Автор: Напольникова Полина Константиновна
Журнал: Вестник Тамбовского университета. Серия: Гуманитарные науки 2015
Время чтения: 17 минут
Средневековая история Поценья до сих пор мало изучена ввиду ограниченного количества источников. В этой статье делается попытка обобщить имеющийся материал по данной теме с целью создания более ясной картины развития цнинского региона в период позднего Средневековья.
В докончании 1496 г. великого князя рязанского Ивана Васильевича с князем Федором Васильевичем, при определении владений каждого из князей упоминается и о владениях на Цне. Во-первых, это мордовские вотчины: «А что моя мордва деленая с водчинами во Цне… и мордва деленая со всеми доходы моя и есть, по старине» [1, с. 254]. Во-вторых, это села: «А что наши села в Мордве на Цне и на Украине, и те села ведати нам по записям» [1, с. 254]. Из текста документа видно, что в конце XV в. цнинский регион еще воспринимался рязанскими князьями как территория «Мордвы», т. е. как некое этнически обособленное территориальное образование. Фраза о «своих селах в Мордве» говорит о правах рязанских князей лишь на несколько населенных пунктов, находящихся за границей их уделов. Но в то же время необходимо отметить и вассальную зависимость мордовского населения Поценья
(фраза «моя мордва»), которое, вероятно, выступало как коллективный вассал рязанских князей. Наличие мордовских вотчин свидетельствует о существовании договорных отношений мордвы с Рязанскими князьями, в соответствии с которыми за мордвой сохранялась их родовая территория в обмен на выплату дани (возможно, ясака). Указание на «деленую мордву» (дель или деле— углубление в бортном дереве для пчел), т. е. мордву, занимающуюся бортным промыслом, как на плательщиков дани, с одной стороны, говорит о том, что основным занятием цнинской мордвы было бортничество, а доходы от него выступали основным объектом для обложения данью. С другой стороны, это может быть свидетельством существования и других групп мордовского населения (возможно, представителей мордовской знати), не являющихся плательщиками дани. Вероятно, для них условием сохранения определенной территориальной независимости являлось несение службы в пользу рязанских князей. Аналоги подобных отношений можно увидеть и в вотчинном праве башкир. Так, условиями сохранения вотчинных земель башкир при интеграции их в административную структуру Московского государства в XVI в. являлись ясак и воинская служба [2, с. 5]. Возникновение подобных вассально-сеньориальных отношений между мордвой и рязанскими князьями следует отнести к концу XIV в., т. е. ко времени захватов мордовско-татарских территорий Московским и Рязанским княжествами. В известной договорной грамоте 1381 г. великого князя Дмитрия Ивановича с рязанским великим князем Олегом Ивановичем проводится раздел захваченных до 1381 г. «татарских мест» [3, с. 344]. По сути, формулировка о разделе отвоеванных «татарских мест» из грамоты 1381 г. переходит во все последующие докончания московских и рязанских князей, начиная с докончания 1402 г. и до последнего докончания 1483 г., с единственным только исключением. Оно состоит в том, что в документе 1381 г. говорится только о «татарских местах», во всех последующих же документах говорится о «Татарьская места и Мордовска места» [3, с. 149, 166, 192, 245]. На наш взгляд, это не случайность. Подобная разница в формулировках свидетельствует о том, что до 1381 г. отвоеванные мордовские территории воспринимались как неотъемлемая часть татарских территорий. Хотя в документах нет указаний на расположение этих татарских и мордовских мест, можно предположить, что это граничившие на востоке и юго-востоке с Мещерой (часть которой принадлежала и Москве и Рязани) территории крупного золо-тоордынского центра – улуса Мохши, который включал в себя земли постоянного проживания мордвы. Исходя из найденных монетных кладов и ремесленных изделий границы улуса Мохши в XIV в. определяют на востоке – до Суры, на западе – до Цны, на юге – по Хопру, на севере – до Теши [4; 5]. Поражение рязанским великим князем Олегом Ивановичем в 1365 г. независимого правителя улуса Мохши – бека Тагая, окончательный разгром в 1380 г. Мамая, в подчинении которого находился улус с 1368 г., вероятно, позволили рязанскому князю расширить свою территорию за счет мордовско-татарских земель на юго-востоке, включая область нижнего течения Цны. Таким образом, с конца XIV в. часть мордовского населения Поценья выходит из под власти Золотой Орды, становясь вассалом Рязанского княжества, что и послужило основанием для последующей идентификации в документах мордовской территории.
По всей видимости, с этими территориальными приобретениями Рязани связано и появление «сел в Мордве на Цне», т. е. русских поселений на мордовской территории в нижнем течении Цны, зафиксированное в документе 1496 г.
После смерти в 1500 г. великого князя рязанского Ивана Васильевича, его брат, Федор Васильевич, будучи бездетным, в 1503 г. передает свой удел дяде по матери Ивану III, что нашло отражение в духовной грамоте Ивана III 1504 г. [1, с. 271]. Таким образом, уже с 1503 г. часть сел в нижнем течении Цны переходят во владение московских князей. Вместе с этим и часть цнинской мордвы со своей территорией переходят под власть Москвы.
Именно с этого времени появляются жалованные грамоты московских князей татарским князьям и мурзам на владения в цнинском регионе.
Одна из первых грамот, датируемая между 1503 и 1505 гг., выдана князю Акчуре Адашеву: «Великий князь Иван Васильевич всея Русии пожаловал естьми князя Акчуру Адашева сына, да его ж детей Бараша, да Булуша, да Кудаша, в Мещерском уезде на Цне, в своем великого князя в селе Купле в Веконяпине Поляне дворами крестьянскими, и с пашнею, со всем с тем, что к тем крестьянским дворам все угодья старины потягло, опричь дворов и пашни что за мордвою. …А у подлинной грамоты позади написано князь великий Василей Иванович» [6, с. 1]. Село Купля располагалось как раз в нижнем течении Цны, у устья Выши.
Из текста грамоты видно, что села в нижнем течении Цны имели смешанный этнический состав – крестьяне и мордва. Но если крестьянские дворы могли «жаловаться» великим князям за службу, то мордва в отношении своей территории сохраняла еще относительную самостоятельность. Это объясняется, во-первых, тем, что, переходя под власть Москвы, мордва сохраняла свои права на территории на тех же условиях, какие были и при рязанском князе. Во-вторых, не стоит забывать, что рядом находилась мордва, еще остававшаяся данником Рязани, и в этих условиях московский князь не мог менять сложившуюся до него вассально-сеньориальную модель. Ситуация начала меняться со второй четверти XVI в., т. е. после окончательного присоединения территории Рязанского княжества к Москве и, соответственно, находившихся в его ведении мордовских территорий. Это отразилось в появлении особых должностных лиц для управления мордвой – мордовских приказчиков, функции которых были схожи с функциями воевод. В отношении цнинской мордвы существование такой должности фиксируется грамотой 1583 г.: «От царя и великого князя, Ивана Васильевича, всеа Русии, в Шатцкой, к мордовскому прикащику Юрью Дурову. » [7, с. 17]. Однако А.А. Гераклитов в статье «О мордовских должностных лицах» на основании более ранних документов делает заключение о существовании должности приказчиков уже со второй половины XVI в. [8, с. 77]. Кроме того, вероятно, так же со второй половины XVI в., для упорядочения взимания налогов и учета доходов, появляется деление мордвы по белякам. Мордовский беляк – это тема для отдельного исследования, здесь же коротко отмечу, что для второй половины XVI – начала XVII в. беляк – это не территориальная единица, а скорее объединение налогоплательщиков, которые могли проживать в разных деревнях, но владели бортными ухожьями в одном районе. Существовала ли в таком виде система беляков в Поценье и в Мещере со времени Золотой Орды или же источники фиксируют в XVI-XVII вв. уже распад системы классических бейликов, как небольших феодальных владений, сказать сложно. Вероятно, Москва, частично заимствовав ордынский управленческий инструментарий, в т. ч. и систему бейликов (беляков), трансформировала его под себя. Но если это было заимствование ранее использующейся в регионе системы, то до начала XVI в. должны были сохранится и источники этого заимствования. Тогда необходимо допустить существование в этот период в Мещере и в Поценье сохранившихся с конца XIV в. островков татарских владений. Возвращаясь к московско-рязанскому договору 1381 г. с упоминанием раздела «татарских мест», можно сделать предположение о том, что с конца XIV в. вассалами рязанского князя могли стать не только мордва, но и представители татарской знати, имеющие небольшие владения в цнинском регионе. Таким образом, часть цнинской мордвы, как уже говорилось, выступала в качестве коллективного вассала Рязани. Другая же, значительно меньшая часть, объединялась в беляк (беляки) и оставалась данником татарских феодалов. В начале XVI в. потомки татарских владельцев переходили на службу к московскому князю и, возможно, уже от его имени жаловались своими наследственными владениями.
Действительно, как уже упоминалось выше, с начала XVI в. фиксируются ряд жалованных грамот представителям татарской знати в Мещере и на Цне. Но выяснить, кто из них мог быть потомком старой владельческой татарской аристократии Поценья, достаточно сложная задача. По поводу появления в Мещере, и в частности на Цне, татарских корпораций, исследователи высказывают разные мнения. Так, Д.М. Исхаков считал, что приведенная М.Г. Сафаргалием родословная от легендарного князя Бехана до князя Акчуры не совсем точна, однако данные составителя родословной о том, что Бехан был современником Дмитрия Донского, не лишены историчности. Таким образом, появление в Мещере татаро-мордовских князей, в которых он видел золотоордынских феодалов тюркского происхождения, относится к концу XIV в. [9, с. 191-192]. С образованием в Мещере в середине XV в. Касимовского ханства татарская аристократия встроилась в новую систему феодальных отношений, становясь вассалами касимовских ханов [9, с. 196-197], а позже перешла на службу московскому князю. А.В. Беляков, уже применительно к XVII в., предполагает, что князьями могли становиться и местные мордовские старшины [10, с. 191]. Он также приводит мнение исследователей Л.А. Дубровина, А.Г. Бахтина, С.К. Свечникова по поводу марийской знати, которые считают, что отдельные «князья» и «воеводы» принимали мусульманство и приравнивались к мелким и средним татарским феодалам. Кроме того, А.В. Беляков отмечает, что еще в начале XX в. часть мещерского дворянства «татарского» происхождения помнила о своих мордовских корнях [10, с. 192].
Князь Акчура Адашев, пожалованный в начале XVI в. несколькими дворами в селе Купля на Цне, по всей видимости, действительно являлся потомком князя Бехана. Однако искать его наследственные владения в районе Цны нет никаких оснований. Так, тот же князь Акчура грамотой 1509 г. жалуется княженьем: «Василий, Божию милостию Государь Всеа Руссии и Великий Князь. Пожаловал есми князь Адашева сына Акчуру княжением на мордве на Конялской со всем, потому же как было то княжение за отцом его за князем за Адашем и за дядею за его за князем за Седехметом. И вы сотник, да все земские люди черные тое мордвы конялские, чтите его и слушайте во всем, а он вас ведает и судит и блюдет и пошлину емлет у вас по тому же, как вас ведал в суде и в пошлинах наперед того отец его князь Адаш и дядя его князь Седехмет. Писана на Москве 7017 мая» [6, с. 1]. Как видно из документа, наследственное владение князя Акчуры – территория «конялской» мордвы. Это название упоминается и в более позднем документе – в Шацкой писцовой книге Федора Чеботова 131 г., в контексте того, что мордва деревни Березова ходит бортные ухожеи по притокам Вада «судерев с конялскою мордвой» [11, с. 401]. Таким образом, вероятней всего, территория обитания «конялской» мордвы, а соответственно, и наследственного княжения Акчуры располагалась в районе уже не существующей деревни Конялы Темниковского района Мордовии [12, с. 155].
Из документа уже конца XVI в. мы узнаем о владениях в Поценье еще нескольких татарских князей и мурз: «.В прошлом деи во 104 году били они нам челом пониже села Томникова о татарской деревне, а владели деи тою деревнею татаровя Цненские князь Исень Ушаков да Тохтар мурза Васильев сын Енаев, да Узраз мурза Елгадеев не по нашей даче и не по грамоте.» [7, с. 21]. Их появление в нижнем Поценье, вероятнее всего, связано с активной раздачей небольших владений служилым татарам, принимавшим участие в военных компаниях второй половины XVI в., и участвовавших в охране южной границы. К 1622 г., при описании нижних мордовских деревень Верхоценской волости, в этом районе фиксируется уже множество татарских поместий. Это поместья Еникея мурзы Ернеева, новокрещена Федора Кудеярова, Чепая мурзы Семенеева и Чепатая кн. Кудашева, новокрещена Федора Усенова, мурзы Ишмамета Неверова, Альмакая мурзы Тахтарова, Ураза мурзы Васильева, князя Ивана Мамлеева, князя Андрея Сатыева, татарина Буркаши Девешкина, Ашммета мурзы Исикеева, Чепая мурзы Семенеева и Чепатая кн. Кудашева [11, с. 220-234]. Впоследствии часть служилых татар влилась в русское дворянство, часть перешла в сословие однодворцев.
Как видим, письменные источники XV-XVI вв. дают информацию о владениях только в нижнем течении Цны. Только с начала XVII в. зафиксированы документы, в которых впервые упоминаются цнинские мордовские деревни в среднем и верхнем течениях. Это Шацкие писцовые книги первой трети XVII в. и Книга ясачных сборов с мордовских деревень Верхоценской волости 1622 г., появившиеся в результате масштабного писцового описания земель Московского государства, охватившего практически всю его территорию, и проводимого до 40-х гг. XVII в.
К 1617 г. к государевой вотчине в низовьях Цны были присоединены территории верхнего течения, получившие название Верхоценская волость. С 1618/1619 г. Верхоценская волость переходит во владение матери царя Михаила Федоровича – великой старице инокине Марфе Ивановне. Но кто же владел территорией верхнего Поценья до этого времени?
В Книге ясачных сборов 1622 г., при перечислении налогов, уплачиваемых мордвой в казну, довольно часто повторяется фраза: «.а про ясак сказали, что они с того меду ясак платили в Темников князь Булаю княж Кудашеву…» [13, с. 48]. Причем появляется эта фраза только в связи с выплатами «Кершенского беляка Акчуркараева» [13, с. 105]. Известна так же жалованная грамота 1609 года Булаю Кудашеву: «.Се азь Царь и Великий Князь Василий Иванович всеа России пожаловал есьми темниковского Булая мурзу князь Кудашева, что бил он нам челом, а сказал служить де он наши всякие службы тридцать шесть лет .и нам бы его Булая мурзу пожаловать за его службу и за раденье княженьем Караева мордвою Керешенского биляка, судом и пошлинами ведати, да Городецким ясаком. И мы, Великий Государь, Царь и Великий Князь Василий Иванович всеа России, Булая мурзу князь Кудашева за его службу и за радение пожаловали княженьем над мордвою Керешенского биляка, и Булаю мурзе князь Кудашеву, будучи в нашем жалованье, мордве Керешенского биляка судом и пошлинами ведати, а ясак искати с Кершенские мордвы и нам служити и прямити по прежнему.» [14, с. 3-4].
Здесь надо сделать уточнение. Булай Кудашев жалуется «княженьем», но, по справедливому замечанию А.В. Белякова, это нельзя рассматривать как титул, а только как пожалование должности за службу, сопровождаемое получением доходов [10, с. 191], в данном случае ясаком, и судебными функциями над ясачным населением. Таким образом, Булай Кудашев вовсе не был полноценным владельцем деревень Кершинского беляка, а лишь только получал жалование за службу в виде налога с небольшого количества цнинских деревень, находясь при этом в Темникове. Из текста грамоты так же видно, что Булай Кудашев просит о пожаловании «княженьем Караева, мордвою Кершенского беляка», из чего можно сделать вывод, что Кершинский беляк – это часть какого-то более крупного владения – княженья Караева, которое после смерти владельца отошло к Москве. Из одиннадцати цнинских деревень, представленных в Книге ясачных сборов 1622 г., мордва Кершинского беляка проживала в пяти – это деревни Устье, Сокольники, Чоркино, Керша, Ардашова (Книга ясачных сборов представляет собой документ без начала и конца и не охватывает все нижние деревни, что не позволяет полностью определить деревни, входивших в беляк). Кроме того, как уже отмечалось, Кершинский беляк в Книге ясачных сборов назван Акчуркараевским, что позволяет предположить в названии беляка имя прежнего владельца. Известна царская грамота 1685 г., в которой приводятся следующие сведения: «.да выписку с писцовой выписи шацких писцов Григорья Колядинского да подьячего Посника Дементьева 129-го г. написано: за Алмакаем мурзою Теребердеевым в поместье, что преж сего было за князь Акчюрою Караевым, а после того было за отцом его, за Теребердеевым, да за братьями ево .четь селца Коша-беева на речке на Цне.» [15, с. 402]. Как видим, в XVI в. в Поценье действительно жил князь Акчура Караев, имевший владенья и в устье Цны, и в среднем, и в верхнем течениях. Сделать выводы о том, насколько полноценным было его «княжение», входили ли в него деревни других беляков, за неимением источников пока нельзя. Исследователи М. Ищеев и М. Акчурин на основании изучения родословных татарских княжеских фамилий делают выводы о том, что Акчура Караев и упомянутый ранее Акчура Адашев – одно и то же лицо, представляя его, таким образом, крупным землевладельцем Поценья XV-XVI вв. и родоначальником множества других княжеских фамилий в этом регионе [16, с. 6-8]. Почему в разных документах он назван разными фамилиями, они объяснения не дают, считая, что прозвание Караев связано с топонимом Карай, распространенным в регионе. Вряд ли Караев может быть прозванием от топонима, т. к. -ев в конце все-таки указывает на привязку к роду. Учитывая, что наследственные владения Акчуры Адашева находились в другом регионе, достаточно отдаленном от Поценья, без дополнительных данных говорить о тождестве двух этих людей нельзя. Однако в отношении Акчуры Караева можно сделать очень осторожное предположение о происхождении топонима от родового имени. Известно, что названия некоторых рек Поволжья соотносятся с этническими названиями племен Дешт-и-Кипчака, обозначая тем самым места кочевок отдельных огузских и кыпчакских племен. За каждым родоплеменным объединением закреплялась определенная территория кочевий [17, с. 13], которая вытягивалась, как правило, вдоль русла рек. При этом этническое название могло переходить в название речек, по которым шло кочевье. Таким образом, две реки Карай – притоки Вороны и Хопра, истоки которых находятся недалеко друг от друга, могли получить свои названия от племенного объединения огузо кыпчаков-карай, кочевавших в районе этих рек. О том, что кочевники, освоив бассейн Хопра, могли продвинутся в район Воронежско-Цнинского междуречья, говорят и археологические находки [18, с. 186]. Здесь неизбежны были их контакты с мордовскими родоплеменными образованиями. Отчасти это подтверждает и Лаврентьевская летопись, сообщая, что «победи Пургаса Пурешев сын с половци» [5, с. 451-452], т. е. представители мордовской родоплеменной знати в начале XIII в. могли образовывать военные союзы с кочевавшими рядом племенами Дешт-и-Кипчака. После нашествия монголов оставшаяся родоплеменная знать, покорившись завоевателям, возможно, оставалась «княжить» на своих территориях [17, с. 27], встраиваясь в новую золотоордынскую феодальную систему и сохраняя при этом свое родовое название.
Таким образом, князь Акчура Караев мог быть последним представителем татарской аристократии Поценья, сохранившим в своем имени связь с кыпчакскими корнями.
1. Цепков А.И. Свод письменных источников по истории Рязанского края XIV-XVII вв.: в 4 т. Рязань, 2005. Т. 1.
2. Буляков И.И. Истоки формирования Башкирской вотчины в XIII веке // Вестник Челябинского государственного университета. 2011. Вып. 9.
3. Кучкин В.А. Договорные грамоты московских князей XIV в. М., 2003.
4. Мокшин Н.Ф. Мохши – столица одноименного улуса и Золотой Орды // Социально-политические науки. 2011. Вып. 1.
5. ПСРЛ (Полное собрание русских летописей). Т. 1. Вып. 2: Суздальская летопись по Лаврентьевкому списку. Л., 1927.
6. ГАСО (Государственный архив Саратовской области). Ф. 407. Оп. 2. Два списка с жалованных грамот начала XVI в.
7. Известия Тамбовской Губернской Ученой Архивной комиссии. Тамбов, 1887. Вып. 13.
8. Гераклитов А.А. Избранное: в 2 ч. Саранск, 2011. Ч. 1.
9. Исхаков Д.М. От средневековых татар к татарам Нового времени. Казань, 1998.
10. Беляков А.В. Чингисиды в России XV-XVII веков. Рязань, 2011.
11. РГАДА (Российский государственный архив древних актов). Ф. 1209. Оп. 4. Ед. хр. 6034. Копии с Шатской писцовой книги Федора Чеботова 131 года о владениях великой старицы инокини Марфы Ивановны в Верхоценской волости.
12. Цыганкин Д.В. Память, запечатленная в слове. Словарь географических названий Республики Мордовия. Саранск, 2004.
13. РГАДА. Ф. 1166. Оп. 1. Ед. хр. 1. Книга ясачных сборов с мордовских деревень Верхоценской волости.
14. Кудашева Ф., кнж. Род Кудашевых // Дворянский вестник. 1994. Вып. 2. С. 3–4.
15. Документы и материалы по истории Мордовской АССР. Т. 1. Ч. 2. Саранск, 1940.
16. Ищеев М., Акчурин М. Татарские князья и их княжества в Мещерском крае // Татарские князья и их княжества: сборник статей и материалов / под ред. М. Ищеева. Н. Новгород, 2008.
17. Федоров-Давыдов Г.А. Общественный строй Золотой Орды. М., 1973.
18. Андреев С.И. Половецкие каменные изваяния Тамбовщины // Археологические памятники Восточной Европы. Вып. 9. Воронеж, 2002.