Автор: Ударцев Сергей Юрьевич
Журнал: Общество и право. 2015
Проведенные в последние годы исследования, касающиеся проблем оперативно-розыскной методики, пока не сформировали такую ее теоретическую концепцию, которую можно было бы отнести к общепризнанной. Недостаточная научная проработка методологических основ оперативно-розыскной методики порождает у исследователей многочисленные вопросы, связанные с определением основных понятий, характеристикой ее структурно-содержательных элементов, принципами ее построения и практического применения [1, с. 25-28].
Не исследована в достаточной степени проблема содержания частных оперативно-розыскных методик. В теории оперативно-розыскной деятельности сложился подход, согласно которому методические рекомендации по раскрытию преступлений базируются на их оперативно-розыскной характеристике. Она является неотъемлемым элементом разрабатываемых методик. Содержание же методик представляет собой практические советы о том, как необходимо действовать при раскрытии преступлений. Вместе с тем, разрабатываемые рекомендации в настоящее время мало устраивают практику, многие из них остаются невостребованными в силу неконкретности, оторванности от реальности. Необходимо искать пути повышения эффективности разрабатываемых рекомендаций, стиль их изложения.
Решение этой задачи среди прочего связано и с обращением к истории формирования методик раскрытия преступлений.
Анализ исторических памятников позволяет сделать вывод о том, что одним из первых дошедших до нашего времени документов, содержащих в себе элементы рекомендательного характера по уголовному сыску, является Псковская судная грамота 1397 г. [2] (по некоторым данным – 1467 г.), которая была принята на городском вече по благословению духовенства пяти соборов.
Псковская судная грамота содержит в себе перечень преступлений, за совершение которых предусматривался денежный штраф: убийство, разбой, грабеж, воровство, драка. Однако статьи, устанавливающие ответственность, не имеют четкой структуры и логики. Наиболее серьезным наказанием в соответствии с Псковской судной грамотой являлось денежное наказание, хотя на Руси в те времена применялась и смертная казнь.
Одним из первых Псковскую судную грамоту исследовал И. Энгельман, который отмечал, что, несмотря на то, что следственное судопроизводство является здесь только в зародыше и еще не отделилось от общего порядка судопроизводства, оно уже имеет свой отличительный характер [3, с. 156]. Указанные зародыши следственности, по мнению И. Энгельмана, заключаются: в явке, т.е. объявлении о совершенном преступлении; в обыске в делах о татьбе; в расспросе в делах о бое и грабеже.
Таким образом, в Псковской судной грамоте предусматривалась ответственность за разные виды деяний в зависимости от их характера, а также предписывались наиболее эффективные на тот момент способы уголовного сыска.
К историческим памятникам, представляющим интерес, относятся и специальные грамоты, посылавшиеся в отдельные районы Руси в XVI в., именуемые губными.
Губными указанные грамоты назывались в соответствии с реформой, проводимой на Руси в 30-50-е гг. XVI в., которая утвердила сословно-представительную монархию в стране. Основной задачей реформы являлось укрепление центральных органов власти в стране, что было связано с необходимостью отпора классовой борьбы посадских людей и крестьян, которую именовали «татьбою» и «разбоем». В результате этой реформы в регионах были созданы губные учреждения, которым передавались наиболее важные уголовные дела о «ведомых лихих людях». Изучение губных грамот позволяет определить круг прав и обязанностей губных старост и процедуру организации сыска («обыска») по делам о «ведомых лихих людях».
К одной из первых губных грамот относится «Уставная губная грамота великого князя Ивана Васильевича жителям Вельского стана Важского уезда о выборе голов, старост и лучших людей для сыска разбойников и татей, расправы над ними и составлении списков казненных разбойников и конфискованного у них имущества», датированная 1539/40 г. (далее – Вельская грамота).
Основным инструментом борьбы с «ведомыми разбойниками» и «татями» составители грамоты полагают так называемый «лихованный обыск», т.е. опрос населения. Его результатом было либо оправдание обвиняемого, либо признание его «ведомым лихим человеком». Уникальность Вельской грамоты в том, что она является единственной из известных на сегодняшний день губных грамот, подробно регламентирующей процедуру обыска [4, с. 174-183].
Так, в соответствии с Вельской грамотой предлагалось проводить обыск (опрос): «Да на кого в обыску скажут игуменов и попов человек пять или шесть иль десять по священству, а лутчих людей человек пятдесят или шесдесят по крестному цолованью, что тот человек тать или розбойник ведомой, и вы б обыскивали и доветчи на него, да его пытали накрепко и допытався у него, что они розбивают и крадут, да тех бы естя розбойников и татей, бив кнутьем, да казнили смертною казнью…» [5].
Таким образом, для признания «ведомым разбойником» или «татем» были необходимы голоса 5-10 представителей духовенства или 50-60 посадских людей и крестьян. В дальнейшем норма в 50-60 голосов будет подтверждена одной из дополнительных статей к Судебнику 1550 г., являвшейся частью Уставной книги Разбойного приказа 1555-1556 гг., и войдет в Судебник 1589 г., составленный для русского Севера, и даже в так называемый Сводный Судебник начала XVII в. Следовательно, Вельская губная грамота стала не только одним из источников для дальнейшего развития уголовного права в России [4, с. 174-183], но и содержала в себе рекомендации по проведению отдельных процедур организации уголовного сыска на Руси.
Необходимость противодействия кражам и разбоям содержится и в других, более поздних памятниках. Так, в вводной части Уставной губной грамоты Устюжского уезда (4 апреля 1540 г.) дается описание имеющихся в то время озабоченностей центральных властей: «Били естя челом нам о том, что у вас во всех ваших волостех многие села и деревни розбойники розбивают и животы ваши грабят, села и деревни жгут и на дорогах многих людей грабят и разбивают, я убивают многих людей до смерти, и сильные многие люди у вас в волостях разбойников и татей у собя держат, а к иным людем розбойники с розбоем приежжают и розбойную рухлядь к ним привозят» [6].
В середине XVI в. устанавливается ответственность не только за убийства, разбои и кражи, но и за пособничество совершению преступления, укрывательство преступников, скупку похищенного. При этом губные грамоты дифференцируют наказания в зависимости от совершенного деяния. Так, за разбой, в котором задержанный не сознается, полагалось «того человека по обыску старостам посадить в тюрьму на смерть, а животы его отдати исцом вполы исцовых исков» [7]. За совершение одной кражи задержанного велелось «бити кнутьем, а бив кнутьем, дати его на поруки. А не будет поруки, – ино его вкинуть в тюрьму до тех мест, как будет по нем порука» [8]. За совершение двух краж полагалось битье кнутом с последующим отсечением руки, а за совершение трех и более краж – смертная казнь.
В зависимости от совершенного деяния рекомендовалось использовать разные способы уголовного сыска. Например, при совершении разбоя велелось «ставить перед собою с языки с очей а очи» потерпевшего и задержанного – прообраз современного следственного действия «очная ставка». При этом, если задержанный не сознавался в содеянном, старостам предписывалось «про тех людей обыскивати многими людьми», т.е. добывать доказательства путем опроса возможных свидетелей и очевидцев преступления.
Нетрудно заметить, что при осуществлении уголовно-сыскных функций государством принимались меры в зависимости от вида, характера и распространенности преступных действий, что по смыслу схоже с современными представлениями о криминальных ситуациях [9, с. 21].
Источники конца XVI в. сохранили немало свидетельств о нападениях на феодалов: в 1588 г. был убит «разбойниками» конный псарь С. Баскаков, в 1590 г. – новгородцы И. Обутков и Т. Супонев, в 1593 г. – арзамасский помещик М. Хмелевский и др. Определенный интерес представляет наказ о расследовании сына боярского 1593 г. [10], не только прибавляющий к ним новый факт «разбоя», но и содержащий красочное описание уголовного розыска. Сыщикам, посланным в Троице-Сергиев монастырь, вменялось в обязанность выяснить маршрут потерпевшего – Ратая Корсакова, места его ночлегов и остановок, имена попутчиков и т.д. В части, касающейся допроса свидетелей и наложения ареста на имущество убийц, наказ перекликается с губными грамотами XVI в. и уставными книгами Разбойного приказа [11, с. 339-242].
Сыщикам предписывалось «обыскати и сыскати всякими многими людми сыски накрепко», а «каков Посников сын Ратай рожеем и волосом и приметами, и каково на нем платье было, и для того сыску послан з Григорьем с товарыщи Посник Корсаков» [10].
Отдельные положения судебников, судных грамот, царских указов, думских приговоров и других источников права легли в основу Соборного уложения, принятого на крупнейшем в истории России Земском соборе в 1649 г. Соборное уложение было издано типографским способом тиражом в две тысячи экземпляров, содержало в себе 25 глав, объединяющих около тысячи статей.
По мнению В.А. Томсинова, этот юридический свод выступает, помимо прочего, воплощением характерных для русского общества XVII в. особенностей правового мышления, искусства формулирования новых правовых норм и модификации норм старых, действующих с давних времен, приемов переработки с целью приспособления к условиям русского общества норм иностранных юридических сборников, навыков группировки и классификации правового материала – одним словом, всего того, что составляет содержание явления, называемого юриспруденцией [12, с. 162].
Представляется, что некоторые черты современных частных методик раскрытия преступлений имеют содержащиеся в Соборном уложении рекомендации проведения уголовного сыска по отдельным видам (группам) деяний. Так, ст. 15 гл. ХХ! содержит указания по обращению с «ворами»: «Да кто таких воров, изымав, в приказ приведет и в приказе, таких воров роспрашивая, сыскивати про них всякими сыски накрепко, да будет про воровство их сыщется допряма, что они зернью и карты играют, и ходя по улицам воруют, людей режут, и грабят, и шапки срывают, и тем вором чинити указ тот же, как писано выше сего о татех» [13, с. 52]. (Следует отметить, что в ряде статей Соборного уложения термины «вор», «воровство» употребляются в значении, близком к значению терминов «преступник», «преступление» и «преступный». Впоследствии термины «воровство» и «вор» станут употребляться в более узких значениях – их будут применять для обозначения лишь одного конкретного преступления, а именно кражи и соответственно лица, кражу совершившего.)
Соборное уложение содержало рекомендации и по другим видам (группам) преступлений:
- преступлениям против церкви (совращение православного в другую веру, богохульство, прерывание литургий);
- преступлениям против личности (убийство, побои, оскорбления, нанесение увечья);
- государственным преступлениям (убийство (или покушение на убийство) царя или члена его семьи, измена, заговор, бунт);
- преступлениям против благочиния (незаконная продажа имущества, содержание притонов, недозволенная запись в заклад, укрывательство беглых);
- преступлениям против порядка управления (самовольный выезд за границу, неявка ответчика в суд, принесение ложной присяги, дача ложных показаний, незаконное содержание питейных заведений, ложное обвинение, сопротивление приставу, изготовление фальшивых грамот и печатей, самогоноварение);
- имущественным преступлениям (разбой, татьба, мошенничество, грабеж, насильственное завладение чужим имуществом, поджог, порча чужого имущества);
- должностным преступлениям (воинские преступления, лихоимство, подлоги по службе, неправосудие);
- преступлениям против нравственности («блуд» жены, непочитание родителей детьми, половая связь господина с рабой, сводничество).
Соборное уложение стало логическим завершением стремления государственной власти упорядочить действующее на тот момент законодательство, необходимость в кодификации которого была вызвана имевшимися в законах противоречиями. Указанный законодательный памятник был переведен на многие европейские языки и действовал вплоть до 1832 г.
Анализ исторических документов, содержащих предписания по осуществлению сыскных действий в связи с совершением преступлений, является важным условием формирования теоретических основ современных частных методик раскрытия преступлений.
1. Давыдов С. И. Некоторые проблемные вопросы развития теории оперативно-розыскной методики раскрытия преступлений // Рос. следователь. 2008. № 8.
2. Российское законодательство X-XX веков. Т. 1: Законодательство Древней Руси. М., 1984.
3. Энгельман И. Систематическое изложение гражданских законов, содержащихся в Псковской судной грамоте: рассуждение студ. С.-Петерб. ун-та, Юрид. фак., по юрид. разряду, 4 курса. СПб., 1855.
4. Воробьев А.В., Черкасова М.Г. А которых розбойников или татей где поимаете, доведчи на них, да их казните… Вельская губная грамота: 1539/40 г. // Исторический архив. 2011. № 3.
5. Список XVI в. Скоропись // Государственный архив Вологодской области. Ф. 1260. Оп. 11. Д. 2. Л. 1.
6. Рукописный отдел Гос. библиотеки СССР им. В.И. Ленина. Ф. 178. 10971. № 2. Л. 1-3.
7. Уставная губная грамота Владимирского уезда (24 сентября 1555 г.) // Сборник Отдела рукописей Государственной библиотеки имени В. И. Ленина. Ф. 68. № 6689. Л. 321 об.-329 об.
8. Уставная губная грамота Переяславль-Рязанского уезда (21 ноября 1555 г.) // Сборник Отдела рукописей Государственной библиотеки имени В. И. Ленина. Ф. 68. № 6689. Л. 330-336 об.
9. Давыдов С. И. Ситуационный подход в теории и практике оперативно-розыскной деятельности органов внутренних дел. Барнаул, 2009.
10. Центральный государственный архив древних актов. Ф. 210. Столбцы Московского стола. № 28. Столпик 1. Л. 45-46.
11. Мордовина С.П., Станиславский А.Л. Наказ о расследовании убийства сына боярского 1593 г. // Археографический ежегодник за 1975 г. М., 1976.
12. Томсинов В. А. Соборное уложение 1649 г. как памятник русской юриспруденции // Правоведение. 2007. № 1.
13. Тихомиров М.Н., Епифанов П. П. Соборное уложение 1649 года. М., 1961.