Автор: Д.А. Котляров
Журнал: Вестник Удмуртского университета. Серия «История и филология». 2010 

На рубеже ХV-ХVI вв. усилившееся Московское государство все более активно вмешивалось во внутреннюю политику и взаимоотношения постзолотоордынских политических образований. Особенно ярко это проявлялось в отношении Казанского ханства по причине тесного соседства двух государств. Интересной в связи с этим представляется личность казанского хана Мухаммед-Амина, который начал свое правление в качестве вассала великого князя Всея Руси, а завершил его главой союзного Москве почти суверенного государства.

В 1479 г. скончался казанский хан Ибрагим. Он имел детей от двух жен: от старшей Фатимы трех сыновей – Али, Худай-Кула и Мелик-Тагира, а от Нур-Салтан (вдовы второго казанского хана Халиля) двух сыновей – Мухаммед-Амина и Абдул-Латифа. По смерти Ибрагима его вдова Нур-Салтан вышла замуж за крымского хана Менгли-Гирея. Вместе с матерью в Крым отправляется ко двору отчима Абдул-Латиф, младший брат Мухаммед-Амина¹. На казанском престоле Ибрагиму наследует его старший сын хан Али.

В разрядной книге 1475-1598 гг. сохранилась под 1482 г. выписка из казанских посольских книг: «В лето 6990-го июля в 16 день, в казанских книгах, в посольствах написано: “В Нижнем Новегороде стояли воеводы от великого князя Ивана беречь от Алегама царя: боярин князь Иван Васильевич с товарыщи”»². Прямое указание на готовящийся поход на Казань в 1482 г. донесли до нас Софийская II и Львовская летописи: «Того же лета поча князь великый рать замышляти, на Казань хоте итти, воеводы же свои наперед себя своим воем посла князь великый, и Аристотеля с пушками до Новогорода до Нижнево, ту же царь Казанскый присла с челобитьем; князь же великый пожалова его и възвратися»³.

Следующее осложнение московско-казанских отношений произошло в 1485 г. Вот как об этом повествуют разрядные книги, думается, самый точный источник в данном случае: «Лета 6993-го отпустил князь великий на Казань на Алегама царя, царевича Магмедамина, а с ним послал воевод своих князя Василья Ивановича да Юрья Захарьича, да князя Семена Романовича, да князя Ивана Рамодановского. И Алегам збежал, а на Казань сел Магмедамин». Под следующим, 1486 (6994) г. разрядные книги сообщают о посылке Иваном III к Мухаммед-Амину в Казань своих воевод князя Василия Ивановича Оболенского, князя Василия Тулупа и князя Тимофея Тростенского «по цареве Магмета-минове присылке, что хотел братью свою выдать великому князю». Но казанские князья, представители местной аристократии, не позволили ему этого сделать, поэтому Мухаммед-Амин ушел к великокняжеским воеводам, которые, видимо, с войском располагались лагерем недалеко от Казани, готовые силой подавить сопротивление казанцев воле великого князя. Оставшись без хана, представители высшей аристократии казанского государства «ему добили челом, и Магмедамин пошел к ним опять в город на царство».⁴

Другая версия этих событий отразилась в Софийской II и Ермолинской летописях. Они под 1485 г. (судя по разрядным книгам, действие происходило в 1486 г.) содержат известие о том, что «казанци» (вероятнее всего, правящая верхушка ханства) прислали к великому князю жалобу на Мухаммед-Амина, прося «отпустить» на казанский престол царевича, которого они ранее отправили в Москву, чтобы в случае, если Мухаммед-Амин будет над ними «чинить лихо», заменить его этим царевичем.

На данном этапе великий князь московский выступал гарантом стабильности внутриполитической ситуации в Казанском ханстве. Узнав о жалобе на него казанских князей, Мухаммед-Амин хотел их перебить: «…а Меншицын сын, услышав то, да зазвавши нас к себе на пир, хотел нас перетеряти, и мы в поле убежали, и он, ехавши в город да окрепивши город, да за нами пошол в поле»⁵. Так или иначе на этот раз Мухаммед-Амину удалось удержаться на ханском престоле в Казани, обратившись к посредничеству русских воевод. Но спокойствие оказалось кратковременным. В 6995 (1487) г. «согнал с Казани Магмедаминя царя брат ево Алегам, пришед из Нагаи по слову с казанцы»⁶. Сводный брат Мухаммед-Амина, Али, договорившись с казанскими князьями, с помощью приведенных из Ногайской Орды ногайцев сверг московского ставленника. Очевидно, находившиеся недалеко от Казани русские воеводы не обладали силой, которая реально могла бы противостоять ногайцам, пришедшим с Али, и вынуждены были отступить на русскую территорию без боя. Во всяком случае, имеющиеся источники ничего не говорят о столкновении ногайцев с русскими войсками при занятии Али-ханом Казани.

11 апреля (по Симеоновской летописи и Московскому летописному своду конца XV в. – 1 апреля) 1487 г. «отпустил князь велики Иван Васильевичь всеа Руси воевод своих х Казани, князя Данила Дмитреевича Хлъмскаго, да князя Александра Василиевича Оболенского, да князя Семена Романовича, в четверток великий; а царя Махметь Аминя Казанского отпустил князь велики на другой недели по Велице дни в Вторник, 24 априля»⁷. Русские воеводы «с силою» пришли под Казань 18 мая («в четверг на пятои неделе по велице дни»). 9 июля Казань была взята русскими войсками. Хан Али был «изыман» вместе с матерью, женою, двумя братьями, сестрой и приближенными («с его князми»). Великокняжеская летописная традиция сообщала об итогах похода 1487 г. в следующих словах: «И князь велики Иван Василиевичь царя Махмет-Аминя из своей руки посадил на царство в Казани, а коромолних князей и уланов полоненых Казанских смертью казнил, и иных коромолников; а царя Алегама князь велики и с царицею послал в заточение на Вологду, а матерь его и братию и сестру послал в заточение на Белоозеро в Карголом»⁸. Ермолинская летопись так оценивает результат военно-политической акции великого князя: «… и бысть тишина велиа в тех странах от Татар»⁹.

Посланному к крымскому хану Менгли-Гирею и «его царице» Нур-Салтан татарину Беляку Ардашеву 10 августа 1487 г. надлежало передать крымскому хану от имени великого князя: «… посылал есми на своего недруга на Алегама царя на Казанского своих воевод. Милосердый пак Бог как хотел, так учинил: наши воеводы Казань взяли, а нашего недруга Алегама царя поимав и с его братьею и с его матерью и с его царицами и со князми к нам привели; а Магмет-Аминя царя на Казани есмя посадили. И тобе бы то было ведомо». Осенью 1489 г. Иван III заявлял ногайским послам: «Ино Алегам царь был с нами в правде и грамоты были меж нас с ним записаны, другу другом быти, а недругу недругом быти; да на чем нам молвил и как с нами в грамотах записал, в то ни в чем не стоял, а нам не правил. И мы, видев его неправду, уповая на Бога посылали есмя на него; и Божьим милосердьем, того своего недруга Алегама царя достали есмя и с его матерью и с женою и с его братьею, и землею его взяли есмя, и посадили есмя на том юрте на Казани своего брата и сына Магмет-Аминя царя; а наш недруг Алегам царь, Божией милостью, нынеча в наших руках, и нам его не пустити». Милосердие бога помогло великому князю наказать своего «недруга» за «неисправление».

Иван III именует своего ставленника в Казани Мухаммед-Амина братом и сыном, признавая его правителем суверенного государства, юрта и в то же время указывая на его подчиненное по отношению к себе положение – ведь посажен на казанский престол он был по воле великого князя. Московский государь считал своей обязанностью обеспечивать безопасность поставленного от его имени казанского хана, контролируя его отношения с Ногайской Ордой. Так, он передавал ногайским мурзам через послов: «А мырзы Муса и Ямгурчей захотят с нами дружбы и с моим братом и сыном а Магметь-Аминем царем, и мы с ними дружбы хотим». Тогда же, осенью 1489 г., с посольством к Мухаммед-Амину был отправлен Михаил Погожий. Казанскому хану, в частности, было велено передать, чтобы он без ведома великого князя «своей сестры ещо за Алсы мырзу, за Емгурчеева сына не давал». В случае прихода в Казань ногайских послов, направлявшихся в Москву, казанскому хану велено было проводить их от Казани Волгою к Нижнему Новгороду, «чтобы им от твоих людей лиха не было никоторого». Иван III властно вмешивался в торговые отношения Казанского ханства с Русским государством: «Князь великий веле тобе (Мухаммед-Амину. – Д.К.) говорити, и ты бы в Казани и во всей твоей земле заповедал всем своим людем, чтобы из Казани через Мордву и через Черемису на Муром и на Мещеру не ездил никто, а ездили бы из Казани все Волгою на Новгород Нижней». В составе ногайских посольских книг сохранились известия об обмене послами между Иваном III и Мухаммед-Амином осенью 1490 г. 22 октября в Москву приехал посол казанского хана Аларкуш. В грамотах, посланных с ним, Мухаммед-Амин обращается к великому князю как к брату, поскольку в данном случае он выступал как глава государства. В одной из грамот казанский хан жаловался на самоуправство на территории ханства одного из великокняжеских чиновников по сбору податей, некоего Федора Киселева: «Брату, великому князю. Тебе бы ведомо было: сего лета приехав Федор Киселев, чего изстарины не бывало, лишних пошлин с Цевели десятского Артака с детми изымав вязал, давил силою, взял три кади меду, да конь, да корову, да овцю, да семь куниц, да три лисици взял; да на Алныши на реке с Шиховых детей взял конь сив, да конь коур, да конь гнед, да семь сот бел, да два бобрышка ярчики, да почеревье. Ино, брат князь великий тое силы как обыщешь, взяв да пошлешь, жалованье твое ведает». В ответной грамоте Иван III обещал «опытать» Федора Киселева о «силе», учиненной им «цивильским людям», и сообщить об этом Мухаммед-Амину.

Из приведенной выше грамоты казанского хана можно сделать вывод, что в конце XV в. Русское государство взимало какие-то фиксированные пошлины с земель по рекам Цивилю и Алнышу, принадлежавшим Казанскому ханству. Об этих пошлинах было известно и казанскому хану, видимо, они были установлены по межгосударственному соглашению. Ссылка на «старину» указывает на относительную давность заключения этого договора. Взимание «лишних пошлин» силой являлось нарушением соглашения между государствами и вызвало обращение казанского хана к великому князю.

Иван III мог потребовать от казанского хана, как от подвластного ему удельного князя в Московском государстве, посылки рати против врагов Русского государства. В октябре 1490 г. боярин Василий Васильевич Ромодановский от имени великого князя передавал крымскому хану Менгли-Гирею: «А к Магмед-Аминю царю к казанскому прикажу, чтобы на весне свою рать послал под Орду твоего для дела…». Весной 1491 г. казанская рать выступила в поход под Орду в сопровождении посланного великим князем князя Ивана Ромодановского, о чем Мухаммед-Амин сообщил Ивану III в своей грамоте. Подчиненное положение Мухаммед-Амина по отношению к московскому государю, его право по своей воле распоряжаться «Казанским юртом» и защищать своего «сына» от врагов признавалось и отчимом казанского хана Менгли-Гиреем и его матерью Нур-Салтан.

В ноябре 1491 г. крымская ханша передавала великому князю на словах с послом: «…наперед деи Магмет Аминь сын был мой, а нынеча Магмет-Аминь сын твой и нынеча деи мое сердце на месте не стоит, от Нагаев вести приходят неупокойны: и князь велики брат наш своей земли осподарь как пожалует оборонит…». В грамоте, отправленной с этим же послом, Нур-Салтан писала: «Тот один молодой мой сын Магмед-Аминь царь первое на Бога ся надеет, да на другова ся на тебя надет»¹⁰. Жена крымского хана признавала Казанское ханство землей, подвластной Ивану III.

Установившийся в Казани режим оказался внутренне достаточно стабильным и продержался почти десять лет. Угроза правлению Мухаммед-Амина возникла извне, со стороны Сибирского ханства. В мае 1496 г. московский государь получил известие от хана Мухаммед-Амина, «что идеть на него Шибаньский царь Мамук со многою силою, а измену чинят казанские князья Калимет да Оурак, да Садыр, да Агиш». Иван III посылает в Казань «к царю Магмет Амину в помощь воеводу своего князя Семена Ивановича Ряполовского с силою, и многих детей боярских двора своего и понизовных городов дети боярские, ноугородцы и муромцы, костромичи и иных городов много. Князи же казаньскые предиреченные слышав воеводу великого князя, что идут со многою силою князь Семен Ивановичь Ряполовскый выбежаша из Казани ко царю Мамуку; царь же Мамук Шибаньскый слыша силу великого князя в Казани многу, и възвратися въсвояси»¹¹.

Летописи указывают на существование заговора в Казани, возглавлявшегося четырьмя представителями высшей аристократии ханства – князьями казанскими Кель-Ахмедом (Калиметом по летописям), Ураком, Садыром и Агишем. Заговорщики хотели возвести на казанский престол хана Ши-банской кочевой орды Мамука.

Еще с первым посольством ногайцев в 1489 г. в Москву прибыл посол хана Шибанской орды Ибака, который заявил великому князю о политических претензиях своего сюзерена, прося отпустить к нему свергнутого Иваном III хана Али: «…а нынеча мой брат Алегам царь, что у тебя ныне в руках живет, тебе оттого которой прибыток? Впрок братом захочешь быти лепе моего брата ко мне отпус-тити». Иван III в ответ указал послу Ибака и ногайским послам на то, что шибанский хан и ногайские мурзы укрывают у себя сторонников бывшего казанского хана Али: «Иван царь приказал к нам о дружбе и о братстве, а мурзы нам приказали о дружбе жо, а нашего недруга Алегамовы люди царевы, которые от нас бегают, Алказый, да Тевекель Сеит, да Касым Сеит, да Бегиш с сыном с Утешом и иные их товарыщи, и тех людей Иван царь да и Мырзы у себя дръжат, да от них ходячи колко лихо те люди чинят нашим землям, моим да и брата и сына моего Магметь Аминеве цареве земле»¹².

Вскоре после того как войско хана Мамука повернуло назад, Мухаммед-Амин, считая, что угроза его престолу миновала, отпускает воеводу князя Семена Ивановича Ряполовского с войском в Москву. Через некоторое время шибанский хан, видимо, получил известие от оставшихся в Казани заговорщиков: «И не по мнозе же времени сведав царь Мамоук шибаньскыи, что въевода великого князя пошел изс Казани со своею силою назад въсвояси, понеже в Казани измена бысть над царем Магамед-Аминем и вести к Мамоукоу изс Казани присылахоу, Мамоук же царь вскоре прииде ратью под Казань со многою силою нагайскою и с князи казаньскыми». Казанский хан «блюдяся измены от своих князей и выбежал изс Казани сам и с царицею и с останочними князи своими, и прииде к великому князю на Москвоу лета 7000 пятого».

После бегства Мухаммед-Амина оказывать сопротивление в Казани было некому. Мамук взял город «понеже бо не бысть емоу супротивника». Заняв Казань, шибанский хан посадил в заточение «князей казаньскых кои изменяли государю своемоу, Калимета, Оурака и Садыря, и Агыша з братею». «Гости» и «земьские люди», находившиеся в городе, были ограблены. Своими действиями новый правитель восстановил против себя население Казани, лишив свою власть социальной опоры в местном обществе, не подчинялась новой власти и провинция. Пытаясь как-то спасти свое положение, Мамук выпускает из заточения казанских князей, но вместо того чтобы закрепиться в столице, он с ратью, взяв с собой освобожденных князей, двинулся под Арский городок. Очевидно, арские князья, руководившие Арским княжеством, с 1460-х гг. бывшим одним из улусов Казанского ханства, отказались подчиниться шибанскому князю, обладая достаточными силами для противостояния ему: «…Арьскии же князи града своего не сдали, но бишася с ними крепко». Казанским князьям удалось тайно отъехать от Мамука и вернуться в Казань. Они успели укрепить город на случай возможной осады, «хана Мамука в град не пустиша, а измену на него възложиша, что их князей имал, а гостей и земьскых людей грабил»¹³.

Утвердившись в Казани, «послаша князи казаньскые Барашь-сейта к великому князю Ивану Васильевичю на Москву бити челом от них и от всей земли, чтобы их князь великый пожаловал, а нелюбкы им отдал и вины их, что они изменили государю своему Магамед Аминю царю да и тебе великому князю». Казанские посланники просили великого князя не отправлять к ним снова Мухаммед-Эмина, «занеже от него было велико насилие и безчестие катунам нашим и за то есмя ему изменили и прочь от него к Мамуку отъехали»¹⁴. Прислав челобитие в Москву, казанская аристократия соглашалась на подчинение воле великого князя, но выступила против конкретной кандидатуры бывшего хана Мухаммед-Амина, который в период своего правления в Казани восстановил против себя большую часть правящей верхушки ханства, что и привело к попытке переворота. Иван III исполнил просьбу казанских послов, простив им все «вины», пожаловав казанских князей и «всю землю» – «нарекл им на царство в Казань Абдыл-Летифа царевича Абреимова сына меншаго брата Магамед Аминя царя». Получив известие о воле великого князя в отношении Казани, хан Мамук «вскоре поиде от Казани въсвоясы и на пути умре». Мухаммед-Амин, бежавший с казанского престола на Русь при приближении Мамука, был пожалован Иваном III городами Каширой, Серпуховом и Хотунью «с волостями и съ всеми пошлинами». Софийская II летопись говорит о том, что это пожалование произошло весной 1497 г. Попутно летописец дает отрицательную характеристику Мухаммед-Амину как правителю теперь уже в русских землях: «…он же и тамо своего нрава не премени, но с насильством живяши и халчно ко многим».

В начале 1502 г. Иван III еще раз со всей очевидностью продемонстрировал право по своей воле распоряжаться казанским престолом, завоеванное его активными действиями в 80-х гг. XV в. Причину произошедшей перемены главы Казанского ханства источники не указывают, в летописях содержится лишь неопределенная ссылка на «измену» и на «неправду» хана Абдул-Латифа перед великим князем. В чем заключалась эта «неправда», мы не знаем. Летописное известие об этом событии выглядит следующим образом: «Тое же зимы генваря, послал князь великий князя Василья Ноздроватого да Ивана Телешева в Казань, и велел поимати царя Казаньского Абдыл Летифа за его неправду; они же ехав сотвори тако, поимав царя и приведоша на Москву, князь великий послал его в заточенье на Белоозеро; а на Казань пожаловал князь великий на царство старого царя Казаньского Магамед Аминя, Абреимова сына, да и царицу невестку его ему дал Алегамовскую бывшаго царя казаньского; а со царем послал князь великий князя Семена Борисовичя суздальского да князя Василья Ноздроватого»¹⁵. Проступок казанского хана перед московским государем был столь велик, что наказание не ограничилось просто сведением с престола. Абдул-Латиф полностью лишался своих ханских привилегий, попал в заключение, что означало политическую смерть, даже его жена передавалась его родному брату Мухаммед-Амину.

Мухаммед-Амин вряд ли мог приветствовать расправу над младшим братом, но ему ничего не оставалось в сложившейся ситуации, как покориться силе. Все же политика силового давления на Казань могла осуществляться лишь при наличии на московском великокняжеском столе жесткого волевого человека, каким, по всей видимости, был Иван III. Когда же его руки на руле государственного управления стали слабеть, сразу же появились симптомы разлада в созданной им практике московско-казанских отношений, базировавшейся, главным образом, на личной службе казанского хана Ивану III.

Конфликт проявился, когда Иван III уже отошел от дел. Мухаммед-Амин отказался присягать на верность наследнику Ивана III Василию, поскольку раньше присягал внуку великого князя Дмитрию Ивановичу, впавшему в опалу в 1502 г.¹⁶ Весной 1505 г. Мухаммед-Амин отправил в Москву «с грамотою о некоих делях князя городного Шаин-Сифа». Великий князь в ответ «по своему крепкому слову послал к нему о тех делах в Казань своего посла Михаила Клепика, чтобы он тем речем всем не потакал»¹⁷. Очевидно, до казанского хана дошли вести, что великий князь Дмитрий Иванович, которому Мухаммед-Амин принес присягу, сослан с матерью в заточенье на Белоозеро, и в своей грамоте он спрашивал об этом у великого князя. Московский государь с Михаилом Кляпиком передал хану, чтобы он не верил слухам. Однако хан, видимо, имевший свои источники информации о происходившем в Русском государстве, был убежден в обратном.

24 июня 1505 г. на Рождество Иоанна Предтечи «безбожный и зловерный царь Магамед Аминь Казаньскый, будучи у великого князя Ивана Васильевича всея Руси в дружбе и в шерти и забыв свое слово, преступив шертные грамоты, великого князя и посла Михаила Клепика поимал в Казани и людей великого князя торговых поимал, а иных секл, а иных пограбив розослал в Ногаи»¹⁸. Обе стороны формально считали себя правыми в своих действиях. О позиции казанского хана нам сообщает Холмогорская летопись. Согласно ей Мухаммед-Амин «не хотя быти за великим князем Васильем Ивановичем, глаголя: «Аз есми целовал роту за великого князя Дмитрия Ивановича, за внука великого князя, братство и любовь имети до дни живота нашего, не хочю быти за великим князем Васильем Ивановичем. Великий князь Василей изменил братаничю своему великому князю Дмитрию, поймал его через крестное целованье, а яз, Магмед Аминь казанский царь, не рек ся быти за великим князем Васильем Ивановичем, ни роты есми пил, ни быти с ним не хощу»¹⁹.

Можно предположить, что Мухаммед-Амин, с 1496 г. владевший уделом в центре Русского государства, был связан присягой на верность Дмитрию-внуку, номинально являвшемуся до апреля 1502 г. соправителем и наследником Ивана III, и не желал ему изменять. Поэтому обрушившиеся на них гонения и победа группировки, возглавляемой Василием Ивановичем и опиравшейся на удельных князей и новгородское окружение архиепископа Геннадия, подвигнули Мухаммед-Амина на разрыв с Москвой ²⁰. Очевидно, Михаилу Кляпику было поручено привести хана и «всю казанскую землю» к присяге на верность Василию, что дало Мухаммед-Амину повод обвинить в «неправде» нового великокняжеского наследника, с апреля 1502 г. бывшего соправителем начавшего «изнемогать» Ивана III ²¹.

Используя временное ослабление центральной власти в Русском государстве в переходный период между княжениями Ивана III и Василия III, Мухаммед-Амин разорвал мирные отношения с Москвой. В сентябре 1505 г. казанское войско во главе с ханом осаждало Нижний Новгород в течение двух дней, «а на третей день от града побеже и граду не сотвори ничтоже; наместник же великого князя Ивана Васильевичя Хабар с гражаны выходя из града многих людей его биша»²².

Ответный поход русского войска состоялся только весной 1506 г. За это время на великокняжеском столе умершего 27 октября 1505 г. Ивана III сменил Василий III. В апреле 1506 г. новый великий князь отправил под Казань огромную судовую рать во главе со своим братом Дмитрием. Конную рать русских возглавил князь Александр Владимирович Ростовский. В пятницу 22 мая судовая рать, придя под Казань, покинув суда, приступила к городу. Казанской коннице удалось напасть на русских с тыла, отрезав их от судов, одновременно по противнику нанесло удар и войско, вышедшее из Казани. Русские проиграли битву: «И грех ради наших побиша татарове воевод пеших и детей боярьских многих, а иных поимаша, а инии мнозии истопоша на Поганом озере».

Весть о поражении под Казанью 9 июня принес великому князю князь Василий Голенин. В этот же день Василий III отправил к Казани новую рать во главе с князем Василием Даниловичем Холмским, послав остававшемуся с войском под Казанью Дмитрию Ивановичу и воеводам грамоту, «чтобы оне князя Василья Данильевича и иных воевод великого князя дожидались, а ко граду бы до них не приступали». 22 июня к столице ханства подошла конная рать князя Александра Владимировича Ростовского. Вопреки приказу великого князя, не дожидаясь прихода войска во главе с князем Василием Даниловичем Холмским, князь Дмитрий Иванович 25 июня организовал приступ Казани. По замечанию летописца, осада велась «с небрежением и граду не успеша ничтоже, но сами побежени быша от Тотар». Неудачный приступ вынудил русских отступить. Князь Дмитрий с судовой ратью направился к Нижнему Новгороду. Конная рать, предводительствуемая царевичем Джанаем и воеводой Федором Михайловичем Киселевым, «поидоша полем к Мурому». Посланная Мухаммед-Эмином погоня нагнала русских за 40 верст до Суры. Московскому войску удалось отбиться: «…татар казанских побили, а иных поимали, а сами приидоша здрави съ всеми людми».

Затягивание войны с Русским государством вовсе не входило в расчеты Мухаммед-Амина. Возможно, он ставил цель упрочить свое положение на казанском престоле, завоевать решительными действиями поддержку населения ханства (что ему не удалось сделать в предыдущие правления) и выстроить свои отношения с Василием III (которому он не был ничем обязан) по-иному, чем с его отцом. Даже неудачный поход 1506 г. продемонстрировал казанцам всю мощь вооруженных сил Русского государства, превосходившего казанское войско и численно и в отношении вооружения.²³ Поэтому казанский хан, не дожидаясь, когда великий князь отправит новую рать под Казань, запросил мира.

В марте 1507 г. Мухаммед-Амин отправил к Василию «человека своего Абдулу з грамотою бити челом о том, чтобы князь великий пожаловал, проступку его ему отдал, а взял бы с ним мир». 25 марта Василий Иванович отпустил ханского посланника в Казань, отправив вместе с ним «своего человека» Алексея Лукина, которому было наказано потребовать от Мухаммед-Амина освобождения задержанного в Казани русского посла Михаила Кляпика. Это было непременным условием русской стороны для восстановления мирных отношений с Казанским ханством. В ответном посольстве хан с московским дипломатом посылает на Русь бакши Бозека с челобитной грамотой к великому князю, где содержалась просьба, «чтобы князь велики пожаловал взял с ним мир по старине и дружбу, как было со отцем с его с великим князем Иваном Васильевичем всея Руси: «а посла его Михаила Кляпика с его товарищи часа того отпущу, да и тех людей, которые на бою в наши руки попали». Хан формально соглашался на все условия русского правительства.

Василий III, «приговоря с своею братьею и с бояры, для христьянских душь, которые в бесерменство попали в руки на бою, да и устроения ради христьяньскаго проступку ему его отдал…». Вместе с казанским посланником великий князь отправил дьяка Елизара Сукова с наказом передать хану повторное требование об отпуске Михаила Кляпика и просить у хана прислать «своего доброго человека». В этом же году Мухаммед-Амин «…посла великого князя Михаила Кляпика отпустил, да и людей великого князя, коих имал и грабил в Казани, с Михайлом отпустил; да и своего посла Бараш-сеита к великому князю Василью Ивановичю всея Руси прислал бити челом о миру и о братстве и о дружбе, как было с отцем его с великим князем Иваном Васильевичем всея Руси».

8 сентября 1507 г. Василий III отпустил казанского дипломата Бараш-сеита, «взя мир и братство и дружбу, да и послал своего к царю в Казань посла Ивана Григорьевича Поплевина боярина своего окольничего да диака своего Алексея Лукина». В январе 1508 г. Иван Григорьевич Поплевин привез из Казани в Москву шертные грамоты Мухаммед-Амина, содержащие клятву казанского хана о дружбе и братстве, «как было со отцем его с великим князем Иваном Васильевичем всея Руси, да и тех людей великого князя царь отпустил, кои ему в руки попалися»²⁴. В результате переговоров, предпринятых по инициативе казанского хана, были восстановлены мирные отношения Казани с Московским государством, прерванные в 1505 г. Сохранялась определенная степень зависимости ханства от великого князя, поскольку возобновленный договор предусматривал установление дружбы и братства на тех же условиях, что и при великом князе Иване III. Но в целом это были отношения равных по силе государей, и казанские войска в этот период не участвовали в военных действиях на стороне Москвы, как это было при Иване III.

За последующее десятилетие источники не донесли до нас известий о каких-либо военных столкновениях между Москвой и Казанью. Очевидно, оба государства и их правителей устраивали установившиеся отношения. Временно стабилизировалась обычно неустойчивая социально-политическая обстановка в рамках Казанского ханства. Хан Мухаммед-Амин, который сумел одержать хоть ненадолго верх над Москвой и успешно противостоять натиску московских ратей, а затем добившийся восстановления мирных отношений, теперь устраивал все политические группировки в Казани. Существенной уступкой со стороны Москвы в московско-казанских отношениях, а еще в большей степени для отношений с Крымским ханством (правители которого неоднократно обращались с просьбами по этому поводу к великому князю) явилось снятие опалы с бывшего казанского хана Абдул-Латифа, младшего брата Мухаммед-Амина и сына крымской ханши Нур-Салтан²⁵. В январе 1509 г. Василий III «пожаловал царя Казанского Абдыл-Летифа, Абреимова сына из нятства выпустил и проступку ему отдал и пожаловал ему город Юрьев со всем и в братстве и в любви его себе учинил, печалованием Менли-Гирея царя Крымского да и порукою великому князю по Абдыл-Летифе, царе поимался царь Менли-Гирей и царица его Нур-Салтана, мати Абдыл-Летифа царя, да болшей Менли-Гиреев сын царевич Магамед-Кирей; да и шерть дали Менли-Гиреевою душею послы его князь Магмедша с товарищи, да и Абдыл-Летиф шерть дал на том, что ему государю великому князю Василию Ивановичю всеа Русии служити, и добра хотети во всем» ²⁶.

В крымских посольских книгах сохранились записи о переговорах между Бахчисараем и Москвой об Абдул-Латифе и о достигнутых соглашениях, о процедуре принятия шерти. Сохранился и текст шерти, на которой присягал Василию III Абдул-Латиф. Отметим, что в клятве устанавливались отношения татарского хана и Казани, они ставились под контроль московского государя. Абдул-Латиф клялся: «А в Казани на казанские места мне своих людей без вашего ведома воевати не посылати ни с конями, ни в судах, а войны не замышляти»²⁷. Василий III предусмотрел возможность враждебных действий со стороны Абдул-Латифа против своих политических оппонентов в Казани, из-за которых он лишился престола, и, видимо, опасался нарушения им мирных отношений с Казанским ханством. Клятва ханом давалась и за его людей – уланов, князей и казаков. В это время на службе великого князя находились еще два татарских царевича – Джанай, сидевший в Мещерском городке, и Шейх-Аулиар в Сурожике, которые, по всей видимости, были связаны похожими шертными обязательствами в отношении Василия III.

Важную роль в развитии политики Русского государства в отношении Казанского ханства сыграли посредничество и дипломатические усилия крымской ханши Нур-Салтан, матери Абдул-Латифа и Мухаммед-Амина. Ханша была торжественно встречена в Москве летом 1510 г. великим князем и боярами. Целью визита Нур-Салтан в русскую столицу послужило желание «съ своими детми видетися с царем Магмед-Аминем Казанским, да с царем Абдел-Летифом, что великому князю служит». Миссия Нур-Салтан оказалась успешной. Русское государство установило мирные отношения как с Крымом, так и с Казанью. Зимой 1512 г. в Москву прибыл посол Мухаммед-Амина Шаусейн-Сеит с предложением «крепкого» мира и дружбы. В результате проведенных боярами по поручению великого князя переговоров было принято решение «на чем быти царю Махмед-Аминю с великим князем в крепком миру и в докончании, и грамоту шертную Шаусейн-Сеит перед написал, и на той грамоте Шаусейн-Сеит перед великого князя бояры шерть дал на том, что царю Магмед-Аминю в Казани перед великого князя послом шерть дати, что по той грамоте царю правити великому князю и до своего живота». В Казань с Шаусейн-Сеитом отправились окольничий великого князя Иван Григорьевич Морозов и дьяк Андрей Харламов. Перед ними Мухаммед-Амин дал присягу на грамоте, составленной в Москве, приложив к ней свою печать. В феврале 1512 г. Мухаммед-Амин направил в Россию «человека своего Бозюку-Бакшеа» с просьбой прислать к нему Ивана Андреевича Челяднина, которому хан хочет исповедаться о «лихом деле», которое он «учинил» (речь, видимо, шла о погроме русских в Казани в 1505 г.). Великий князь исполнил прошение, послав в Казань боярина и конюшего Ивана Андреевича Челяднина с дьяком Елизаром Суковым на подводах. Мухаммед-Амин «Ивану Андреевичю тайну свою исповедал чисто и с великим князем в крепкой шерти и в вечном миру, в дружбе и в любви учинился…», и Челяднин был отпущен ханом в Москву вместе с казанским послом Шаусейн-Сеитом. В русскую столицу дипломаты прибыли в марте ²⁸. Добрососедские отношения ханства с Москвой сохранялись до тех пор, пока там сидел Мухаммед-Амин. Но в 1516 г. он тяжело заболел, и встал вопрос о престолонаследии, поскольку у хана не было детей ²⁹.

В июне 1516 г. к великому князю прибыли из Казани послы Шаусейн-Сеит, земский князь Шах-Юсуф и бакши Бозек «с великим молением бити челом великому князю о том возвещая ему, что царь Магмед-Аминь болен; и князь великий бы пожаловал его деля брата его Абдыл-Летифа царя, свою опалу и гнев отдал и из нятьства его выпустил, и пожаловал бы его учинил царем в Казани; а Магмед-Аминь царь да и вся земля Казанская дадут великому князю правду, какову князь великий похочет, что им без великого князя ведома на Казань царя и царевича никакова не взятии»³⁰.

Московское правительство было против того, чтобы Абдул-Латиф, вновь посаженный за приставы, видимо, за самостоятельные (без ведома Василия III) отношения с тяжело заболевшим братом, занял казанский престол после неотвратимо приближающейся кончины Мухаммед-Амина. А с Казанью был заключен договор о том, «что им без великого князя ведома на Казань царя и царевича ни-какова не взятии»³¹. Лавирование создавало русскому правительству свободу действий относительно кандидатуры казанского хана. А ненужного претендента можно было устранить, сославшись на божью кару, и через полтора года (19 ноября 1517 г.) «Абды-Летифа царя в животе не стало»³².

Нам видится вполне обоснованной точка зрения М.Г. Худякова, поддержанная И.И. Смирновым, о том, что смерть Абдул-Латифа была насильственной. По мысли И.И. Смирнова, тем самым «устранялся наиболее опасный для Русского государства вариант разрешения династического вопроса в Казани»³³.

29 декабря 1518 г. к Василию III прибыл Кул-Дервиш «з грамотою от сеита и от уланов и от князей и от карачей и от ичек и от мурз и от молн и от шыхзод и от всех Казанских людей. А писали в грамоте к великому государю, что Божиа воля ссталася, Магмед-Аминя царя Казанского во жывоте не стало, и бити челом великому государю: “земля Казанская Божья да и твоя государя великого князя, а мы холопы Божьи да и твои государевы, и ты бы, государь пожаловал, о нас омыслил и о всей земли, Казанской, и о господаре бы сеи пожаловал нам омыслил, как нам вперед бытии”»³⁴.

Со смертью Мухаммед-Амина прекратилась династия потомков Улуг-Мухаммеда на казанском престоле. Царевна Ковгоршад, сестра Мухаммед-Амина и Абдул-Латифа, не могла претендовать на престол, хотя позднее, как увидим, она сыграла весьма значительную роль в управлении Казанским ханством. Царевич Худайкул (Петр), живший в России свыше 30 лет, был крещен в декабре 1505 г., женат на сестре московского великого князя Евдокии и потому утратил свои права на мусульманский юрт³⁵. Исходя из этого и Москва и Крым выдвинули своих кандидатов. Но у Русского государства существовала договоренность с казанцами о подчинении их воле великого князя в проблеме престолонаследия. Как можно заключить по источникам, с Крымом подобного договора не существовало. Поэтому, не желая вооруженного конфликта с Москвой, правящие круги Казанского ханства обращаются к великому князю с челобитием о распоряжении по его воле казанским столом.

Фигура хана Мухаммед-Амина занимает важное место в истории Казанского ханства. Этому правителю удалось, пусть и не сразу, выстроить сбалансированные отношения своего государства с растущей Московской Русью с учетом интересов обеих сторон. Казань сохраняла, хотя и ограниченный, суверенитет. Московский великий князь мог распоряжаться ханским столом по своей воле и быть уверенным в личной верности Мухаммед-Амина и подвластных ему жителей ханства.

---

ПРИМЕЧАНИЯ

¹ Герберштейн С. Записки о Московии. М., 1988. С. 170-171.

² Полное собрание русских летописей (ПСРЛ). Пг., 1921. Т. 24. С. 196-197.

³ Там же. СПб., 1853. Т. 6. С. 234; Спб., 1910. Т. 20, ч. 1. С. 349.

⁴ Разрядная книга. 1475-1598 гг. М., 1966. С.20; Разрядная книга. 1475-1605 гг. М., 1977. Т. 1, ч. 1. С. 26.

⁵ ПСРЛ. Т. 6. С. 237; Т. 23. С. 185.

⁶ Разрядная книга. 1475-1598 гг. С. 20; Разрядная книга. 1475-1605 гг. С. 26.

⁷ ПСРЛ. Спб., 1859. Т. 8. С. 217; Спб., 1901. Т. 12. С. 218;Спб., 1913. Т. 18. С. 271; Т. 24. С. 205; М.; Л., 1949. Т. 25. С. 331; М.; Л., 1959. Т. 26. С. 278.

⁸ Там же. Т. 8. С. 217; Т. 12. С. 219; Т. 18. С. 272; Т. 24. С. 205; Т. 26. С. 278.

⁹ Там же. СПб., 1910. Т. 23. С. 162.

¹⁰ Сборник Русского исторического общества (Сб. РИО). СПб., 1884. Т. 41. С. 61, 62, 83, 85, 86, 87, 91, 99, 116, 122, 126.

¹¹ ПСРЛ. Т. 6. С. 40; Т. 8. С. 231; Т. 12. С. 242-243; М., 1994. Т. 39. С. 170.

¹² Сб. РИО. Т. 41. С. 82.

¹³ ПСРЛ. Т. 6. С. 40-41; Т. 8. С. 231-232; Т. 12. С. 243; Т. 39. С. 170; Материалы по истории Удмуртии (с древнейших времен и до середины XIX в.) Ижевск, 1995. С. 90.

¹⁴ ПСРЛ. Т. 6. С. 41; Т. 8. С. 232; Т. 12. С. 243; Т. 39. С. 170.

¹⁵ ПСРЛ. Т. 6. С. 47; СПб., 1859. Т. 8. С.241; СПб., 1901. Т. 12. С. 255; Т. 39. С. 175; Иоасафовская летопись. М.,1957. С. 143.

¹⁶ ПСРЛ. Л., 1977. Т. 33. С. 134.

¹⁷ ПСРЛ. Т. 6. С. 50; Т. 8. С. 244; Т. 12. С. 259; Т. 39. С. 176; Иоасафовская летопись. С. 147.

¹⁸ ПСРЛ. Т. 6. С. 50; Т. 8. С. 244, 245; Т. 12. С. 259; Т. 39. С. 176.

¹⁹ ПСРЛ. Т. 33. С. 134.

²⁰ Зимин А.А. Россия на рубеже XV-XVI столетий (Очерки социально-политической истории). М., 1982. С. 147.

²¹ ПСРЛ. Т. 6. С. 49; Иоасафовская летопись. С. 144.

²² ПСРЛ. Т. 6. С. 50; Т. 8. С. 245; Т. 12. С. 259; Т. 39. С. 176.

²³ ПСРЛ. Т. 6. С. 51; Т. 8. С. 245; СПб., 1904. Т. 13, ч. 1.С. 2-3; Т. 33. С. 134; Т. 39. С. 177; Иоасафовская летопись. С. 149.

²⁴ ПСРЛ. Т. 6. С. 246, 247; Т. 8. С. 247, 248; Т. 13, ч. 1. С. 6; Т. 20, ч. 1. С. 379; Т. 39. С. 178; Иоасафовская летопись. С. 150-152.

²⁵ Худяков М.Г. Очерки по истории Казанского ханства // На стыке континентов и цивилизаций…(Из опыта образования и распада империй X-XVI вв.). М., 1996. С. 581-582.

²⁶ ПСРЛ. Т. 6. С. 248-249; Т. 13. Ч. 1. С. 11; Т. 20. Ч. 1. С. 381. С. 154-155.

²⁷ Сб. РИО. СПб., 1895. Т. 95. С. 42-51.

²⁸ ПСРЛ. Т. 6. С. 252; Т. 8. С. 252; Т. 13, ч. 1. С. 14, 15; Т. 20, ч. 1.С. 384, 385; Иоасафовская летопись. С. 159, 160.

²⁹ Худяков М.Г. Указ. соч. С. 583.

³⁰ ПСРЛ. Т. 6. С. 258; Т. 8. С. 260; Т. 13, ч. 1. С. 25; Т. 20, ч. 1. С. 391; Иоасафовская летопись. С. 167.

³¹ Сб. РИО. Т. 95. С. 156, 157, 161, 194. ПСРЛ. Т. 6. С. 258; Т. 8. С. 260; Т. 13, ч. 1. С. 25;. Иоасафовская летопись. С. 168.

³² ПСРЛ. Т. 6. С. 260; Т. 8. С. 263; Т. 13, ч. 1. С. 28; Т. 20, ч. 1. С. 393; Иоасафовская летопись. С. 172.

³³ Худяков М.Г. Указ. соч. С. 583; Смирнов И.И. Восточная политика Василия III // Исторические записки. М., 1948. Т. 27. С. 25, 26.

³⁴ ПСРЛ. Т. 8. С. 266; Т. 13, ч. 1. С. 31; Иоасафовская летопись. С. 176.

³⁵ ПСРЛ. Т. 39. С. 177.