Автор: Комиссаренко Аркадий Иванович
Журнал: Вестник Томского государственного университета. История 2017

В исторической литературе неоднократно исследовалась роль Сольвычегодского уезда в административно-политической и социально-экономической истории России XVII в. – эпохи, переходной от традиционного (средневекового) общества к новому времени, характерной чертой которого являлись формирование всероссийского рынка и в связи с этим усиление имущественной и социальной дифференциации в городе и деревне. В работах Н.В. Устюгова [1, 2], П.А. Колесникова [3], А. А. Введенского [4], А. А. Преображенского [5], А.Ц. Мерзона и Ю.А. Тихонова [6], К.А. Заболотской [7] и других обстоятельно изучались проблемы развития сельскохозяйственного, промыслового и мануфактурного производства, состояния торговых связей на европейском Севере страны в условиях укрепления рыночных отношений, воздействия этих процессов на демографию и общественную структуру различных его регионов.

В настоящей статье нами сделана попытка на примере Сольвычегодского уезда выявить состав населения этой нижневычегодской территории, примыкающей к бассейну рек Северной Двины, Вятки, Камы с их притоками, обеспечивавшими её контакты с Русским Поморьем, Поволжьем, Уралом и Сибирью. Источниковой базой послужили писцовые и переписные книги уезда, сохранившиеся в Российском государственном архиве древних актов. Научная ценность их была тщательно обоснована К.А. Заболотской [Там же. С. 5180]. Составление писцовых книг по Соли-Вычегодской имело, полагает она, существенную особенность, отличавшую их от подобного описания в других районах Русского государства, в большинстве которых оно проводилось один раз в 20-е гг. XVII в. Лишь в части уездов писцовые переписи были проведены также в середине и даже в 70-80-е годы этого столетия. Например, как убедительнее показано К. А. Заболотской, Сольвычегодский уезд подвергся писцовому описанию в 1625, 1645 и 1678-1682 гг. [Там же. С. 9]. По ряду волостей, к примеру в Вилегодской, в переписные книги включались сведения как о тяглом, так и нетяглом населении [8]. Они дают возможность установить уровень социальной стратификации населения региона. В них фиксировались дворовой состав деревень и других поселений, социальный статус дворовладельцев – их принадлежность к таким разрядам, как крестьяне, половники, бобыли, срочные работники, численность жителей мужского пола в каждом дворе, размер пахотной земли (в четвертях в одном поле) и «поскотины» (поля для выпаса скота в десятинах), сенных угодий, юридические основания владения двором («по старине», т.е. по наследству, «по купчей», «по кабале» т.п.), причины запустения дворов (смерть прежнего дворовладельца, уход «в Сибирь от хлебного недороду», «подряд в половники» и т. п.).

Территория Сольвычегодского уезда относилась по преимуществу к государственным тяглым землям и была населена главным образом черносошными крестьянами. Правда, здесь имелись в незначительном размере вотчинные земли Строгановых – Данилы Ивановича и Григория Дмитриевича, владения Вологодской архиепископии и ряда монастырей, а также посадских людей [4. С. 137-155, 224-230]. Черносошные крестьяне свободно распоряжались своими участками. Полагая, что их владения суть «государева земля, а моё посилье», они имели право на их передачу по наследству, мену, заклад [9. С. 41-56]. Всё это создавало условия для генезиса имущественного и социального неравенства в черносошной деревне [10; 11. С. 152153]. По наблюдениям К. А. Заболотской, активным его стимулятором являлся в течение всего XVII столетия рост «наезжей» пашни. «Пахать наездом» означало обрабатывать земли, расположенные вне долевых участков по месту жительства дворохозяев. Писцовые книги свидетельствуют, что только в поселениях Вилегодской волости с 1625 по 1678-1682 гг. «наезжая» пашня увеличилась с 75 десятин до 91 десятины, в её обработке участвовали соответственно 28 и 33 крестьян, что составляло 3,6 и 2,8% от всего волостного населения. В этих цифрах нетрудно заметить определённую тенденцию к концентрации земли в руках небольшой группы сельских жителей. Другая сторона указанного явления – явное увеличение доли половников, т. е. крестьян, потерявших свои земли. За отмеченный период она поднялась с 8 до 25,5%. Если к ним добавить крестьян, ставших к началу 1680-х гг. захребетниками, и «бродящих меж двор», то можно увидеть, что частичное и полное обезземеление охватило свыше 1/3 всего населения (35,3%).

В развитии земельных отношений в Сольвычегодском уезде особую роль играли состоятельные посадские люди, активно приобретавшие земельные угодья в течение всего XVII в. Так, если в 1625 г. таких посадских владельцев насчитывалось 6 человек, имевших из 3 340 десятин волостных сенных покосов 248 десятин, или 7%, то к концу 1670-х – началу 1980-х гг. их уже было 46 человек, владевших 831 десятиной из 3 636 десятин в волости, или 22,9%. Выявлены и случаи перехода целых деревень во владение посадских людей [12. Л. 104, 121, 246-248 об.]. На их землях сельскохозяйственными работами занимались половники из черносошных крестьян, потерявших свои долевые участки и порядившихся из доли урожая к другим дворохозяевам – состоятельным крестьянам, посадским людям, монастырским и церковным землевладельцам [13. С. 195-196].

Большинство половников проживали во дворе владельца земли, что объяснялось как утратой ими своих участков и, следовательно, статуса черносошного крестьянина, так и тем, что с переходом в 1670-е гг. от поземельного к подворному обложению включение половника в двор хозяина вызывалось стремлением снизить величину тягла. Меньшая часть половников оставалась жить в своих дворах, обрабатывая принадлежавшую им прежде пашню и покосы, которые они вынуждены были продать или заложить [14. Л. 712, 732; 7]. Как правило, крестьяне поступали в половники со своим рабочим скотом и инвентарём. Они получали подмогу от хозяина в виде денежной и хлебной ссуды. В обязанности половника входили обязанности обрабатывать хозяйскую пашню, ставить сено, заготавливать дрова. При молотьбе «выжимать из первых овинов добрый хлеб, носить его в житницу, и никаких хором небрежением своим не сожечь». Сроки половья обычно не превышали трех лет, но на деле хозяин мог, обвинив половника в нарушении условий половья, значительно увеличить его. Необходимость выплаты неустойки в этих случаях приводила к возможности нового долга, а следовательно, и к удлинению срока такой зависимости. Некоторые половники могли использовать труд захребетников, как правило, полностью обезземеленной части сельских жителей. Численность их заметно увеличилась к концу XVII в., свидетельствуя об углублении социальной стратификации среди уездного населения. По данным писцовых книг в 1625 г. захребетники вообще не были зафиксированы писцами, но уже в 1645 г. к этой категории было отнесены только 2 человека, а в конце этого века по переписи 1678-1679 гг. их насчитывалось 93 из 1 174 человек мужского населения волости, или 7,9% [15. Л. 240-292]. Стоит отметить и факты записи в захребетники детей-сирот в возрасте до 14 лет.

Поскольку захребетники не имели своих дворов, они не «тянули государева тягла», при этом могли участвовать в несении тягла своих дворохозяев. Иногда захребетнику удавалось обрести статус половника или даже вернуться к самостоятельному хозяйствованию в лично ему принадлежащем дворе. Малую по численности социальную группу составляли подворники, к концу XVII в. их насчитывалось 11 из 1 174 человек [Там же. Л. 375-387]. В экономическом плане они не были связаны с владельцами дворов. Ими являлись, как правило, местные крестьяне, по ряду причин забросившие свои хозяйства или продавшие их. Подворники чаще всего выступали в роли «квартирантов» у дворохозяев. Например, в деревне Мартынова Гора в 1625 г. у крестьянина Фёдора Леонтьева «в жильцах» значился подворник Епифан Меньшиков, однако землю «наездом» пахал сам хозяин, а его подворник занимался главным образом работами по двору в качестве платы за проживание. Нужно при этом отметить, что к концу XVII века доля этой категории крестьян значительно снизилась [Там же. Л. 101-104, 193; 7. С. 53-54].

Среди сельского населения имелась незначительная по численности категория бобылей – обедневших крестьян, не бывших в состоянии по разным причинам в полной мере вести своё хозяйство. Доля их с 20-х до 80-х гг. XVII в. колебалась в пределах 3,7-2,9%. Не входя в состав тяглого населения, бобыли «сидели» на облегчённом оброке. Основные их занятия – обработка сельскохозяйственных продуктов и ремесло, чаще всего «сапожное дело». Нанимались они нередко в качестве служителей в церковных приходах, монастырях, а иногда и в дворах состоятельных крестьян. Так, писцовая книга 1625 г. зафиксировала в деревне Соколовской в дворе крестьянина Фролова «бобыля ево» Фёдора Яковлева [14. Л. 751].

Использовался в сельскохозяйственном производстве и наёмный труд. Писцовая книга 1678-1682 гг. зафиксировала в деревне Березницы Покровского прихода крестьянина Курбата Жировных, который обрабатывал пашню местного дьячка Никифора Журавлёва «из найма», также и у черносошного крестьянина Ивана Евстафьева сына Шевелёва, помимо 6 половников, имелся «работный человек… из найма» Тимофей Вологжанин [15. Л. 20; 7. С. 51-52]. Наймиты трудились и в хозяйствах других состоятельных крестьян. В деревне Волчица Ильинского прихода, например, у семьи Елезовых, которая особенно использовала их на «наезжей пашне» [15. Л. 251-253]. Наймиты, или срочные работники, вместе с другими категориями внутри черносошного крестьянства, свидетельствовали о социальной неоднородности сельского населения в нижневычегодском регионе в изучаемый период.

Резюмируя всё вышесказанное, можно констатировать, что в черносошной деревне Сольвычегодского уезда в XVII в. в силу свободы земельной мобилизации и расширения рыночных связей усиливалось имущественное неравенство, служившее исходной базой социальной стратификации и отрыва части крестьян от земли и собственного хозяйства. В регионе сложно переплетались явления, свойственные усиливавшейся хозяйственной специализации территории Русского Севера в условиях развития товарно-денежных отношений в недрах ещё достаточно крепкой феодальной системы.

ЛИТЕРАТУРА

1. Устюгов Н.В. Солеваренная промышленность Соли Камской в XVII веке. К вопросу о генезисе капиталистических отношений в русской промышленности. М. : Изд-во Академии наук СССР, 1957. 336 с.
2. Устюгов Н.В. К вопросу о социальном расслоении русской черносошной деревни XVII в. // История СССР. 1961. № 6. С. 60-79.
3. Колесников П.А. Северная деревня в XV – первой половине XIX в. К вопросу об эволюции аграрных отношений в Русском государстве. Вологда : Сев.-зап. кн. изд-во, 1976. 416 с.
4. Введенский А. А. Дом Строгановых в XVI-XVII веках. М. : Изд-во соц.-экон. лит., 1962. 308 с.
5. Преображенский А. А. Очерки колонизации Западного Урала в XVII – начале XVIII в. М. : Изд-во Академии наук СССР, 1956. 302 с.
6. Мерзон А.Ц., Тихонов Ю.А. Рынок Устюга Великого в период складывания всероссийского рынка (XVII в.). М. : Изд-во АН СССР, 1960.715 с.
7. Заболотская (Горбунова) К. А. Вилегодская волость Сольвычегодского уезда в XVII веке : дипломная работа / Моск. гос. историко-архивный ин-т. М., 1957.
8. Российский государственный архив древних актов (далее – РГАДА). Ф. Поместного приказа. № 1209. Писцовые и переписные книги. Оп. 1. Д. 448, 451, 452, 502, 503, 518.
9. Горская Н.А. Формы земельной собственности // Собственность в России. Средневековье и раннее Новое время. М., 2001.
10. Устюгов Н.В. Научное наследие. Экономическое развитие, классовая борьба и культура в Русском государстве в XVII в. М. : Наука, 1974. 254 с.
11. Дьяконов М.А. Очерки из истории сельского населения в Московском государстве. (XVI-XVII вв.). СПб. : Археогр. комис., 1898. 344 с.
12. РГАДА. Ф. Поместного приказа. № 1209. Писцовые и переписные книги. Оп. 1. Д. 502.
13. Ефименко А.Я. Исследования народной жизни. М. : В.И. Касперов, 1884. Вып. 1 : Обычное право. 382 с.
14. РГАДА. Ф. Поместного приказа. № 1209. Писцовые и переписные книги. Оп. 1. Д. 446.
15. РГАДА. Ф. Поместного приказа. № 1209. Писцовые и переписные книги. Оп. 1. Д. 503.