // Османская империя: проблемы внешней политики и отношений с Россией : сб. ст. / Рос. акад. наук, Ин-т востоковедения ; отв. ред. и авт. предисл. С. Ф. Орешкова. – М. : ИВ, 1996. – С. 44-116.

²¹ Накашидзе, Н. Т. Русско-английские отношения во второй половине XVI в. / Н. Т. Накашидзе. – Тбилиси : Изд-во Тбилис. ун-та, 1955. – 156 с.

²² Наумов, Е. П. Балканы в международной жизни Европы XV-XIX вв. / Е. П. Наумов, Г. Л. Арш, И. С. Достян, В. Н. Виноградов // Связи России с народами Балканского полуострова, первая половина XVII в. : сб. ст. / АН СССР, Ин-т славяноведения и балканистики. – М. : Наука, 1990. – С. 94-125.

²³ Некрасов, А. М. Международные отношения и народы Западного Кавказа в последней четверти XV – первой половине XVI в. / А. М. Некрасов. – М. : Наука, 1990. – 192 с.

²⁴ Новосельский, А. А. Борьба Московского государства с татарами в первой половине XVII в. / А. А. Новосельский. – М. ; Л. : 2-я тип. Изд-ва Акад. наук СССР, 1948. – 448 с.

²⁵ Очерк истории польско-турецких отношений в XVI – первой четверти XVII в. // Османская империя в первой четверти XVII в. : сб. док. и материалов / сост. Х. М. Ибрагимбейли, Н. С. Рашба [и др] ; отв. ред. М. С. Мейер ; пер. А. Н. Гаркавца [и др.]. – М. : Наука, 1984. – С. 21-28.

²⁶ Памятники дипломатических сношений Древней России с державами иностранными. В 2 ч. Ч. 1 : Сношения с государствами европейскими. -СПб. : II Отд-ние собств. Е. И. В. Канцелярии, 18511871. – 1620 стлб.

²⁷ Переписка пап с российскими государями в XVI веке, найденная между рукописями в Римской барбериниевой библиотеке. Изд. с пер. актов с лат. на рус. яз. – СПб. : Импер. акад. наук, 1834. – 116 с.

²⁸ Пирлинг, П. Восточная идея Поссевино / П. Пирлинг // Из смутного времени. Статьи и заметки. – СПб. : Издание А. С. Суворина, 1902. – 57 с.

²⁹ Письмо Ивана IV Григорию XIII от 1583 г. // Иван Грозный и иезуиты: миссия Антонио Поссевино в Москве : сб. – М. : Аграф, 2005. – 256 с.

³⁰ РГАДА. – Ф. 32. – Оп. 1. – Кн. 3. – Л. 266.

³¹ РГАДА. – Ф. 32. – Оп. 1. – Кн. 1. – Д. 11.

³² РГАДА. – Ф. 32. – Оп. 5.

³³ Россия и Италия. Сборник материалов и исследований, касающихся сношений России с Италией. – СПб. : Имп. акад. наук, 1907. – 250 с.

³⁴ Синицына, Н. В. Третий Рим. Истоки и эволюция русской средневековой концепции (XV-XVI вв.) / Н. В. Синицына. – М. : Изд-во РАГС, 1998. – 286 с.

³⁵ Скрынников, Р. Г. Царство террора: [Об опричнине Ивана Грозного] / Р. Г. Скрынников ; Рос. акад. наук. – СПб. : Наука. С-Петербург. отд-ние, 1992. – 571 с.

³⁶ Смирнов, И. И. Восточная политика Василия III / И. И. Смирнов // Исторические записки. -1948. – Т. 27. – С. 18-66.

³⁷ Смирнов, Н. А. Россия и Турция в XVI-XVII веках. В 2 т. Т. 1 : XVI / Н. А. Смирнов. – М. : МГУ, 1946. – 158 с.

³⁸ Смирнов, Н. А. Политика России на Кавказе в XVI-ХIX веках / Н. А. Смирнов. – М. : Соцэкгиз, 1958. – 244 с.

³⁹ Списки дипломатических лиц русских за границей и иностранных при Русском дворе (с начала сношений по 1800 г.) / сост. Сергеем Ал. Белокуровым. – Вып. 1 : Австро-Венгрия. – М. : Тип.Э. Лесснера и Ю. Романа, 1892. – 95 с.

⁴⁰ Толстой, Д. Римский католицизм в России. Историческое исследование гр. Дмитрия А. Толстого. В 2 т. Т. 1 / Д. Толстой. – СПб. : В. Ф. Демаков, 1876. – 538 с.

⁴¹ Успенский, Ф. И. Как возник и развивался в России «Восточный Вопрос» / Ф. И. Успенский. -СПб. : С.-Петерб. славян. благотворит. о-во, 1887. -68 с.

⁴² Флоря, Б. Н. Проект антитурецкой коалиции в русской внешней политике 70-х гг. XVI в. / Б. Н. Флоря // Социально-экономическая и политическая история Юго-Восточной Европы до середины XIX века. – Кишинев : Изд-во «Штиинца», 1980. – С. 118-132.

⁴³ Филюшкин, А. И. Титулы русских государей / А. И. Филюшкин. – М. ; СПб. : Альянс-Архео, 2006. – 256 с.

⁴⁴ Хорошкевич, А. Л. Русское государство в системе международных отношений конца XV – начала XVI в. / А. Л. Хорошкевич. – М. : Наука, 1980. – 298 с.

⁴⁵ Хорошкевич, А. Л. Россия в системе международных отношений середины XVI в. / А. Л. Хорошкевич. – М. : Изд-во «Древнехранилище», 2003. -622 с.

⁴⁶ Чаев, Н. С. «Москва – Третий Рим» в политической практике Московского правительства в XVI веке / Н. С. Чаев // Исторические записки. -1945. – Вып. 17. – С. 3-23.

⁴⁷ Шмидт, С. О. Восточная политика России накануне «Казанского взятия» / С. О. Шмидт // Россия Ивана Грозного / Рос. акад. наук, Ин-т рос. истории, Археографическая комиссия. – М. : Наука, 1999. – 557 с.

⁴⁸ № 242. – «1581 г января 16. – Прага. – Депеша нунция Маласпина кардиналу Комо» // Памятники культурных и дипломатических сношений России с Италией. В 3 т. Т 1. Вып. 1. -Л. : Соцэкгиз, 1925. – 450 с.

⁴⁹ № 254. – «1581 г. февраля 15. – Венеция. Аудиенция Истомы Шевригина у дожа Николо да Понте» // Памятники культурных и дипломатических сношений России с Италией. В 3 т. Т. 1. -Вып. 1. – Л. : Соцэкгиз, 1925. – 450 с.

⁵⁰ A Chronicle of the Carmelites in Persia Papal Mission of the XVII-th and XVIII-th Centuries. – L. : Eyre & Spottiswoode, 1939. – 623 р.

⁵¹ Bely, L. Les relations internatioles en Europe XVII-XVIn siecles / L. Bely. – P. : Librairie Orientaliste, 1992. – 715 p.

⁵² Grothusen, K. D. Die Orientalischen Frage als Problem der europaischen Geschichte / K. D. Grothusen // Die Tukei in Europa. – Gottingen, 1979. – 233 s.

⁵³ Kolodziejczyk, D. Polen und die Osmanen im 17. Jahrhundert / D. Kolodziejczyk // Polen und Osterreich im 17. Jahrhunder. – Wien etc. : Bohlau, 1999. – 294 S.: Diagr. – (Wiener Archive fur Geschichte des Slawentums und Osteuropas; Bd. 18).

⁵⁴ Palombin Barbara von. Bundniswerben abendlandischer Machte um Persien 1453-1600 / Palombin Barbara von. – Wiesbaden : Franz Steiner Verlag GMBH, 1968. – 138 s.

⁵⁵ Pirling, P. Papes et tsars (1547-1597): D’apres des documents nouveaux / P. Pirling. – P., 1890. – 246 р.

⁵⁶ Pirling, P. La Russie et le Saint-Siege. Etudes diplomatiques / P. Pirling. – P., 1901. – T. III. – 450 p.

⁵⁷ Rouillard, C. D. The Turk in French History, Thought and Literature (1520-1660) / C. D. Rouillard. -P., 1935. – 104 р.

⁵⁸ Smolka, S. Projet d’une ligue contre les Turcs en 1583 / S. Smolka. – Cracovie, Publications de l’Academie des Sciences, 1890. – 123 р.

⁵⁹ Stloukal, K. Das Projekt einer internationalen paneuropaschen Liga mit Persien aus dem Ende des 16 Jahrhunderts. Persica I / K. Stloukal. – Koln-Graz : Bohlau, 1963-64. – 228 s.

⁶⁰ Uebersbergers, H. Osterreich und RuBland seit dem Ende des 15 Jahrhunderts / H. Uebersbergers. – Wien u Leipzig : Braumuller, 1906. – Bd. 1 : 1488-1605. – 584 s.