Автор: Аракчеев Владимир Анатольевич
Журнал: Известия Российского государственного педагогического университета им. А.И. Герцена 2008
Проблема социального положения и правового статуса крестьян и посадских людей в середине XVI в. стояла перед исследователями русской истории еще в 1880-х гг. [14]. До настоящего времени положение тяглых сословий трактуется в науке либо как не имеющее ничего общего с крепостным состоянием, либо как находящееся «накануне закрепощения» [15, с. 202—204; 25]. Целью данной статьи является анализ актовых источников, содержащих материалы, репрезентативные для решения обозначенной проблемы.
В научный оборот давно введены уставные грамоты Моревской слободе 1530 г. и Важской земле 1552 г., в которых содержатся постановления, вызывавшие недоумение у крупнейших исследователей русского средневековья. Уставная грамота солеварам Моревской волости была выдана в 1530 г. и дошла до нас в дефектном виде. По сохранившимся фрагментам можно понять, что Моревская слобода получала податную, судебную и административную автономию. В руках слободчиков сосредоточивались все судебные дела, помимо «душегубства и разбоя с поличным», право взимания конского пятна, приема должников с условием пятилетней рассрочки в долгах и их беспроцентной выплаты, запрета постоя ратных людей и ездоков.
Преамбула документа не сохранилась, и грамота открывается неполным предложением, содержащим норму о вывозе тяглеца из слободы: «…тяглой через сю мою грамоту, а слободчики его примут к Соле жити, и мне того велети опять назад отвезти, к той Соли, от которой к ним придет, а на слободчикех мне велети взяти заповеди десять рублев московскую» [18, с. 13]. Из данного фрагмента можно понять, что солеварам Моревской слободы запрещалось принимать тяглых людей из других солеваренных слободок под угрозой штрафа в 10 рублей и с перспективой вывоза этого тяглеца обратно.
В уставной грамоте Важской земле, выданной 21 марта 1552 г., содержится аналогичная правовая норма. «А на пустые им места дворовые, в Шенкурье и в Вельску на посаде и в станех и в волостех, в пустые деревни и на пустоши и на старые селища, хрестьян называть и старых им своих тяглецов хрестьян из-за монастырей выводить назад безсрочно и безпошлинно, и сажати их по старым деревням, где кто в которой деревне жил прежде того» [18, с. 111].
В отечественной историографии только М. А. Дьяконов логично встроил эти документы в свою концепцию, усмотрев в них доказательство запрета на прием тяглых людей вообще. На основании указанных примеров, а также случаев сыска тяглецов в 1560—1580-х гг. он сделал заключение, что «тяглые люди со второй половины XVI в. рассматриваются крепкими тяглу и правом перехода не пользуются» [13, с. 2—9]. Б. Д. Греков также писал о «прикреплении крестьян» Моревской слободы, хотя этот вывод противоречил его концепции свободы перехода тяглых крестьян по Судебникам [11, с. 284]. Лишь С. Б. Веселовский рассматривал этот акт не как свидетельство «прикрепления», а как привилегию, имеющую «в виду облегчить слобожанам привлечение к себе новых членов» [9, с. 16].
В особенностях слободского права и следует искать объяснение уникальной нормы Моревской грамоты. Правовое положение населения слобод ХУ—ХУ1 вв. заслуживает отдельного исследования. Слободы (иногда без употребления термина) упоминаются во многих грамотах из архива Троице-Сергиева монастыря, Кириллова Белозерского монастыря, других духовных корпораций и органов государственной власти [6]. В отечественной историографии имеются лишь три исследования истории слобод удельного времени, предпринятые С. Б. Веселовским и П. П. Смирновым [8, с. 7—33; 9, с. 73—84; 23, с. 48—50]. Право, предоставлявшееся слободчанам, выводить своих тяглецов из других слободок и монастырей, предоставлялось не просто общине в целом. Всякое пожалование в эпоху феодализма носило не анонимный, а вполне адресный характер, о чем писал, анализируя грамоты монастырям и служилым людям, С. Б. Веселовский: «Все грамоты, начиная с древнейших, имеют определенно выраженный личный характер» [8, с. 26].
Личный характер фактически имели и пожалования слободчикам, посадским и черносошным мирам. Во всех жалованных грамотах слободам перечисляются ответственные налогоплательщики, которые наделяются правом принимать или не принимать тяглецов. В грамоте солеварам Моревы перечислены семь слободчиков, на имя которых была дана грамота, в том числе священник слободской церкви [18, с. 15]. Посадский, черносошный или слободской мир, таким образом, не был гомогенным образованием, и проблема ухода льготчиков и новоприходцев затрагивала в первую очередь интересы ответственных налогоплательщиков. Можно ли рассматривать право вывода тяглецов, жалуемое князем слободе как свидетельство прикрепления крестьян и жителей промысловых слобод? В сущности, первым общегосударственным законом, где было поставлено под сомнение право перехода тяглых людей, стал Судебник 1550 г., в ст. 91 которого говорится: «А торговым людем городцким в монастырей городцких дворех не жити, а которые торговые люди учнут жыти на монастырех, и тех с монастырей сводити да и наместником их судити». Чтобы понять, прикреплял ли Судебник посадских людей к тяглу, необходимо сравнить норму права из ст. 91 с положениями гл. 98 Стоглава.
«А ныне твой царский приговор с нами, что в те в новые слободы вышли посадцкие люди после описи, и тех бы людей из новых слобод опять вывести в город на посад. … А впредь бы митрополитом и архиепископом, и епископом, и монастырем держати свои старые слободы по старине о суде и о всяких делех по прежним грамотам, а новых бы слобод не ставити, и дворов многих в старых слободах не прибавливати, развее от отца детем или от тестя зятии, или от братии выставливатися и своими дворы жити. А опричным прихожим людем градским и сельским в тех старых слободах новых дворов не ставить. А в которых в старых слободах дворы опустеют, и в те дворы называти сельских людей пашенных и непашенных по старине, как преже сего было. А отказывати тех людей о сроце о Георгиеве дни осеннем по государеву указу по старине же. А с посаду людей вперед городских в слободу не называти и не приимати, развее казаков нетяглых людей. А из слобод из митрополичих и из архиепископлих, и епископлих, и из монастырских, которые християне похотят идти в город на посады или в села жити, и тем людем вольно идти о сроце о Юрьеве дни с отказом по нашему по царскому указу» [20, с. 373-374].
Из ст. 98 Стоглава видно, что норма о сведении тяглецов с монастырских слобод действовала в одном направлении. И.И. Смирнов определил, что посадские люди, вышедшие в новые слободы «после описи», должны быть выведены обратно «в город на посад». Но, с другой стороны, за населением церковных и монастырских слобод сохранялось право как выхода «в город на посады», так и «в села», с соблюдением правил Судебника о «христианском» отказе [23, с. 328-330].
Синхронно с утверждением Судебника и Стоглава в 1550-1553 гг. в Русском государстве было осуществлено валовое описание земель. Е.И. Колычева выяснила, что перепись проходила в Рязани, Туле, Серпухове, Кашире, на Двине и Ваге, в Галиче, Москве, Звенигороде и Рузе [15, с. 2122]. Перепись охватила, очевидно, и весь Северо-Запад России. В 1551-1553 гг. были составлены приправочные книги по новгородским пятинам; в начале 1550-х гг. проходило описание Пусторжевского уезда [1, с. 6]. В научный оборот давно введена сотная по Серпуховскому посаду 1552 г., в которой содержится предписание о свозе с церковных дворов торговых и мастеровых людей: «а городцким людем торговым и мастеровым в тех дворех на церковных местех не жити, а которые городцкие люди торговые и мастеровые учнут в тех дворех жити, и серпуховскому сотцкому и всем городцким людем тех людей ис тех дворов вывозити да сажати в свои старые дворы и тяглые» [21, с. 329]. Б. А. Романов сделал аргументированный вывод о том, что выписка из наказа писцам Серпухова содержит в себе расширительно истолкованное постановление ст. 91 Судебника [25, с. 330]. Романов имел в виду упоминание подлежавших вывозу мастеровых людей, о которых не было речи в тексте Судебника. Данное замечание Романова имеет принципиальное значение для понимания не только процесса закрепощения в России, но и эволюции российского законодательства XVI в. в целом.
Расширительное толкование нормы права Судебника было применено также в Важской уставной грамоте 1552 г. В этом документе не содержится предписаний, запрещавших переходы крестьян и посадских людей в другие волости или уезды. Более того, в грамоте нет и нормы, запрещавшей переход тяглецов на монастырские земли. Норма права в Важской грамоте, так же как и в ст. 91 Судебника, носит разрешительный характер, позволяя тяглым мирам выводить своих крестьян и посадских людей с монастырских земель. Кроме того, постановление этой грамоты было нормой однонаправленного действия, и объектом правоприменения были исключительно монастыри. Все это позволяет сделать вывод об отражении в Важской грамоте ст. 91 Судебника, которая была истолкована расширительно, и положения которой были впервые в известных нам источниках XVI в. распространены на черносошных крестьян.
Следует иметь в виду еще одно обстоятельство. Важская уставная грамота была выдана по челобитью тяглой общины. Из пересказа челобитной в тексте грамоты ясно, что посадские и волостные люди жаловались на злоупотребления наместников, следствием чего стало «запустение» многих тяглых мест. «.И от того де у них в станах и волостях многие деревни запустели и крестьяне де у них от того насильства и продаж и татеб с посадов розошлись по иным городам, а из станов и из волостей хрестьяне розошлись в монастыри безсрочно и без отказу, а иные де посадские люди и становые и волостные кой куда безвестно розбрелись нарознь…» [18, с. 103]. Приведенный фрагмент свидетельствует, что важане были обеспокоены только уходом тяглецов без отказа, выход же «людей» в соответствии с нормами Судебника и с отказом, очевидно, не возбранялся.
Таким образом, в постановлении Важской грамоты необходимо видеть предписание сыскивать и возвращать только тех крестьян, которые должны были «отказываться» с тяглых мест по нормам ст. 88 Судебника, но ушли без отказа. Очевидно, что право вывода тяглых людей с монастырских земель, полученное важанами, было тесно связано с двумя мероприятиями начала 50-х гг. XVI в.: описанием 1550-1553 гг. и земской реформой. В классическом исследовании Н. Е. Носова выявлены два типа местных сословно-представительных учреждений, созданных в России в 15521556 гг.: земские структуры черносошного Севера и всесословные дворянско-земские институты на землях служилого землевладения [19, с. 327-366]. Из книги Н. Е. Носова, а также из работ автора данной статьи следует, что земская реформа делилась на два этапа; в ходе первого этапа в 1551— 1554 гг. реформа осуществлялась в отдельных волостях и посадах в порядке исключительного пожалованья по просьбам населения [3, с. 39-50]. Для того чтобы новые органы земского самоуправления могли удержать тяглецов на местах, им и предоставлялось тоже в порядке исключения право выводить своих тяглецов, как это было на Ваге.
На втором этапе реформы в 1554-1556 г. создавались всесословные дворянско-земские институты на землях служилого землевладения. В наиболее чистом виде этот тип учреждений был создан в сельской местности Северо-Запада России. До нас дошел комплекс указных грамот за март 1555 – март 1556 г., адресованных новгородским наместникам [12, с. 72-157]. В грамоте от 20 января 1555 г. содержится ссылка на несколько более ранний царский указ: «.велено во все пятины, и на Луки, и во Ржеву, и в Пуповичи розослати грамоты, чтобы князи и дети боярские, и все служилые люди, и игумены, и попы, и дьяконы, и старосты, и сотцкие, и пятидесятцкие, и все крестьяне выбрали из пятин по сыну по боярскому по доброму, да из пятин же выбрали человеки по 3 и по 4 лутчих людей, да ис погоста по человеку, а из малых погостов из дву или из трех по человеку. Да велено тем старостам и выборным сбирати наши ямские и приметные деньги, и за посошные люди, и за ямчужное дело, и всякие подати по писцовым книгам, и привозити к вам в Новгород» [12, с. 145].
Для нашей темы этот фрагмент имеет принципиальное значение. Необходимо обратить внимание на три момента. Во-первых, органы местного финансового управления на Северо-Западе являются всесословными: в их состав входят дети боярские и представители волостных миров. Второй системообразующий элемент новых учреждений – это их фискальные обязанности. Государственные налоги по писцовым книгам собирают старосты и выборные люди. Третью существенную черту системы составляет фискальное единство податных округов. А. С. Лаппо-Данилевский и С. Б. Веселовский считали органичной чертой системы налогообложения в Русском государстве XVI в. «кость» – податной округ, выборные власти которого производили разверстку повинностей по писцовым книгам между более мелкими тяглыми ячейками [7, с. 343-353].
Очевидно, что в данном случае мы имеем дело с «костью», в состав которой входят как земли помещиков, так и черносошные волости. Рассмотрим структуру такой «кости» на примере фискально-административных единиц Пусторжевского уезда. В 1555 г. «черные деревни» были отмечены в шести станах Ржевы Пустой. Важно отметить, что «черные волости» входили именно в состав станов, на территории которых располагались поместья служилых людей [2, с. 47-57]. Общеизвестно, что поместные земли, в отличие от вотчинных, не отмежевывались от других владений. Поэтому в том же Пусторжевском уезде были возможны ситуации, когда черные земли захватывали соседние землевладельцы, в том числе земцы. «. Починок Тимофеев, а выставок из черные деревни Смятона за земцом за Ферзиком з братьею за Дементьевыми детьми Игумнова, а называют, де, они тот Тимофеев починок выставкою своей деревни Зришнина, а тот, де, починок и старе земля межтоцкая, а Межток, де, и с тем починком полторы обжи.» [12, с. 121].
Захваты черных земель служилыми людьми осуществлялись во время описаний. «И те, де, деревни и селища и починки писцы наши Иван Колычев с товарищи дали на льготу, а в книгах, де, они написали: как те деревни и селища и починки изо льготы выйдут, и с тех деревень и селищ и с починков всякое наше тягло тянуть хрестьяном с черными деревнями. И после, де, тех писцов ездили наши другие писцы Истома Корчов с товарыщи и те, де, льготные деревни и селища и починки отдали в придачу детем боярским . , а от черных, де, деревень тех льготных деревень, селищ и починков сошным письмом не росписали» [12, с. 123]. Итак, стан, в состав которого входили земли служилых землевладельцев и черносошных крестьян, представлял собой единую «кость» – податной округ, крестьяне которого осуществляли разверстку повинностей, исходя из обежного оклада деревни и стана в целом.
В пределах таких податных округов, да и всей территории Северо-Запада, не могло быть и речи о каких-либо запретах крестьянских переходов. В указной грамоте в Новгород содержится неоднократно цитировавшийся исчерпывающий рассказ о порядке отказа на Северо-Западе России. «А как, де, изо ржевских и из наших ис черных деревень приедут к ним отказщики с отказом в срок хрестьян из-за них отказывати в наши в черные во ржевские деревни, которые крестьяне похотят итти жити в те наши в черные деревни, и те, де, дети боярские отказщиков бьют, и в железа куют, и пожилое, де, на них емлют не по Судебнику, рублев по пяти и по десяти, и отказати, де, хрестьянина из-за тех детей боярских не мочно» [12, с. 120].
Этот фрагмент часто приводили как свидетельство недейственности норм Судебника 1550 г. о крестьянском отказе [13, с. 10; 22, с. 41]. В. И. Корецкий даже писал о том, что «крестьянские вывозы на практике в ряде случаев превращались в замаскированную сделку купли-продажи крестьян» [16, с. 46]. Такой вывод противоречит сути документа. Даже если черная волость платила пожилое за крестьянина, желавшего уйти от помещика, этот акт нельзя трактовать как «продажу» тяглеца. Государство строго придерживалось законной процедуры и в резолютивной части грамоты дьяки предписали: «.из-за тех детей боярских и из за земцов в наши черные во Ржевские деревни крестьян по сроку отказывати. А выход бы есте велели им тем крестьяном платити по нашему указу» [12, с. 120]. Следовательно, на территории Северо-Запада России в 50-х гг. XVI в. не существовало ограничений на переход крестьян.
Право своза тяглых крестьян из-за монастырей, которое было дано земским властям Важского уезда в 1552 г., следует расценивать именно как экстраординарное пожалование. Связано оно было, скорее всего, с двумя моментами. Во-первых, с чрезвычайным торгово-промышленным значением этого густонаселенного в середине XVI в. края, который представлял интерес и для казны, и для монастырей. Во-вторых, с гомогенным характером земских учреждений, созданных на Ваге по уставной грамоте. Отсутствие служилого землевладения на Ваге имело своим следствием то, что черносошные земли не были отделены в фискальном отношении от монастырских земель, составляя с ними единый податной округ. Земские власти Важского уезда постарались закрепить в грамоте норму Судебника о свозе тяглецов, и даже добились расширительного толкования ст. 91, распространив ее действие на черных крестьян, составлявших единую «кость» с посадскими людьми.
Для того чтобы в полной мере оценить сущность этих мероприятий начала 1550-х гг., осуществлявшихся на Ваге, в Серпухове и, возможно, в других посадах и уездах, следует обратиться к рассмотрению правительственных мероприятий по отношению к тяглому населению во второй половине 1550-х г. Получали ли другие тяглые общины русского Севера, чья структура была подобна структуре Важской земли, аналогичные привилегии?
Еще Б. Д. Греков обратил внимание на изменения в формулировках тех фрагментов уставных грамот 1556-1561 гг., которые соответствовали ст. 88 Судебника 1550 г. В отличие от ее текста, включавшего формулу «а крестьяном отказыватися из волости в волость, из села в село», в тексты уставных грамот подклетным селам Переяславского уезда 1556 г. и Замосковной Вохонской волости 1561 г. были внесены не прокомментированные историками поновления. В хрестоматийную фразу, открывавшую текст соответствующей статьи, включались сведения о переходах в волость из города: «А крестьяном отказыватися из города в волость и из волости в город один срок в году…» [18, с. 132-139]. Б. Д. Греков дал объяснение причинам появления этих смысловых изменений; по его мнению, грамоты «должны были лечь в основу правовой жизни каждой из двух волостей в отдельности». Поскольку «переход данных крестьян из волости в волость тут не предусмотрен» и о переходе из села в село тоже говорить было не нужно, «поскольку села входили в состав волости», в грамотах и возникла такая формула.
Очевидно, однако, что это объяснение искусственно. Сельские жители, согласно постановлениям Судебника, имели полное право переходить из волости в волость; под «селами» ж в данном случае подразумевались не просто вид поселения, а села частновладельческие в отличие от черносошных волостей [4, с. 96-97]. Полагаем также, что под словом «крестьянин» в уставных грамотах 1556 и 1561 гг. следует понимать «христианина», поскольку к середине XVI в. эти сословия едва оформились [5, с. 107-114]. Ясно, что законодатель внес изменения в формулировку ст. 88 исходя из новых условий переходов крестьян и посадских людей, сложившихся во второй половине XVI в.
По нашему мнению, суть этих изменений была обусловлена завершением земской реформы и переходом к поземельной системе описаний. Е. И. Колычева доказала, что «генеральная перепись с применением большой нормированной сохи и с измерением пашни у всех социальных групп землевладельцев не могла начаться ранее середины 50-х годов». Это мероприятие Колычева вполне справедливо считает реформой, поскольку ее главным результатом был переход от описания земель в вотчинных и черносошных владениях к ее учету во всех типах социальных владений [15, с. 22-23]. В писцовых книгах нового типа – «книгах письма и меры» – осуществляется учет пашни любой социальной принадлежности в четвертях. Таким образом, любая волостная или посадская община знала точный размер государственных налогов, который ей доводилось выплачивать, благодаря тому, что измеренные в четвертях запустевшие части волостных земель выбывали из тягла. Такое уточнение принципов учета тяглых земель делало избыточным специальные пожалования земским мирам вывозить своих тяглецов из окрестных земель. С этими обстоятельствами и связано наличие таких норм права в Важской грамоте и писцовых книгах Серпухова 1552 г. и их отсутствие в земских уставных грамотах 1556 и 1561 гг.
Таким образом, тяглые общины посадов в первой половине XVI в. (до 1555/56 г.) имели право свозить своих тяглецов из-за монастырей и с церковных земель. Но эту норму невозможно трактовать как маркирующую начало процесса закрепощения посадских людей в то числе и потому, что переходы горожан из одной тяглой общины в другую не преследовались. Изменения в положении крестьян и посадских людей в сторону реального закрепощения произошли только в 1580-х годах.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Аграрная история Северо-Запада России XVI в. Новгородские пятины. — Л., 1974.
2. Аракчеев В. А. Великолукский и Пусторжевский уезды во второй половине XVI в.: землевладение и землевладельцы // STUDIA HUMANISTICA: Исследования по истории и филологии. — СПб., 1996. – С. 47-57.
3. Аракчеев В. А. Кормления и земские миры: к вопросу о географии и хронологии реформы
1551-1556 гг. // Отечественная история. — 2007. — № 6. — С. 39-50.
4. Аракчеев В. А. Крестьянский отказ и поряд: исследование социальных отношений в русской деревне XV-XVI вв. // Очерки феодальной России. – М., 2004. – Вып. 8.
5. Аракчеев В. А. Крестьяне в социальной структуре средневековой Руси (XIV- первая половина XVI в.) // Cahiers du Monde russe, 46|1-2. – Paris, 2005. – P. 107-114.
6. АСЭИ – Акты социально-экономической истории Северо-восточной Руси XIV – начала XVI в. – М., 1952. – Т. 1; М., 1958. – Т. 2; М., 1964. – Т. 3.
7. Веселовский А. С. Сошное письмо. – М., 1915. – Т. 1. – С. 343-353.
8. Веселовский С. Б. К вопросу о происхождении вотчинного режима. – М., 1926.
9. Веселовский С. Б. Труды по источниковедению и истории России периода феодализма. – М., 1978.
10. Владимирский-Буданов М. Ф. Обзор истории русского права. – Ростов-на-Дону, 1995.
11. Греков Б. Д. Крестьяне на Руси. – М., 1946.
12. ДАИ – Дополнения к Актам историческим. – СПб., 1846. – Т. 1.
13. Дьяконов М. А. Очерки по истории тяглого населения в Московском государстве XVI—XVII в. – СПб., 1898.
14. Ключевский В. О. Происхождение крепостного права в России // Сочинения. – М., 1990. -Т. 8.
15. Колычева Е. И. Аграрный строй России XVI в. – М., 1987.
16. Корецкий В. И. Закрепощение крестьян и классовая борьба в России во второй половине XVI в. – М., 1970.
17. Лаппо-Данилевский А. С. Организация прямого обложения в Русском государстве XVII в. -СПб., 1890.
18. Наместничьи, губные и земские уставные грамоты Московского государства. – М., 1909.
19. Носов Н. Е. Становление сословно-представительных учреждений в России. – Л., 1969.
20. Российское законодательство X—XX вв.: В 9 т. – М., 1985. – Т. 2.
21. Симпсон П. Ф. История г. Серпухова. – М., 1880.
22. Смирнов И. И. Восстание Болотникова. – М.; Л., 1951.
23. Смирнов И. И. Судебник 1550 года // Исторические записки. – М., 1947. – Т. 24. – С. 328-330.
24. Смирнов П. П. Посадские люди и их классовая борьба до середины XVII в. – М., 1947. – Т. 1.
25. Судебники XV-XVI вв. – М.; Л., 1952.
26. Шапиро А. Л. Русское крестьянство накануне закрепощения. – Л., 1987.