Автор: Чесноков Игорь Владимирович
Журнал: БЕРЕГИНЯ.777.СОВА 2016
В военной истории Воронежа есть один интересный эпизод, до сих пор мало освещенный русской историографией. Это оборона Воронежской крепости от нападения крупного польско-литовского отряда в феврале 1617 года. В рамках русско-польской войны 1609-1619 гг., осады Смоленска и битвы под Москвой это, конечно, только эпизод, хотя именно из таких победных эпизодов и сложилась победа в самой подлой в истории России иноземной интервенции.
Это был первый в мировой истории опыт «цветной революции» (а не просто Смуты), когда легитимность избранного Земским Собором царя компрометируют неким воскресшим самозванцем. Сам сюжет был явно взят из «римских сказок» про персидских тиранов, т.е. «уши» его растут из Ватикана. С «царистской» психологией русских этот феномен быстро прижился, дав целую плеяду «блистательных» самозванцев.
Создав путем организованного хаоса вакуум власти, предлагается «импортный» принц Владислав Жигимонтович, готовый с «благородной» целью объединить всех в одно царство-государство и более того, втянуть весь народ этой страны в вооруженный передел европейского пространства под идеей «пан-католичества».
Сама по себе идея объединения была не нова. Как польские, так и русские государи, начиная с Ивана Грозного, вели переговоры о возможном объединении своих стран. Хотя, по сути, речь шла о корпорации, где условия диктует сильнейшая сторона.
Если говорить о времени Сигизмунда, то такой правой стороной он считал только себя. Его полный титул на русском: Божьей милостью король Польский, Великий князь Литовский, Русский, Прусский, Мазовецкий, Жмудский, Ливонский, а также наследный король Шведов, Готов и Венедов. А лучшим способом достижения своих целей он посчитал «поджигание дома соседа». Так, идея унии России и Речи Посполитой, имевшая ряд преимуществ в мирных условиях, приобрела зловещий смысл в обстановке интервенции.
Если заглянуть «в корень», то московская власть стремилась расширить Русский мир до пределов союза всех славян, а поляки напротив, хотели возглавить межнациональную Католическую лигу, втянуть в неё Россию, насаждая везде католицизм в самой крайней реакционной форме (иезуиты и инквизиция) и в его гибридном суррогате (униаты).
Итог такой политики – довольно печальный для Польши. Самое крупное европейское государство Речь Посполитая (от моря до моря) было успешно атаковано шведами, турками, русскими и немцами, что на долгие годы стёрло Польшу с политической карты.
«Смутное время», даже несмотря на полное разорение, помогло России избежать ещё большей беды – втягивания в Тридцатилетнюю войну.
«Тридцатилетняя война – военный конфликт за гегемонию в Священной Римской империи и Европе, продолжавшийся с 1618 по 1648 год и затронувший в той или иной степени практически все европейские страны. Война началась как религиозное столкновение между протестантами и католиками империи.
В западной истории Тридцатилетняя война осталась одним из самых тяжёлых европейских конфликтов. Общие потери по разным оценкам колебались от 5 до 8 миллионов человек. Многие регионы, потерявшие от 20 до 45 % своего населения Священной Римской империи, были опустошены и долгое время оставались безлюдными.
На Вестфальском конгрессе шведов обвиняли в том, что они уничтожили почти две тысячи замков, восемнадцать тысяч деревень и более полутора тысяч городов, сожгли и разрушили практически все металлургические и литейные заводы и рудные копи» [1].
Как известно, «откат» русских людей от унии с Польшей произошел во время обороны Смоленска (1609-1611 гг.), где польская армия впервые «сломала себе зубы». Скрытая интервенция превратилась в открытую.
В сентябре 1609 года польский король Сигизмунд III во главе 12,5-тыс. войска, в которое в конце месяца влилось свыше 10 тыс. запорожских казаков, вторгся в пределы России. В его армию кроме поляков входили литовские татары, наемные немецкие и венгерские пехотинцы. Основную часть ее составляла конница. Численность пехоты не превышала 5000 человек.
Возникает риторический вопрос, почему Сигизмунд так упорно цеплялся за Смоленск и почему русские ни за что не хотели его лишиться?
Почему король Польский, Великий князь Литовский, Русский, Прусский, Мазовецкий, Жмудский, Ливонский, а также наследный король Шведов, Готов и Венедов, правитель самого большого европейского государства, поступал как мелочный хапуга? Ведь его сын Владислав и так был заочно коронован на московский трон, а под польское влияние и так попадало все Московское царство. В зримой перспективе решался вопрос и о Вере, согласно старому латинскому принципу cujus regio, ejus religio (чья власть, того и вера).
Сигизмунд, не признав законными выборы на Московский престол Михаила Фёдоровича, сильно заигрался и раскрыл все свои карты. Он был не против Гришки Отрепьева (Лжедмитрий I), не возражал против Матвея Веревкина (Лжедмитрий II). Так Ян Сапега всенародно хвалился:
«Мы, поляки, три года тому назад посадили на московский трон государя, который должен был называться Димитрием, сыном тирана, несмотря на то, что он им не был. Теперь мы второй раз привели сюда государя и завоевали почти половину страны, и он должен и будет называться Димитрием, даже если русские от этого сойдут с ума.
Но управляемый хаос быстро перерос в неуправляемый. Обосновавшись в Калуге, «калужский вор» (Лжедмитрий II) вступил в борьбу с недавними союзниками и вёл её решительно и беспощадно. К началу сентября 1610 г. отряды самозванца отбили у поляков Козельск, Мещовск, Почеп, Стародуб, далее Лжедмитрию II присягнули Казань и Вятка. Эмиссары нового самозванца открыто агитировали народ против Владислава.
Ежедневно по приказу «калужского царя» казаки чинили жестокую расправу над пленными поляками. Казаки захватывали королевских дворян и солдат, везли их в Калугу и там топили. Лжедмитрий II стал готовиться к отступлению в Воронеж, поближе к казачьим окраинам. По замыслу калужского «царька», Воронеж должен был стать новой царской столицей. В правление Веревкина, при воеводе И.М. Барятинском, в город свозилось оружие и продовольствие (в основном из Ельца, где прежний Отрепьев сосредотачивал припасы для азовского похода) [2].
По сути, Сигизмунд «со товарищи» разбудили неведомую ранее силу – вольное казачество, пребывающее прежде в полумаргинальном состоянии. Будучи некими «незаконно вооруженными формированиями», они были признаны самими поляками весомой политической силой.
Одной из «скрытых пружин» польской интриги стал донской атаман Иван Заруцкий(эдакий засланный казачок). По своему потенциалу он был более опасен, чем все Лжедмитрии сразу. Движение Заруцкого явилось последним моментом «Смуты», когда целые корпорации служилых людей Юга выступили совместно с казаками против центрального правительства и стоящего за ним крупного и среднего дворянства центральной России, и в то же время последней серьезной попыткой посадить самозванца на московский престол.
Сын тернопольского мещанина Иван Заруцкий был польским подданным. В его судьбе было нечто общее с судьбой Болотникова. В юности он попал в плен к крымским татарам, бежал из неволи и стал казачьим предводителем – главой Казачьего приказа и боярином.
То есть во главе казачьего движения стал польский ставленник, проводивший, однако, свою собственную независимую интригу и ставшего заложником идеи поддержки всякого самозванца. Его действия отлично укладывались в стратегию «перманентной самозванщины» и раскола общенационального подъёма.
При Лжедмитрии I его роль была не велика, в отличие от другого донского атамана Андрея Карелы (по происхождению чухонца), добившего войско Годунова под Кромами. Но во время восстания Болотникова, когда Смута почти затихла, Заруцкий приехал из Тулы в Стародуб, где воздал царские почести Дмитрию II. В самый день воцарения нового самозванца в Стародуб прибыл пан Меховецкий с отрядом нанятых солдат. Появление внушительной военной силы заставило замолчать всех сомневавшихся.
Как известно, именно успехи «тушинского вора» заставили московских бояр убрать Шуйского и призвать Владислава Жигимонтовича на русский трон. Во время Первого ополчения Заруцкий по сути, расколол силы восставших, спровоцировав убийство воеводы Прокопия Ляпунова. Гибель Прокопия Ляпунова привела к распаду Первого ополчения, и в конце июля 1611 года большинство земских отрядов покинуло Москву.
Знаменитое второе ополчение (Минин и Пожарский), возникшее в сентябре 1611 года в Н.Новгороде и Ярославле, спутало полякам все карты. Во время подхода войска гетмана Ходкевича (июль 1612) к Москве, Заруцкий вступил с ним в тайные переговоры. Польский ротмистр Павел Хмелевский, перешедший на сторону Пожарского из осажденного Кремля, (возможно, ему «надоело» есть ворон), обнародовал предательство Заруцкого.
Контакты Заруцкого с польскими властями способствовали дальнейшему сужению социальной базы движения. В Москву попало ещё несколько посланий, направленных Заруцкому властями Речи Посполитой. Не позднее февраля 1613 г. под Боровском был схвачен запорожский сотник Корнила с грамотами к Заруцкому от литовского гетмана Я.К. Ходкевича. Вскоре в Москву бежал ротмистр Синявский, который также вез к Заруцкому польские грамоты.
Тогда Заруцкий решил преградить путь второму ополчению и отправил 2,5 тысяч казаков на перехват полка Лопаты-Пожарского, но был разбит дворянской конницей. Остальные казаки первого ополчения остались под Москвой, через атамана Кузьмы Волкова и есаула Фёдора Патрикева стали сноситься с князем Пожарским.
Заруцкий послал убить князя Дмитрия Пожарского. Когда покушение провалилось, Заруцкий открыто выступил против второго ополчения и стал разрушать его социальную базу, рассылая «воровские грамоты» в Воронеж, Оскол, Валуйки, Белгород, Елец, Лебедянь, Ливны, Курск, Ряжск и Шацк. В грамотах он призывал присягать сыну Марины Мнишек, младенцу Ивану.
Этот «засланный казачок» отлично понял психологию Смуты и сделал верную ставку на «тягловых людей», поголовно верстая их в «людей по прибору», наделяя окладами и поместьями. Про Заруцкого тогда писали:
«прибрав к себе воров, холопей боярских и пашенных мужиков, которые не хотят покою христиансково и тишины».
Благодаря пропаганде Заруцкого, посадские люди в массовом порядке стали переходить на положение служилых людей «по прибору» и становились городовыми казаками, пушкарями, затинщиками, дворниками, ездоками, стрельцами, пушкарями, ямскими охотниками или, в крайнем случае, захребетниками.
Уходя из Москвы, «Коломну град выграбиша», взяв там Марину Мнишек и её «воренка», он «поидоша на Резанские места и там многу пакость делаша»
«Михайлов город, и Пронск, и Ряской, и Донков, и Епифань своровали, призвали Заруцкого на Михайлов».
Кадры для городской администрации Заруцкий черпал из дворян. В Сапожке рязанского дворянина Изота Толстого, в Михайлове – тульского дворянина Василия Извольского и ярославца Михаила Болкошина, в Пронске.
За счет стрельцов, казаков и пушкарей рязанских городов силы Заруцкого увеличились приблизительно на 2-3 тысячи человек. К ним надо прибавить какую-то часть мелкого рязанского дворянства, близкого по положению и происхождению к служилым людям «по прибору».
В первой половине сентября 1612 г. в 16 верстах от Рязани, воевода 2-го ополчения Вельяминов нанес поражение казакам, после которого Заруцкий ушел на юго-восток Рязанской земли и остановился в районе Сапожка – Шацка. Приход под Шацк М.А. Вельяминова заставил Заруцкого снять осаду города. 1 марта 1613 г. рязанская рать М. А. Вельяминова (к этому времени он остался единственным воеводой в Рязани) также была приведена к кресту и к шерти на верность Михаилу Романову [3].
Зиму и весну 1613 года Заруцкий провел на Воронежском плацдарме, где у него оставалась социальная поддержка:
«И воронежские… атаманы усманские и соколовские ступинские все своровали, Маринке крест целовали и пошли с ними под Воронеж» [4].
Помимо Воронежа, в сфере влияния Заруцкого оказались Оскол, Валуйки, Елец, Лебедянь и Курск.
В это время (с февраля по май), в Москве был официально утвержден на царство Михаил Фёдорович Романов.
Избрание Земским собором М. Ф. Романова внесло раскол в ряды сторонников Заруцкого. Его движение стало сепаратистским и маргинальным, причем не только для Москвы, но и для самой Польши. Тем более в это время основная ударная сила поляков – Запорожское войско, – под руководством гетмана Сагайдачного, было занято тем, что грабило черноморские берега и штурмовало Синоп и Кафу. Единственным шансом Заруцкого было удержание под своим контролем пограничных городов до прихода «коронных войск» и «лисовчиков». Но этого шанса новое московское правительство ему не оставило.
19 апреля 1613 г. после многих задержек из Москвы против Заруцкого выступило войско одного из знатнейших участников Второго ополчения – князя Ивана Никитича Одоевского. Под началом Одоевского было пятеро его меньших воевод (М.А. Вельяминов, И.В. Измайлов, Р.П. Пожарский, Ф.Т Соковнин, Г.В. Тюфякин).
Опасаясь окружения, Заруцкий перешел в Епифань, оставив в Михайлове отряд казаков. Тогда же его сторонникам удалось захватить Дедилов.
«Известно, что в конце XVI в. в Дедилове размещался крупный гарнизон, состоявший из служилых людей «по прибору»: 376 казаков, 60 стрельцов, 26 затинщиков, 15 пушкарей и 29 ямских охотников» [5].
На казачьем круге, который проиходил в это время в Епифани, многие, по словам перебежчиков, высказывались за службу Михаилу Романову. Более 200 детей боярских и казаков бежали от Заруцкого из Епифани.
От Епифани Заруцкий через Крапивну подошел к Черни и далее через Мценский и Новосильский уезды. Воровские казаки, оставляя за собой сожженные и опустошенные поместья, в мае 1613 г. попытались овладеть Ливнами, но были отбиты [6].
Если оценить геополитическую обстановку событий на Верхнем Дону и в Воронеже, то нужно признать что положение московского правительства в этом крае было весьма шатким. Вспомним, что в феврале 1605 года в Путивль были приведены к самозванцу 150 пленных воевод и дворян из восставших городов: Оскола, Валуек, Белгорода, Воронежа и Царёва Борисова.
В Осколе служили воевода Б.С. Сабуров и голова И.И. Загряжский; в Белгороде – князь Б.М. Лыков, головы князь Ф. Волконский, П. Извольский, М. Зиновьев; в Цареве-Борисове – князь Б.П. Татев, головы И.Н. Ржевский, И.В. Левашов, М.Б. Зыбин; в Воронеже – князь Б.Н. Приимков-Ростовский и голова Ф. Лодыженский. Пленение полутора десятка знатных воевод и дворянских голов само по себе свидетельствует о масштабах событий, разыгравшихся в степных уездах, и о социальной базе приграничных крепостей.
В Воронеже Заруцкий оказался в непосредственной близости от Донского войска. В начале 1614 г. в низовьях Дона насчитывалось 1888 казаков во главе с 7 атаманами, еще 17 станиц находилось «от Раздору вверх по дальним городкам и по юртам».
С такой силой, более значительной, чем войско Заруцкого, московское правительство не могло не считаться.
С этих позиций становится понятным решение Земского Собора о кандидатуре Михаила Романова, которого многие историки считают «казачьим протеже».
[Версию о казачьем перевороте поддерживал не только Скрынников, но и известный специалист по истории России ХVI-ХVII веков А.Л. Станиславский. В его монографии «Гражданская война в России XVII в.» глава, посвященная избранию царя, называется «Михаил Романов – казачий ставленник»].
«Шведские лазутчики доносили из Москвы, что казакам, ратовавшим за Романова, пришлось осадить Трубецкого и Пожарского на их дворах, чтобы добиться избрания угодного им кандидата. Новгородские власти также утверждали, будто казаки повлияли на выборы своим «воровством», без согласия бояр, дворян, лучших посадских людей. Польская информация как две капли воды походила на шведскую и новгородскую. Литовский канцлер Лев Сапега бросил в лицо пленному Филарету такую фразу: «Посадили сына твоего на Московское государство одни казаки-донцы» [7].
Известны имена нескольких донских атаманов, поддержавших кандидатуру Михаила, – Филат Межаков, Афанасий Коломна, Дружина Романов, Марко Козлов и воронежец Борис Каменное Ожерелье.
По сути, Заруцкий (вопреки польским интересам), в тактических целях поддерживающий легитимность «маринкиного ворёнка», сыграл на руку сторонникам «народной монархии». Все утвердились в мысли, что править Россией должен родственник Ивана Грозного, а Михаил приходился ему внучатым племянником, через Никиту Романовича Юрьева. Сам Никита Романович, в прошлом организовывал воронежские сторожи и разъездные станицы, т.е. был царским эмиссаром у донских казаков. Его былинная «Микиткина вотчина» прочно вошла в казачий фольклор.
В 1574 году, в феврале месяце, назначен был новый начальник над сторожевою и станичною службою боярин Никита Романович Юрьев. Это новое назначение знаменитого сановника, близкого к Государю по родству и доверенности, показывает, что Царь Иван Васильевич признавал сторожевую службу одним из важнейших отделов Государственной администрации….Боярин Никита Романович Юрьев так искусно расположил разъезды станичных голов Тюфякина и Булгакова, что они обхватывали все пути Крымцев и беспрестанно сносились друг с другом [8].
Трудно предположить, что рассылаемые на Донец и Битюг сторожи не имели промежуточного острога в районе Воронежа.
О том, что Воронеж (как город) существовал ещё при Иване Грозном, свидетельствует Разрядная книга (1159-1604 гг.) где говорится, что Воронеж в 1567 году имел собственного воеводу – Фёдора Шереметьева [9].
Обычно это известие игнорируется, ввиду последующего Указа (1685 г.), где первостроителем Воронежа заявлен воевода Семен Сабуров. Это очевидное недоразумение связано не с указом об очередной реконструкции существующего города, а с династическими боярскими разборками. Федор Шереметьев принадлежал при дворе к группировке Никиты Романовича Захарьина-Юрьева, а Семён Сабуров (писавшийся в документах Сабуров-Годунов) принадлежал к роду Зерновых, давшего три боярские ветви – Сабуровых, Годуновых, Вельяминовых. Как и Годунов, Сабуров принадлежал к «царским шуринам». Ранее, Соломония Сабурова была женой Ивана III, на Евдокии Сабуровой женился и сын Ивана Грозного – Иван.
В рамках «местнических» споров, даже по малозначительным поводам, где часто звучало, что: «Семёну Сабурову невмесно быть ровну з боярином с Фёдором Васильевичем Шереметевым; и для тово бил челом Семён Сабуров, в отечестве о счете», о воронежском воеводстве Шереметьева было просто забыто. Далее в 1569 году Шереметьев был послан воеводой в Данков, а потом и вовсе воевал в Ливонии, где попал в плен под городом Сокол (1579 г.). На родину он смог вернуться лишь после подписания в 1582 г. Ям-Запольского договора с Польшей. При Годунове Шереметьев был репрессирован вместе с Романовыми и «пальма первенства» основания Воронежа перешла к Сабуровым-Годуновым.
Как мы видим, «официальная» дата основания Воронежа (1585 г) очень сомнительна. Ещё в «Истории СССР» (1964 г.) сказано: «Конец ХVI-начало XVII в. было временем интенсивного строительства городов на юге страны. Постройка новых и восстановление старых крепостей (Воронежа, Ливен, Курска, Ельца и Белгорода) содействовало укреплению её обороны от вторжений крымских феодалов…». Значит, назначение воронежским воеводой Шереметьева в 1567 году в уже существующий город – обычная бытовая страница древней истории Воронежского края.
Ведь под освоением края следует считать не пограничные остроги, снабжаемые «из центра гуманитарными конвоями», а самодостаточное, густонаселенное пространство с распаханными землями, селами, деревнями, починками и пригородными слободами. А это в Воронежском уезде (к 1615 году) – 19 сел и 26 деревень при 8 починках и 3-х монастырях. При царе Борисе Воронеж стал «государевой житницей» с обремененной «десятинной пашней» в 300 десятин. Такое не возникает в одночасье, особенно в условиях гражданской войны и интервенции.
Получается, что, собирая запасы в Воронеже и милитаризируя (оказачивая) российское население, «тушинские воры» подготовили «бросок на юг» который при ранних Романовых (из воронежской базы) достигли Азова и Таганрога. Даже обращение Заруцкого за помощью к персидскому шаху (для себя), привело к тому, что шах Аббас прислал крупную денежную помощь законному царю Михаилу. Несколько ранее, на ополчение Минина и Пожарского, помимо Строгановых, 20 тыс. фунтов дал и английский король Яков I Стюарт. [Понятно англичане претендовали на монополию внешней торговли в сторону Персии, но после революции 1648 года и убийства «короля Карлуса» все обязательства были аннулированы уже Алексеем Михайловичем].
По историографии известно, что было образовано своего рода коалиционное Земское правительство с участием «начальников» обоих лагерей: от Нижегородского ополчения в Земское правительство вошли князь Д.М. Пожарский, «выборный человек» К. Минин, князь Д.М. Черкасский, В.И. Бутурлин, И.И. Шереметев, И.В. Измайлов.
На царском венчании Михаила Федоровича сопровождали окольничие и десять избранных стольников. В «Чине венчания»: это князь Юрий Яншеевич Сулешев, князь Василий Семенович Куракин, князь Иван Федорович Троекуров, князь Петр Иванович Пронский, Иван Васильевич Морозов, князь Василий Петрович Черкасский, Василий Иванович Бутурлин, Лев Афанасьевич Плещеев, Андрей Андреевич Нагой, князь Алексей Михайлович Львов. Они и составили основу будущего Российского правительства.
Из «Дворцовых разрядов» за 1612-1628 годов за апрель 1613 года мы читаем:
«Того же году, Апреля в 9 день, послал Государь на воров, на Ивашка Заруцкаго и на Черкас, воеводу князя Ивана княж Никитина сына Одоевскаго Меньшаго… А в сходе с воеводою с князь Иваном Одоевским указал Государь воеводам быть из городов, с ратными людми: с Михайлова воеводе Мирону Андрееву сыну Вельяминову; от Николы Зарайскаго воеводе князю Офонасью княж Федорову сыну Гагарину; на Володимера столнику и воеводе Ивану Васильеву сыну Измайлову; из Суздаля воеводе князю Роману княж Петрову сыну Пожарскому; из Рыльска столнику и воеводе князю Федору княж Андрееву сыну Елецкому; из Брянску князь Григорью княж Васильеву сыну Тюфякину. А сходиться воеводам, с воеводою со князем Иваном Одоевским, на Туле» [10].
Многие представители из вышеперечисленных фамилий (Куракин, Пронский, Черкасский, Бутурлин, Плещеев, Львов, Вельяминов, Измайлов, Елецкий) стали впоследствии воронежскими воеводами, что говорит о высоком статусе Воронежа в годы преодоления Смуты [11].
Так сразу после Смуты (1614 год) воронежским воеводой был назначен князь Василий Петрович Черкасский (родственник Грозного по линии жены Марии Темрюковны).
Одним из самых значимых воевод под началом Одоевского стал рязанский воевода М. А. Вельяминов, представитель старомосковского боярского рода, к которому принадлежали и Годуновы. В глазах современников именно он был тем человеком, который нанес решающие поражения Заруцкому.
(По словам архиепископа Арсения Елассонского, «после многих дней Иван Заруцкий и Марина с сыном ее и приверженцами, обратившись в бегство, погибли, потому что Мирон, полководец и воевода рязанский, со своими воинами преследовал его, Ивана Заруцкого, и Марину и их приверженцев до конца») [12].
Мирон Вельяминов далее стал воронежским воеводой в 1638 году после долгого пребывания «начальником тайги», т. е. воеводой в Тобольске. Именно он продолжил освоение Сибири, начатое Ермаком. Далее он – герой Смоленской войны, отразивший штурм Вязьмы (7.01.1634 г.).
Воронежское сражение
История Смутного времени часто фокусируется именно на моменте избрания Московского царя и начала новой династии Романовых. Это, безусловно, так. Но это видимая сторона «айсберга». Берем на себя смелость предположить, что все годы Смуты (несмотря на самозванцев) во главе России формально стоял один и тот же человек – Фёдор Иванович Мстиславский, бывший первым думским боярином и главнокомандующим в большинстве походов русской армии.
За тридцать шесть лет его пребывания в Думе на московском престоле сменилось семь царей. Мстиславский, возглавив Семибоярщину, практически встал во главе государства. Таких личностей называют «делателем королей» или «серым кардиналом». При Михаиле Романове он также руководит Думой и «главнокомандует» армией. Согласно выписке «Дворцового разряда»:
№ 33.- 1613 Апреля 13. Царская грамота боярину князю Федору Ивановичу Мстиславскому, о немедленной высылке ратных людей на Михайлов в помощь воеводе Мирону Вельяминову.
От Цари и Великаго Князя Михаила Феодоровича всеа Русии бояром нашим князю Феодору Ивановичю Мстиславскому с товарыщи. Писал к нам, с Михайлова, воевода Мирон Вельяминов с Протасьем с Кобяковым, что, Божиею милостию, а нашим счастием, по его Миронове посылке, Ряской город и все слободы нам крест целовали, а он сам пришел на Михайлов Апреля в 3 день, и на Михайлове и в Печерниках всяких людей ко кресту привел, а которым ратным людем, по вашему приговору, велено с ним быть, и Апреля по 4 число к нему ратные люди ни откуды не бывала, и ему над Зарутцким промышлять но с кем, а Зарутцкой ныне на Епифани, и нам бы ему об людех указ учинит. И как к вам ся наша грамота придет, и вы б в те городы к воеводам, которых городов дворяном и детем боярским велено быти на нашей службе с воеводою с Мироном с Вельяминовым, отписала от нас, а велели им дворян и детей боярских к воеводе к Мирону Вельяминову на нашу службу выслать тотчас, не замотчав, чтоб в том нашему и земскому делу какая поруха не учинилась; а сеунщика Протасья Кобякова, пожаловав помескою и денежною придачею; и дав ему видеть наши царские очи, отпустили его к Мирону Вельяминову; а нашего жалованья Протасью придано поместнаго окладу пятьдесят чети, денег в четь пять рублев; и вы б тое придано, к прежнему его окладу сыскав, велели спросить. Писан на нашем стану в Ростове, Апреля в 17 день» [13].
Отправным пунктом для взятия Воронежа стал Елец, куда прибыл Брянский воевода Григорий Тюфякин, (внучатый племянник Михаила Тюфякина, организатора сторожевой службы при Иване Грозном на Крымской стороне под Воронежем). Елецкие воеводы Тимофей Пушкин и Фёдор Соковнин, сменившие Михаила Куракина, через елецких детей боярских Ф. Тюнина и Р. Морева и служилых елецких казаков во главе с атаманом И. Венюковым связались с донскими казаками низовых станиц. Переговоры закончились тем, что низовые казаки обещали соблюдать нейтралитет, что в данном случае было вполне достаточно [14].
С назначенными в Турцию посланниками С. Протасьевым и М. Даниловым на Дон было отправлено царское жалованье: сукна, селитра, свинец и продовольствие, включая вино.
Михаил Куракин был назначен воронежским воеводой и со своим помощником, рязанским дворянином Иваном Язвецовым, начал собирать «нетчиков» дворян и детей боярских. Из «Дворцовых разрядов»:
«дворяне и дети боярские на государеву службу не бывали многие»
«Да от Государя писано в городы к воеводам на Ливны, на Елец, на Оскол, на Воронеж, а велено из тех городов детей боярских и всяких ратных людей выслать к воеводе ко князю Ивану Одоевскому с головами»….На Воронеж послан сборщик стряпчей князь Андрей княж Никитин сын Звенигородской»
«ратные люди в сход пришли, и они, прося у Бога милости, собрався со всеми людми, пошли к Воронежу и воров Ивашка Заруцкаго и Маринку с казаки сошли у Воронежа, и с Ивашком Заруцким бились два дни без престани и Божиею милостию, его государевым счастием, воров Ивашка Заруцкаго и казаков побили на голову и наряд, и знамена, и обоз взяла, и языки многие поймали, и коши все отбили. И с того бою вор Ивашка Заруцкой, с невеликими людми, побежал на ноле, за Дон, к Медведице».
По словам ногайского татарина, взятого в плен 19 августа 1613 г.: «Переехали они шлях невеликий, от Медведицы пошол шлях к Волге, а по сакме угадывают, что люди с Заруцким невеликие… Да они же на том шляху наехали многих мертвых людей от ран, и лошади и седла по шляху пометаны» [15].
О победе в Воронежском сражении было отписано даже в Англию. В наказе послам А. И. Зюзину и А. Витовтову было сказано: «Заруцкий был челом, пойман, детца ему негде и людей при нем никого нет, а все люди в Российском государстве от своих зол отстали…» [16].
Между тем, В. Н. Татищев приводит ряд совершенно оригинальных известий о Воронежском сражении. Заруцкий будто бы обладал численным превосходством и занимал выгодную позицию на возвышенности; попытки Одоевского «сбить» его не имели успеха, и «бояре отступили недалеко». После сражения Заруцкий захватил и сжег Воронеж (1 июля), но, когда он намеревался вновь обрушиться на войско Одоевского, «многие» казаки перешли на сторону царских воевод, а во время бегства Заруцкого в Астрахань его покинула еще часть казаков [17].
Победа над Заруцким была полной, но возникает ряд спорных вопросов. Почему Заруцкий дал бой у Русского Рога, в 4 верстах от Воронежа, а не сел в осаде? Если Заруцкий «захватил и сжег Воронеж», то чья власть была там ранее? Не выманили ли Заруцкого из города в чисто поле под предлогом малочисленности противника? Так сколько же было под Воронежем правительственных войск и сколько казаков у Заруцкого?
Войско Одоевского состояло из дворян и детей боярских Рязани, Тулы, Владимира, Суздаля, Мурома, Луха, Гороховца, Нижнего Новгорода, Ливен, Оскола, Ельца и Тарусы и должно быть весьма значительным.
Победные реляции были посланы от 6 воевод (И. Н. Одоевский, М. А. Вельяминов, Г. В. Тюфякин, И. В. Измайлов, Р. П. Пожарский и Ф. Т. Соковнин). Все шесть гонцов получили в общей сложности 59 руб. вознаграждения.
Согласно послужному списку дворянина А. Оболдуева, бой с Заруцким продолжался целых 5 дней:
«Июня в 29-й день и в 30-й день был бой под Воронежем с Ивашком Зарутцким и с казаки, и на том бою Офонасей Оболдуев государю служил, бился явственно. Июля в 2-й день был бой у реки у Дону с Ывашком Зарутцким и с козаки. Июля в 3-й день был бой с Ывашком Зарутцким и с козаки, как Дон-реку перевозилися» [18 ].
То, что по данным челобитной Вельяминовых, воровские казаки были окружены в «озерных заливах» и переправах через Дон и перебиты, говорит о том, что Заруцкого «выдавили» из Воронежа и
окрестных деревень местные служилые люди. Ведь Воронежский укрепрайон, по данным «Дозорной книги» Г. Киреевского (1615 г.), имел кроме самого Воронежа, почти 50 сел, деревень и поселений, т.е. не менее 20 тысяч жителей. Значит, поддержка «воровским казакам» могла бы быть значительной, но этого не произошло. 2250 казаков перешли к Вельяминову и далее были отправлены под Смоленск воевать с Сапегой и Гонсевским. Учитывая, что в армии Д. Черкасского тогда воевало около 6 тыс. казаков, воронежские станичники составили треть тогдашнего казачьего войска и почти равны в своём числе городовым дворянам и детям боярским (2658 чел.), в два раза превышая московских стрельцов (1110 чел.).
В июне 1615 года армию возглавили Иван Хованский и Мирон Вельяминов, а через год – Михаил Бутурлин и Исак Погожий, которые командовали армий до конца осады. (Интересно, что И. Погожий, дальний родственник Романовых, тоже был воронежским воеводой(1629г.). В годы его правления состоялся капитальный ремонт воронежской крепости) [19 ].
Если подвести итог битвы под Воронежем, то мы видим здесь окончание Гражданской войны, с полным идейным поражением идей интервенции и самозванства.
Самым весомым инструментом дискредитации Заруцкого были некие документы, где король будто бы приказывал Заруцкому «делать смуту» в Московском государстве и за это обещал дать ему в вотчину на выбор. Документы эти вызвали возмущение в лагере Заруцкого, на которого пало обвинение в поддержке польского короля, а не «царевича» Ивана.
Сами того не желая, и Сигизмунд, и Заруцкий приучили всех к мысли, что раз можно короновать младенца Ивана, юношу Владислава – шведы тоже рекомендовали своего подроста Карла-Филиппа), то чем хуже свой доморощенный мальчик.
В итоге получилось, что прежде отвергаемый за молодостью лет кандидат на престол Миша Романов оказался предпочтительней всех прочих. Он устраивал дворян, казаков и даже бояр, считавших «Миша Романов молод, разумом ещё не дошел и нам будет поваден». В этой «шахматной партии» (в глазах поляков он был простой пешкой) он как бы «нечаянно» прошел в ферзи.
По теории русского историка С.Ф. Платонова, «отправной точкой, определившей особенности русской истории на много веков вперёд, является «военный характер» Московского государства, возникшего в конце XV века. Окруженное шведами, поляками и татарами, действовавшими наступательно, великорусское племя вынуждено было принять чисто военную организацию и постоянно воевать на три фронта» [20].
В итоге любой кандидат на Московский престол волей-неволей вовлекался в созидательный процесс по максимальному отдалению своих западных рубежей от административного центра, южных до моря и «приращения Сибирью» на востоке. Т.е. созданию максимально обороняемого Евразийского пространства.
Соответственно, этой теории Европейский путь (по образу Польши), с её мелочным делением на «волоки и фольварки» или «Магдебурским правом» и магистратом, совершенно не подходил для Евразийской России. Частично в этом и кроется крах династии Годунова и успех любого самозванца. К примеру, набег крымского хана Годунов ждал на Оке и Кололомне, а Лжедмитрий I сразу готовил Азовский поход, провозглашая себя «ампиратором». Годунов по первому требованию турок объявил Донских казаков «вне закона», а Лжедмитрий II стал готовить в Воронеже казачью столицу.
Многих историков «Смутного времени» удивляет беспринципность правящих кругов, в частности «Тушинских перелетов», ведь костяк нового московского правительства составили именно они.
«В Москве, освобожденной от народного врага, временная правительственная власть не разбирала политического прошлого тех лиц, с которыми ей приходилось работать, и довольствовалась лишь убеждением, что эти лица в данное время надежны и годны. Как само временное правительство составилось из лиц различных политических симпатий, служивших когда-то взаимно враждовавшим господам, так и орудия этого правительства отличались большою политическою пестротою. Нет сомнения, что такая пестрота была очень удобна для нового государя и развязывала ему руки в деле предстоявшего ему правительственного подбора, избавляя его от возможности борьбы с однородным и односторонним, неудобным или неприятным для него административным составом. Новый государь оставил у дел всех тех, кого застало на местах его избрание» [20].
Интересна история польского ротмистра Павла Хмелевского (антипода Заруцкого), связанная с пребыванием Мирона Вельяминова в Тобольске.
Вспомним, что Хмелевский, перейдя на сторону Пожарского, обнародовал связи Заруцкого и Сигизмунда, что сыграло решающую роль в той «информационной войне». Некоторые историки считают Хмелевского одним из главных героев освобождения Москвы. В самый критический момент Кузьма Минин и он перешли с тремя дворянскими сотнями за Москву-реку и стали против Крымского двора. Под Крымским двором и был ими нанесен окончательный удар польской армии, заставивший ее отступить.
По восшествии на престол Михаила Федоровича Хмелевскому «со товарищи» было пожаловано 2000 четей в Вологодском уезде. Кроме того, он получил поместья на Костроме и на Рязани; в Москве он приобрел двор на Арбате. В условиях мирной жизни трудно было ужиться в русской обстановке человеку с неуравновешенным характером и склонностью к авантюре, какими отличался Хмелевский.
В Русском архиве (1863 №10-11) опубликовано «Дело об измене ротмистра Хмелевского», где ему самому приписывают намерения бежать в Литву. Павел Хмелевский был отправлен в кандалах в Тобольск в качестве серьезного государственного преступника. В 1622 году вчерашнего «колодника» назначают командовать Енисейским острогом, в 1625 году посылают руководить ревизией в Мангазее (один из богатейших сибирских городов). Вместе с тобольским воеводой Вельяминовым он оказался замешанным в торговых аферах. Был опять пытан и бит кнутом.
Вельяминов отделался выговором: «то делаешь негораздо, – писали ему из Москвы от имени государя, – что с Павлом Хмелевским ссужаешься и в Мангазею вино возить даешь»
В 1630 г. Хмелевской снова был послан в Мангазею с государевыми хлебными запасами, что говорит о его незаурядных организаторских способностях. Обычно во главе экспедиции всегда ставился сын боярский, так как провезти хлеб было делом далеко не простым ввиду частых бурь на Тазовской губе и опасности со стороны «немирных иноземцев» – «кровавой самоеди», кочевавшей по берегам моря и р. Пура. По свидетельству современников (в основном доносам), он отличался буйным нравом и даже образовал своего рода временное правительство в Туруханском крае в противовес слабому воеводе кн. Телятевскому (Дело «немчина» Саввы о поисках в Верхотурском уезде железной руды) [21].
Дело Хмелевского приведено не для «морали»: как хорошо и интересно служить русскому государю. Но все же это не судьба Заруцкого, посаженного на кол, или судьба неуловимого гусара Лисовского, выжигавшего русские сёла до Соль-Вычегорска, упавшего замертво с коня, или самого гетмана Сагайдачного, смертельно раненного под Хотиным за интересы шляхты, да и самой Польши, погрязшей в вечном рокоше (rokosz, буквально – бунт, мятеж – средневековое право шляхты сопротивляться королевской власти). Уж лучше добывать песцов в Мангазее.
В 1615 году воеводой в Мангазее был Иван Иванов сын Биркин [22], прежде воевода Казанской рати и ближайший соратник князя Пожарского; [мы знаем его дядю Василия Биркина, воронежского казачьего голову].
Традиционно считается, что обеспечение казаков землей или постоянным содержанием смягчило на время остроту социальных конфликтов и знаменовало окончание длительной гражданской войны в России.
В целом верстанные казаки, получившие земли, не слишком отличались в имущественном отношении от окружавших их дворян. Например, поместные оклады воронежских дворян колебались от 100 до 600 четвертей, а денежные – от 4 до 25 руб., оклады казаков – соответственно от 150 до 600 четвертей и от 5 до 28 руб. На одного дворянина приходилось в это время около 73 четвертей земли, а на одного казака – 53,5 четверти. Таким образом, у воронежских казаков были несколько больше оклады, а у дворян – реальные владения [23].
Многие казачьи атаманы перешли в дворянское сословие.
5 декабря 1613 г. атаман Никон Кузьмин по прозвищу Иван Зазерин за осадное сидение при Василии Шуйском получил в вотчинное владение деревню Сушиловку в Воронежском уезде. (100 четвертей земли с 7 крестьянскими дворами) и рыбные ловли на реке Воронеж и озере Таракановом.
Атаман Борис Каменное Ожерелье после назначения головой к воронежским стрельцам и казакам получил несколько поместий в Воронежском уезде общей площадью 180 четвертей (из них 90 четвертей находились в совместном владении с В. Шайдуровым).
Не довольствуясь земельными владениями, Борис занимался еще и торговлей и получил жалованную грамоту на каменную лавку в Китай-городе на Ильинском крестце, в рыбном прасольном ряду. Значительным землевладельцем стал и В. Шайдуров, тоже служивший головой в Воронеже. Он владел вологодской вотчиной в 100 четвертей и воронежскими поместьями в 186 четвертей [24].
Но основным достижением нового московского правительства стало не массовая раздача вотчин и поместий казачьей верхушке, а массовое создание на южных рубежах среднего класса земледельцев-воинов т.н. поместного казачества и городских (посадских) обывателей – бюргеров (от Bürger -древн. нем. защитники города).
На примере Дозорной книги (1615 г) мы видим, какие разные социальные слои управлялись торговлей на воронежском Посаде. Помимо обычных купцов «торговых человЪков» лавки числятся за вдовами, бобылями, крестьянами, беломестными и полковыми казаками, пушкарями и затинщиками.
«И всего на ВоронежЪ лавок съ полулавками шестьдесят три… и платят в казну воеводамъ всего съ лавок оброку на год тридцать два рубли, четыре алтына двЪ денги».
Лавки кроме «торговых человЪков»: бЪломЪсного атамана Силы БЪляева, лавка Ильинского попа да бобыля Васки Месника, затинщика Федки Мокроусова, пушкаря Ивашки ПодсЪкина, монастырского крестьянина Ивашка Блинова, Успенского монастыря крестьянина Богдашка Горденина, полкового казака Наумка Мещеряка, Монастырской слободы крестьянина Васки Иконника, кабацкого целовальника Ермолка Шилова, пушкаря Ивашка Прибыткова, стрЪльцов Ивана Шемаева и Якушки Веретенникова, полкового казака Ромашка Глухарева, да Ивашка Клементьева, затинщика Мартинки Насонова, вдовы Катерины Истоминой, затинщиков Пронки Кудинова и Зотки Некрасова, бЪломЪсного атамана Меншого Фролова, стрЪльцаМихалка Горбунова, полкового казака Сенки Бабана, бЪломЪсного атамана Микифора Веневитинова, монастырского крестьянина Васки Кичигина…» [25].
С целью не допустить сокращения численности поместного казачества правительство принимает меры к ограничению прав казаков торговать своими владениями, что нашло отражение в соответствующем законодательстве.
Государь царь и великий князь Михайло Федорович всеа Русии и отец ево, государев, великий государь святейший патриарх Филарет Никитич Московский и всеа Русии, указал и бояре приговорили. Которы[е] атаманы и казаки поместья учн[ут] здавать кому-нибудь, и им здавать и менять не велено, и по их зд[аче] не росписывати, а вотчин не продавать и в вотчинные книги без государского имянного приказу не записывать. А в городех о том заказ крепкий учинити, чтоб никто у атаманов и у казаков вотчин не покупали, а служити им с тех поместий и с вотчин велели самим. А которой атаман или казак пойдет в монастырские служки или в холопы в боярской двор или к кому-нибудь, или учнет торговати, или за кем сядет на пашне, и тех поместья и вотчины отписывать на государя» [26].
Удивительный факт – законодательное решение о «принудительном наделении землей» и о намерении некоторых казаков бросить свою землю и стать холопами, торговцами или монастырскими служками.
Итак, в воронежской «Дозорной книге» (1615 г.) мы читаем о массовом, масштабном наделении жителей воронежского уезда землями, покосами и рыбными угодьями:
«БЪломЪстным атаманом пятидесятъ двумъ человЪком въ городской землЪ съ тЪмъ что приспущены двЪ поляны, поляна Козарская да поляна Хныкова, по десяти четвертей человЪку. Въ полянЪ Песковатой по пяти четвертей человЪку, в пустоши Ямной, Олхонскомъ степЪ, Колодному озеру, селище КобяковЪ по двадцати четвертей человЪку; и всего в городской землЪ и въ пустошах двЪ тысячи пятьсотъ четвертей в поле а въ дву по тому жъ, по пятидесять чети человеку; оклады ихъ сполна».
«Полковымъ казакомъ тремъ стамъ человЪком въ старых ихъ въ городцких земляхъ шесть тысячъ чети въ поле, а въ дву по тому жъ».
Да казакомъ же въ додачей первой статьЪ семидесят человЪком за рЪкой за Дономъ, усть рЪки ДЪвицы, вниз по Дону къ Малышевскому бояраку семьсот чети, по десяти человеку.в Монастырищи вверхъ по ДЪвицы къ Мелницкому броду сто пятдесятъ чети, по десяти чети человеку… за Доном въ Семи-Луках, кустовъ до Гибакова лука за Ведожским селомъ меж граней Ендовищенскихъ детей боярских двЪсте шестидесят чети.. Да казакам к рЪкЪ къ Усмони, опричъ того, что у них примЪнено лишка, ещё шестьсот сорокъ чети, по десять четвертей человЪку»
«И всего казакомъ первой статьЪ сту семиесятъ пятми человЪком земли придаточных мЪстах за рЪкой за Доном и за Воронежомъ три тысячи двЪсте пятьдесятъ четвертей и в придачах восемьтысячъ двЪсте пятдесятъ четвертей в поле, а въ дву потому жъ, первой статьЪ по тридцати четвертей человЪку, второй статьЪ по двадцати четвертей, съ оклады ихъ сполна».
«И всего Воронежским атаманомъ и казаком и стрЪльцом и пушкаремъ и затинщикомъ и сторожом и кузнецом, плотнику городские пашни и в придачахъ четырнадцать тысяч семьсотъ пятьдесят три четверти…»
«Пашни городские земли: двЪнадцати человЪком пушкаремъ, тридцати тремъ человЪкомъ затинщиком шестьсотъ семдесятъ чети, по пятнадцати человЪку. Сторожамъ и воротнику и плотнику и кузнецомъ восемдесятъ четыре четверти, по семи чети человЪку; и всего семсотъ пятдесятъ девять чети в поле»
«Да къ городу къ Воронежу в лес большой по рЪкЪ Воронежу и по Дону дровяной и хоромной Ъздить по дрова и по хоромной лес и во всякие угодья безбранно»
«Всего бЪломЪстным казакам, в тЪх же же атаманских лугах на городской стороне и селище Бобяковом по тысячи копенъ человеку.Полковымъ казаком на городской сторонЪ от Семилукъ отъ первого лЪска до Пристанского устья, выше атаманских покосовъ от БЪлого озера луг Ямнинской да лугъ Олховец до Колоденского оврага двенадцать тысяч копенъ»
Во исполнение царского указа земли распределяют даже «недееспособным» недорослям и вдовам:
«Да за недослями, за Власком да за Ивашком за Ненашевыми детЪми отца их помЪстье, на их жеребей пашни помЪщиковы добрые земли двЪ четверти, да дикого поля соток восемь четвертей; сена у реки у Дону на их жеребей сто пятьдесятъ копен; лес и рыбные ловли вопче ко всему селу».
«За атаманской вдовою Авдотьей женой Намыкина на её жеребей пашни перелогомъ четверть, да дикого поля десять четвертей безъ четверика, сена по рЪчкЪ Излегощи двадцать копен; лес и рыбные ловли вопче съ атаманы и съ детЪми боярскими» [27].
Все это напоминает казачье-крестьянский рай, очень отличный от феодализма Центральной России.
Вообще к казакам в то время применялся «творческий подход». Казаки одного и того же города часто относились к компетенции разных приказов. Если «старыми» служилыми казаками управляли в основном Стрелецкий и Разрядный приказы, то бывшие «вольные» казаки и после испомещения остались в ведении Казачьего и Челобитного приказов. Казаки Войска Донского относились к ведомству Посольского приказа, поскольку формально не являлись подданными московского царя.
Правительство Романовых выработало довольно гибкую стратегию. По сути, в правление Михаила, Алексея и Фёдора мы не видим твердой «руки Кремля», и решительных действий от боярской Думы. Одни «льготы и привилегии» для среднего и малоимущего класса. Поэтому, несмотря на многочисленные городские восстания (всякие медные бунты и расколы) в этот период, названный «тишайшим», Россия почти «отыграла» прошлые потери.
А правление Сигизмунда III оказалось таким же самоубийственным для Польши, как и правление Бориса Годунова для России. Свои династические (семейные) интересы, он поставил выше национальных. Пока король «воевал» Смоленск, шведы (Густав II Адольф) высадились в Рижском заливе. За два месяца шведы захватили все польские земли в Прибалтике, кроме Риги, которую заблокировал шведский флот. Турки захватывали Подолию и Волынь, а полковник Лисовский воюет с Дмитрием Пожарским [до 1625 года Польша потеряла все свои владения в Ливонии, в том числе и Ригу].
Смоленск оказался «яблоком раздора», абсолютно бесполезным для Польши и исключительно важным для Московского государства, как ключевая пограничная крепость. Достаточно того, что город выдержал 3 года осады (1609-1611г.г.) против 22 тысячной армии «литвы» и крупнокалиберных осадных орудий, имея всего 5 тысячный гарнизон и несмотря на приказ «Семибоярщины» о капитуляции.
В 1613 году, при осаде Смоленска русские воеводы большие надежды возлагали на сдачу города. О том, что ставка делалась на капитуляцию, а не на штурм крепости, говорят и действия русского войска. За все время осады не было предпринято ни одной попытки штурма или подкопа, под Смоленск вообще не посылалась мощная и многочисленная русская осадная артиллерия. Действия осадного войска ограничились постройкой укрепленных острожков и возведением засек на всех дорогах, ведущих в Литву. Русские войска под Смоленском постоянно сменялись, подобно «береговой службе» на юге России. Численность русской армии постепенно снижалась от 12 тыс. в 1613 году, до 3 тыс. к концу осады (1617 г.).
Король Казимир, впрочем тоже не посылал под Смоленск большого войска. Общая численность польского гарнизона в период русской осады не превышала 2500 человек и существенно выросла только под конец кампании, когда на театр боевых действий стали массово прибывать литовские и коронные подкрепления, обеспечив численное превосходство.
Смоленск был для Сигизмунда (шведа по рождению) отличным поводом для продолжения войны с Россией. Польский Сейм постоянно норовил сменить шведскую династию Ваза на русскую. Так начиная с Ивана Грозного, кандидатами на польский престол последовательно были Фёдор Иванович, Алексей Михайлович и Фёдор Алексеевич. Польский трон под «сигизмундами» настолько качался, что Сигизмунд ранее опасался даже Григория Отрепьева как возможного своего конкурента.
Пока польский Сейм и дипломаты при посредничестве императорского австрийского посла Еразма Ганделиуса вели переговоры о мире с Россией, Сигизмунд решился на очередную провокацию. Так в 1613, 1614 и 1615 годах отряд террориста Лисовского совершил рейды по окрестностям Суздаля, Ярославля, Костромы, Тулы, Серпухова и Орла. Целью Лисовского был не просто грабеж, а погром мирных жителей. Крупных столкновений с правительственными войсками он избегал, продвигаясь порой по 150 км в день. В 1615 – начале 1616 годов Лисовский со своим террористическим отрядом дошел до Москвы, обогнул ее с севера на юг и вернулся назад, грабя и уничтожая все, что встречалось на его пути.
Базой для своей дислокации Лисовский избрал древнюю крепость Воронич с высокими деревянными стенами с башнями и бойницами, стоявшими на мощном земляном валу. Крепость находилась под Псковом, близ села Михайловское (имение А.С. Пушкина) и так же, как наш Воронеж, являлась пограничной крепостью Древнерусского государства.
История Лисовского стала «лакмусовой бумажкой» и примером того, как западная цивилизация с симпатией относится к терроризму и даже романтизирует его.
Прежде Лисовский был объявлен польским Сеймом изменником и приговорен к смерти, а вскоре реабилитирован и назван национальным героем, и его отряды стали использовать для подавления народных восстаний в Чехии, Венгрии, Венеции и Ломбардии.
Образ лисовчика на коне, с саблей на боку и «рушницею» за плечами, идущего в бой без обозов и палаток, стал необычайно популярен в польской литературе и живописи. Этот романтический образ из Польши перекочевал в другие страны и глубоко запал в сердце великого Рембрандта. Около 1655 г. им была написана картина «Лисовчик».
Сейчас эта картина находится в Собрании Фрика на углу Пятой авеню и 70-й улицы в Нью-Йорке – широко известном художественном музее европейских мастеров ХIV-ХIX веков.
Тогдашняя Россия, разоренная Смутой, была не готова к «бандеровским» методам войны и отряды «лисовчиков» действовали безнаказанно.
Вот как панически пишут об этом «Разряды»:
Лисовской отшел за Орел и стоял три два. А князю Дмитрею итти было на него не с кем: ратные многие люди розбежались по городом. И Лисовской пошел к Кромам, а от Кром, не займуя Орла, пошел кБолхову…
А из под Белева Лисовской пошел под Перемышль и Перемышль покинули совсем; и Лисовской стоял в городе Перемышле и пошел, выжегши город, меж Вязмы и Можайска;
И боярин князь Дмитрей Михайлович розболелся, а за Лисовским послал князя Дмитрея Лопату-Пожарскаго со всеми людми, а сам пришел в Колугу. И Лопата шел по сакме на Лисовским к Вязме и, не дошед Вязмы, воротился и стал на Угре. И Государь велел Лопате-Пожарскому повестям итти в Можаеск, и Лопата писал к Государю, что ратные люди с службы розбежались, а которые и есть и те бедны;
В разрядных документах 1615 года, в связи с походом Пожарского против Лисовского, упоминается станица Ивана Орефьева (325 чел.) и станица атамана Бориса Каменное Ожерелье (229 чел.) [28].
В станице Орефьева были казаки из разных городов и уездов и представляли едва ли не всю тогдашнюю Русь: Арзамас, Белев, Владимир, Волок, Воронеж, Дорогобуж, Кашин, Кашира, Козельск, Коломна, Великие Луки, Михайлов, Москва, Новгород Великий, Орел, Путивль, Ростов, Ряжск, Суздаль, Тверь, Углич, Шацк и Ярославль [29].
Как и Борис Каменное Ожерелье, Орефьев стал далее воронежским поместным казаком с окладом 300 четвертей земли и денежным окладом 10 руб. Он прожил в этом поместье не менее 20 лет, участвовал в Смоленской войне и в разные годы выполнил несколько важных поручений правительства, в частности в 1638 г. после захвата Азова донскими казаками ездил туда «для проведывания вестей».
С походом Лисовского были связаны и кадровые перемещения воронежских воевод. Так воевода Н.П. Борятинский весной 1615 года был «сослан» из Сапожка в Воронеж «за нерасторопность» в отражении черкас. Из Дворцовых Разрядов мы узнаём ещё об одной воронежской ссылке казачьего головы Михаила Ильина:
И Михаилу Ильину у приказу быть не велено, потому что он бил челом на воеводу, не хотя с ним быть; и Михайло послан на Воронеж к казаком в головы на Никитино место Толчина; воевода был на Воронеже князь Никита княж Петров сын Борятинской [30].
Умер Лисовский в октябре 1616 г., во время подготовки нового набега на Россию. В Москве не скрывали радости по случаю этого события. «И как будет от Стародуба двадцать верст, и Лисовскому учинилась смерть вскоре, спал с коня и издох», – сообщала царская грамота властям Троице-Сергиева монастыря.
Поход террориста Лисовского создал ложное впечатление у польской шляхты о слабости русского царства и стал основанием для ввода войск
Летом 1616 года варшавским сеймом принято решение отправить королевича Владислава с войском для отвоевания московского трона. Войско, которое возглавил гетман литовский Ян Карл Ходкевич, составляло не более 11 тысяч человек, так как предполагалось, что россияне встретят Владислава как законного государя и сильного сопротивления не окажут.
Владислав призывал казаков «з Дону и со всех рек и речек» идти под Москву «на нашу царскую службу», обещая им «вольность», поместные и денежные оклады. Всеобщее восстание казачества против Михаила Романова занимало особое место в планах Владислава, хорошо информированного о событиях предшествующих лет. Не случайно он обещал пожаловать казаков за службу «преж всех людей Московского царства»: «…честью, и воздаянием, и поместными окладами, и денежным жалованием будоте поверстаны по достоинству».
Расчет Владислава оказался неверным, большинство русских казаков и так было наделено с избытком. А воронежским служилым людям – от казаков до вдов и сирот – было что терять от польского нашествия. Поэтому Воронеж, несмотря на отсутствие регулярных войск, достойно подготовился к встрече с польскими жолкнерами силами местного ополчения.
Осенью 1616 года польские войска начали осаду Стародуба (в гарнизон Стародуба входило 140 воронежцев В. Глазьев), подошли к Болхову и Курск, но были отбиты. В феврале 1617 года польские полки подошли к Воронежу. Вот что представляла собой Воронежская крепость на период штурма:
«Городъ Воронежъ на рЪкЪ ВоронежЪ, деревяной, дубовой по обламъ.башня болшая, въЪздные ворота, затворы дубовые и замокъ жел Ъзныя; вышина на той башнЪ по обламъ десять сажень вверхъ, мосты дубовые: да в отой же башнЪ в воротехъ на первом мосту въ нижнем бою пищаль полуторная медннаЪя, станкомъ на колесехъ.на на верхнемъ мосту пищаль полуторная вЪстовая, с станкомъ, на колесехъ. До той башни по стЪнЪ до наугольте башни осмнадцать сажень, одиннадцать огороденъ, а вышина стЪнЪ отъ земли двЪ сажени по обламу; да на той же стЪнЪ три комяги, а въ нихъ бывает, для сполохава времени вода…»
«Да въ городЪ жъ внутрЪ сарай, а въ немъ три пищали полуторных, а к ним ядра вЪсу по три гривенок, да три пищали девятипядныхъ, мЪдяные, а к ним ядра, къ двумъ по гривенки ядро, а къ третьей три гривенки. четыре на колесах, въ станках, а двЪ на вертухахъ… пищаль девятипядная безъ станка, да затинныхъ тридцать три пищали. Да в городе в казнЪ пушешныхъ запасов: зелья четые пуда, ядер желЪзных полуторных, свинцу два пуда да пулек затиннных свинцовых двЪстЪ пятьдесят, да контаръ…»
«Да на ВоронежЪ жъ около посаду острог дубовой, стоячей, стоячей на затворинахъ, новъ; подъ ним торасы насыпаны землею, а по острог башенъ: осмнадцать башенъ глухих, да семеры ворота, а длины отъ башни до башни по тридцати сажень, а индЪ болши, а кругом острогу ровъ, а въ глубину и поперек дву саженъ, а индЪ сажени, поодаль рва надолбы…» [31].
Воронежские воеводы Василий Пронский и Артемий Лодыгин спешно собрали за крепостные стены городских и уездных служилых людей (детей боярских, атаманов и полковых казаков, стрельцов и пушкарей). К обороне крепости привлекли торговцев ремесленников и всех, кто способен держать оружие.
Против 5 тысяч поляков (это почти половина верстанного войска Яна Ходкевича) стояло не более 900 воронежцев, поскольку не все успели прибыть в крепость.
«Окружившие город поляки и литовцы изготовились к бою. Перед штурмом они обстреляли крепостные стены из пушек, затем с разных сторон ожесточенно ринулись в бой. Вражеские отряды несли перед собой огромные щиты для защиты от огня. К крепостным стенам приваливали хворост и бревна, а затем поджигали. Полякам удалось вплотную приблизиться к городу и захватить дома на посаде.
Но, несмотря на численное превосходство нападавших, их приступ завершился неудачей. Нападавших встретил плотный огонь из пушек, пищалей и луков, на их головы летели камни, бревна, горящая смола. Воронежцам удалось отбить два штурма, а затем совершить удачную вылазку. Конный отряд казаков изгнал нападавших из посада и не позволили его поджечь. Были захвачены пленные, знамена и литавры, уничтожен весь пороховой запас.
На следующий день воевода Лодыгин нанес новый контрудар и поляки побежали. Лодыгин преследовал неприятеля до реки Дон. С сообщением о победе в Москву были посланы наиболее отличившиеся бойцы Иван Стрешнев и Артемий Бухонов.
Победа была одержана 12 февраля (по старому стилю) в день памяти святого Алексия Московского. Воронежцы связали свой успех с заступничеством святого чудотворца. Всем миром дали обет – основать Алексеевский монастырь на Акатовой поляне. Игуменом этого монастыря стал Кирилл Протопопов» [32].
Получившее «по зубам» под Воронежем, тем самым лишившись возможной поддержки донских казаков, войско Владислава отправилось под Можайск.
По решению Сейма «война предпринята была для испытания расположения московского народа к королевичу, чтоб имел в виду преимущественно выгоды республики, а не вверял своего дела неверным случайностям войны». Денег для продолжения войны было выделено немного и с условием, чтоб война непременно была окончена в один год. После боёв под Можайском часть войска, не получавшая жалованье, покинула лагерь, вернулась в Речь Посполитую.
В отчаянии Сигизмунд совершил ещё один непродуманный шаг, который можно назвать государственной изменой. Он снял с турецкого фронта армию Сагайдачного (20 тыс. человек и 17 пушек) и отправил «воевать» на Москву, прикрывая правый фланг войска Ходкевича. В обмен на «услугу» он заключил с гетманом Ольшанским договор, по которому Запорожье получало государственные атрибуты: клейноды, булаву, печать и флаг. Так «одним ударом» он лишил Польшу выхода к морю и узаконил самостийных черкас.
Не решаясь атаковать Воронеж, армия Сагайдачного прошла между Курском и Орлом и внезапно захватила Ливны и Елец.
После Ельца запорожское войско, разделившись на два отряда, широким фронтом двинулось в пространство между Тулой и Переяславлем-Рязанским. Часть войска под командованием полковника Михаила Дорошенка двинулась в сторону Рязани. По пути они без боя заняли Лебедянь, Данков и Ряжск. После этого были захвачены и сожжены Скопин и Шацк.
2 сентября 1618 г. Сагайдачный получил от Владислава послание с просьбой ускорить поход к Москве. 6 сентября запорожцы начали переправляться через Оку у устья реки Осетр.
По плану Ходкевича следовало взорвать ворота Белого города, прорваться туда пехотой, а коннице Сагайдачного ворваться на улицы Москвы и в итоге окружить Кремль. План сорвали два француза-подрывника, перебежавшие к москвичам. Они и доложили о времени и месте штурма.
В русских источниках событие описано так: «Октября в 1 день за три часа до света приходили к Арбацким воротам на приступ польские и литовские, и немецкие люди с петарды и с лесницами к острошку у Арбацких ворот и приступали жестоким приступом, и ворота острожные выломили петардами, а острог просекли и проломали во многих местех и в острог вошли, и они… с литовскими людьми бились, и Божьею милостью, а государевым счастьем польских и литовских и немецких людей многих побили и петарды и лесницы поимали» [33].
Оборону Воронежа вполне можно сопоставить с осадой Москвы как по численности нападавших, так и по масштабу фортификаций. Так площадь Воронежской крепости составляла 10,25 га, а площадь Московского Кремля равна 28 га. При этом Москву осаждало до 10 тыс. польско-черкасских войск. (Против Арбатских ворот всего – до 2 700 чел., против Тверских ворот всего – до 2 300 чел и 5 тыс. казаков Сагайдачного в штурме участия не принимавших).
Воронеж штурмовали 5 тысяч польских жолкнеров, т.е. как и под Москвой. Для рядовой пограничной крепости штурм регулярной польской армии с артиллерией и петардами, серьёзное испытание. При взятии Воронежа существовала угроза потери продовольственной базы, пограничной крепости и отрыв донского казачества от его фактической административной столицы. В этом случае исход войны с поляками мог быть совсем другим, да и бросок на Азов был бы не возможен.
Выходит, что местный праздник победы над поляками 10-12 февраля – что по новому стилю 2325 февраля, под Воронежем, можно считать общегосударственным. В феврале 2017 года этому событию исполняется ровно 400 лет.
Лучшей иллюстрацией к обороне Воронежа, может служить приключенческий фильм Владимира Хотиненко «1612: Хроники Смутного времени» (2007 г.). Хотя режиссера критиковали за театральность и минимум исторических персонажей, сама суть подмечена очень верно. Зритель сам додумывает, где и когда происходил штурм безымянного города. Может, это и был наш Воронеж? Очень многое сходится. Так польский гетман Кибовский с его возлюбленной Ксенией Годуновой, что абсолютно вымышлено, больше напоминает атамана Заруцкого и Марину Мнишек. Именно он, женившись на царице, был намерен стать московским царем. Прямой намек на Заруцкого и Мнишек, фраза из фильма: «Мы их взяли под Астраханью», что было реальным фактом.
Очень удачно обыграна действительная история с рогом «инрога» – талисмана из царской сокровищницы, «ценою в двести тысяч угорских золотых», похищенного Адамом Жолкевским. Очень реалистичен и образ Лисовчика (прямо с картины Рембранта).
Даже взрыв порохового запаса и разбитый колокол имели место при обороне Воронежа.
Но самой прямой аналогией является героической тема обороны провинциального города силами его жителей, сильно потрепавших войско интервентов. Наиболее близкой является оборона Можайска, но там были регулярные силы князя Пожарского. Во всяком случае, Воронеж был наиболее крупным городом, отбившим наступление коронных польских войск перед самым наступлением на Москву в 1617-1618 годах.
Выходит, что фильм ёмко и кратко совместил события 1612-1618 годов в одно историческое полотно.
Литература:
1. Поршнев, Б.Ф. Тридцатилетняя война и вступление в нее Швеции и Московского государства М.: Наука, 1976. – 436 с.
2. Глазьев, В.Н. «Воронежские воеводы» ЦДВЧК Воронеж, 2007. – С.38
3. Станиславский, А.Л. Гражданская война в России XVII в.: Казачество на переломе истории. – М. Мысль 1990 – 270 с.
4. России Черноземный край ЦДВЧК Воронеж, 2000. -С 318.
5. Станиславский, А.Л. Гражданская война в России XVII в.: Казачество на переломе истории. – М. Мысль 1990 – с.160
6. Там же с. 177
7. Там же с. 190
8. Беляев, И.Д. «О сторожевой, станичной и полевой службе на польской Украине Московского государства 1846 г.
9. Славинский, М.И. Историческое, топографическое и статистическое описание Воронежской губернии ЦДВЧК Воронеж, 2014. – С.66 (Книги разрядные… ТЛ. СПб., 1853 г.)
10. Дворцовые разряды. т. 1. СПб, 1850.
11. Барсуков, А.П. Воеводы Московского государства XVII века. По правительственным актам. т.1 «Город Воронеж и Двинская область – М., 2012 г.
12. Станиславский, А.Л. Гражданская война в России XVII в. :Казачество на переломе истории. – М. Мысль, 1990 – 110 с.
13. Дворцовые разряды. Т. 1. СПб, 1850.
14. Ляпин, Д.А. История Елецкого уезда в конце XVI-XVII веков. Научно-популярное издание. – Тула: Гриф и К, 2011. – 208 с.
15. Дворцовые разряды. Т. 1. СПб, 1850.
16. Солодкин, Я.Г. Движение И. Заруцкого и Воронежский край. Общественная жизнь Центральной России XVI – начале XX вв. Воронеж, 1995. – С.16-25
17. Татищев, В.Н. История Российская т.3 с. 825
18. Новый летописец // Хроники Смутного времени. М., 1998. – С.364.
19. Глазьев, В.Н. «Воронежские воеводы» ЦДВЧК Воронеж, 2007.
20. Платонов, С.Ф. «Под шапкой Мономаха» глава Московское правительство при первых Романовых. Лекции по русской истории. М., 1993.
21. Русский архив 1863. №10-11 «Дело об измене ротмистра Хмелевского».
22. Дворцовые разряды. т.1 СПб, 1850,
23. Станиславский, А.Л. Гражданская война в России XVII в.: Казачество на переломе истории. – М. Мысль, 1990 – 170 с.
24. Белокуров, С.А. Разрядные записи. с.112
25. Воронежские писцовые книги. Издание воронежского губернского статического комитета т.2 1891 г.
26. Документы печатного приказа. Сост. акад. С.Б. Веселовский
27. Воронежские писцовые книги. Издание воронежского губернского статического комитета. – Т.2. – 1891 г.
28. Дворцовые разряды. Т.1 СПб, 1850
29. Станиславский, А.Л. Гражданская война в России XVII в.: Казачество на переломе истории. – М. Мысль, 1990 – 220 с.
30. Дворцовые разряды. т.1 СПб, 1850
31. Воронежские писцовые книги. Издание воронежского губернского статического комитета, т.2 1891 г.
32. Глазьев, В.Н. «Воронежские воеводы» ЦДВЧК Воронеж, 2007. – С.45
33. Книга сеунчей 1613-1619 гг. Памятники истории Восточной Европы. Том I. – Москва-Варшава, 1995. -с. 90-91.