Автор: Фоменко Роман Владимирович
Журнал: Вестник Самарской гуманитарной академии. Серия: Право 2016

Отечественная историческая и историко-юридическая наука уделяла внимание разным аспектам городской жизни Российского государства ХVI-ХVII вв. Тем не менее ни в дореволюционной, ни в советской, ни в современной литературе до последнего времени не ставился вопрос о русском городском праве допетровской эпохи. Такое невнимание вполне объяснимо.

В средние века в русских землях не сложилось столь очевидных, отчетливых, и признанных впоследствии историко-юридической наукой систем городского права, как в Западной и Центральной Европе. Даже в Новгородской и Псковской республиках городское право не выделилось в обособленную систему. Правда, вовсе не по причине слабости самих городов. Напротив, городские общины сами стали суверенами обширных территорий, и исследователям еще предстоит дискутировать о соотношении городского и государственного права в Северо-Западной Руси и влиянии этой традиции на дальнейшую историю русского права, в том числе права городского. Но как целостная государственно-правовая система эта линия была пресечена в конце XV — начале XVI вв. В Московской Руси нормы городского права были выражены намного менее отчетливо, не шло и речи о его автономии от великокняжеского, царского, государственного права. В русских землях Великого княжества Литовского городское право развивалось, но оно было привнесено из Польши в виде классических немецких систем магдебургского и хелмского права.

Сложившийся в науке консенсус о безусловной отсталости русской городской жизни долгое время не позволял даже поставить вопрос о городском праве допетровской Руси. Исследователи обходили вниманием в качестве самостоятельной проблемы даже тему городского управления, хотя в целом местное управление, конечно, являлось объектом изучения¹. Само же появление городского права связывалось и все еще продолжает связываться с преобразованиями петровской или даже екатерининской эпохи². И в первую очередь речь идет о восприятии западного правового опыта. Сегодня, даже ставя проблему городского права в средневековой Руси, исследователи вместо анализа конкретных источников чрезмерно эксплуатируют известные тезисы о преобладании в России «начала власти» над «началом права». В итоге без «копания» в деталях делаются выводы о полной зависимости городов от княжеской воли³. Тем самым ставится под сомнение сама необходимость исследования русского городского права. По мнению Ю. В. Оспенникова, в древнерусских городских общинах XIII-XV вв. складывались «правовые нормы, составившие особую подсистему древнерусского права, которая на сегодняшний день недостаточно изучена, не выявлен круг источников, на которых она основывалась и из которых вырастала, не раскрыты её особенности и пути эволюции»⁴. Это утверждение справедливо и применительно к периоду XVI-XVII вв.

Даже если признать более низкий уровень развития русского городского права XVI-XVII вв. по сравнению с западным, перед его исследованием необходимо обратить внимание на ряд теоретических проблем. Формирование городского права по умолчанию обычно связывают с наличием развитого городского самоуправления противопоставленного верховной власти. Действительно, наиболее отчетливые, обособленные системы городского права рождались в ходе борьбы городов за права. Однако, на наш взгляд, нет неоспоримых оснований считать путь эмансипации единственно возможным способом становления и развития как городского права, так и городского самоуправления. Во-первых, правовые нормы, определяющие городскую жизнь, могли создаваться верховной властью или ее представителями на местах. Важно понять, какую роль играли эти нормы в правовом регулировании городской жизни, каковым был их охват. При этом необходимо учитывать средневековый правовой партикуляризм, сохраняющийся несмотря на процессы централизации и усиления государственной власти. Во-вторых, сам факт наличия выборного самоуправления в России XVI-XVII вв. не подвергается сомнению, хотя вопросы его природы, действенности и широты, конечно, носят дискуссионный характер. Отдельную проблему представляет выделение городского управления из общего массива государственного управления с одной стороны и местного (земского) самоуправления — с другой. Решение этой проблемы — в значительной степени ключ к выявлению особенностей системы городского права в России.

Важнейшими источниками русского права XVI-XVII вв. в самых разных сферах государственно-правового регулирования стали три свода законов: Судебники 1497 и 1550 гг. и Соборное Уложение 1649 г. В том числе все эти акты в различной степени регулировали отношения, связанные с правовым статусом городов, с городским управлением и судопроизводством. Поэтому для характеристики эволюции городского права в XVI-XVII вв. необходимо в первую очередь уделить внимание именно этим источникам. При этом важно понимать, что своды законов не обязательно должны были регулировать все значимые аспекты городского права и управления. Внимание законодателя прежде всего привлекали наиболее значимые отношения — либо отражавшие накопившиеся коренные изменения в определенной сфере, либо требовавшие повышенной правовой охраны. Кроме того, город не всегда выделялся в качестве отдельного объекта регулирования. Так, в обоих Судебниках значительное внимание уделяется местному управлению и суду, а сам город рассматривается в первую очередь как центр уезда.

Судебник 1497 г. стал первым общегосударственным актом, регулировавшим характер наместничьего управления и суда, кормление и аппарат наместника. Показательно, что статьи, посвященные этим проблемам, преимущественно сведены в один блок — ст. ст. 37-45, что далеко не всегда проявляется при регулировании прочих вопросов. Стремление к централизации, отраженное в Судебнике иногда очень буквально⁵, сочетается со стремлением обеспечить противовесы наместничьему управлению, препятствовать злоупотреблениям кормленщиков, а также с пережитками удельного владения и правления городами. Так, ст. 38 требует обязательного участия в суде представителей общины. Ст. 65 предписывает при наличии в городе двух наместников брать пошлины, тем не менее, из расчета на одного с последующим разделом⁶.

Сочетание стремления к объединению и централизации государства с попытками привлечь общины на местах к контролю над наместничьим судом и управлением наиболее ярко проявилось в Судебнике 1550 г. В ст. 62 отражается стремление к унификации системы пошлин, взымаемых наместниками по всей стране — прежде они определялись частными грамотами наместникам⁷. В то же время ст. ст. 62-70 свидетельствуют не просто об участии местных общин в управлении и суде, но и о формировании института выборных должностных лиц от мира. На смену «лучшим людям» приходят целовальники и старосты. Косвенным свидетельством привлечения достаточно широких слоев к управлению и суду на местах служит требование предоставлять копию судебного протокола неграмотным выборным. Само ведение протокола должно было осуществляться земским дьяком. Нормы, нацеленные на расширение местного самоуправления, вели некоторых исследователей к преувеличенным утверждениям, что Судебник 1550 г., в противоположность предшествовавшему, был нацелен на обеспечение децентрализации и «уважение к местным порядкам»⁸. Вероятно, скорее можно говорить об изменившемся балансе межсословных отношений, росте влияния дворянства и городов и стремлении верховной власти на них опереться. Более обоснованной представляется позиция М. Ф. Владимирского-Буданова, видевшего главное назначение наместничьего управления в объединении мест с центром. Само же по себе внутреннее управление на местах должно было находиться в руках выборных⁹.

Источники, однако, свидетельствуют, что выборное самоуправление утверждалось в течение длительного времени. Нормы ст. 68 Судебника 1550 г., требовавшие обязательного избрания старост и целовальников там, где их «наперед сего» не было, повторяются в Судебниках 1589 и 1606-1607 гг.¹⁰ Тем не менее, данные Судебники также фиксируют существенные изменения в правовой и социальной жизни городов. Тот факт, что эти акты либо имели локальное применение (Судебник 1589 г.), либо вообще не вступили в силу (Судебник 1606-1607 гг.), ограничивал внимание к ним исследователей. Между тем в них отразились как новые явления в жизни общества, так и возросший уровень юридической техники. Судебник 1589 г. в первую очередь нацелен на регулирование поземельных отношений на черносошном Севере. Но в нем нашла и явное отражение имущественная и правовая дифференциация городского населения. Так, размер «бесчестья» наиболее привилегированной части посада, гостей больших, в 50 раз превышал компенсацию за бесчестье наименее привилегированной группы — молодчих посадских людей (50 рублей против одного). Последние, в свою очередь, приравнивались по данному критерию к черносошным крестьянам¹¹.

Регулируя вопросы городского самоуправления, его связи с государственной властью, правового положения посадских людей, Судебники оставили неразрешенным клубок сложных противоречий в отношениях между верховной властью, городскими общинами и феодалами — владельцами белых слобод. Соборное Уложение 1649 г. в значительной мере было порождено необходимостью разрешить этот затянувшийся конфликт. XIX гл. Соборного Уложения «О посадских людях» стала первым опытом кодификации норм, регулирующих правовое положение городской общины в России. Можно выделить следующие принципиальные изменения в данной сфере: 1) ликвидация белых слобод и определение в тягло беломестцев (ст. ст. 1-3, 7-8); 2) жесткое и обязательное прикрепление членов общин и их собственности к посадскому тяглу (ст. ст. 13, 18-20, 22-32, 38-39); 3) предоставление посаду исключительных привилегий в сфере ремесла и торговли; почти полная обусловленность торгово-ремесленной деятельности посадским тяглом (ст. ст. 9, 11-12, 17)¹². Принимая данные нормы в собственных фискальных и административных целях, государственная власть учитывала и интересы посадских людей. Но и цена для последних становилась очень высокой: консолидация посада и закрепление за ним особых сословных привилегий сопровождались закрепощением посадского населения, ростом не только имущественной, но и правовой дифференциации внутри общины. Широкие посадские слои стали отстраняться от участия в управлении. Можно вспомнить, что Земский Собор 1648 г. стал последним собором с широким сословным представительством, посвященным урегулированию внутриполитических вопросов.

Поскольку своды законов не регулировали в полной мере правовой статус городов, характер их отношений с государством и феодалами, важное значение, особенно в условиях правового партикуляризма, приобрели территориальные акты государственной власти. Чаще всего такие акты назывались просто грамотами, или царскими грамотами, во многих случаях характеризовались издающей инстанцией как уставные, жалованные, земские и др. При попытке их систематизации историко-правовая наука давно сталкивается с рядом проблем. С дополнительными сложностями связано их выделение в качестве источников городского права. Во-первых, как мы уже видели, город сам по себе обычно не являлся особым объектом регулирования. Даже если город прямо фигурировал в актах, он часто понимался в расширительном значении, вместе с прилегающим уездом. Впрочем, в уставных грамотах, особенно с начала XVII в., объектом регулирования становится и собственно посадская община. Но здесь уже возникает проблема разграничения понятий «город» и «посад». Во-вторых, уже ранние исследователи таких актов обратили внимание на частое несоответствие принимаемых заголовков действительному содержанию грамот¹³. При выделении классификационных критериев нельзя ориентироваться лишь на названия, принятые издающей инстанцией, и формуляр грамоты. В-третьих, значительная часть таких актов носит не нормативно-правовой, а конкретно-распорядительный характер. Тем не менее, не являясь сами по себе источниками права, эти акты могут содержать важную информацию о предмете нашего внимания — правовом регулировании городской жизни. Наиболее ярко это касается пожалований, а также их ограничений и отмены. Исследователи предлагают разные основания выделения и классификации грамот ХVI-ХVII вв.¹⁴ Наибольшего внимания в процессе выявления источников городского права заслуживают уставные грамоты.

Несмотря на принятие в конце ХV — середине ХVI вв. общероссийских сводов законов, уставные грамоты продолжали сохранять важное значение. Судебники изначально не охватывали всех вопросов управления и суда, юридической ответственности и налогообложения. Кроме того, необходимо принимать во внимание, с одной стороны, сохраняющийся правовой партикуляризм, с другой — стремительное развитие общественно-правовых отношений, связанных с формированием сословно-представительной монархии, консолидацией сословий и т. д. В нашем исследовании остро встает проблема выделения в качестве объекта регулирования уставными грамотами городской общины как таковой. Известно, что изначально данные акты распространялись на определенную местность, а город понимался преимущественно в расширительном смысле. Тем не менее, уже в Белозерской уставной грамоте 1488 г. среди ее адресатов-белозерцев указываются горожане — на первом месте перед становыми и волостными людьми. Горожане многократно называются и в качестве участников правоотношений. В целом, их статус приравнивается к статусу всех жителей области, но на этом фоне выделяется одно из положений ст. 8, позволяющее «городьским людем белозерским посажаном» торговать «за озером» по старине, то есть без уплаты пошлин, вводимых для торговцев из других земель¹⁵.

Ярким свидетельством сохранения роли уставных грамот и после принятия Судебников является уставная грамота Перми Великой 1553 г. Грамота была выдана взамен сгоревшей в пожаре. В тексте указываются причины, побудившие пермичей бить челом о повторной выдаче: с отсутствием уставной грамоты связывались злоупотребления со стороны наместников и тиунов — «пермичь продают без суда и без исцов и судят их без целовалников». Грамота регулирует основы местного суда и управления, а также широкий спектр вопросов уголовно-правового, налогового, торгово-промыслового характера. Город и горожане упоминаются в ее тексте, но все же не выделяются в качестве особого объекта регулирования¹⁶.

В начале XVII в. важное значение начинают играть уставные грамоты, адресованные непосредственно городам и даже посадским общинам¹⁷. Такая ситуация лишь отчасти была связана с ослаблением государственной власти в условиях Смуты. В значительной мере уставные грамоты городам стали отражением роста их влияния, развития ремесла и торговли, увеличения податного значения посадов. Так, уставная грамота посадским людям Шуи 1606 г.¹⁸, уставная (а также судная) грамоты Устюжны Железнопольской 1614 г.¹⁹не устанавливали, а подтверждали права городских общин, уже существовавшие по прежним грамотам Ивана IV. Примечательно, что Шуя отказалась от наместничьего управления и суда – в грамоте фигурируют «излюбленные» (выборные) судьи. В Устюжне Железнопольской (важном ремесленном городе, но не центре уезда) сохранился волостель с тиуном. Тем не менее, обе уставные грамоты отражают обширную автономию городских общин. Города активно участвовали в управлении, суде, раскладке и сборе податей, ограждали внутреннюю жизнь общины (запрет незваным являться на братчины, защита от своеволия проезжающих должностных лиц). При этом полномочия волостеля в Устюжне Железнопольской известным образом ограничивались выборными сотскими, целовальниками, земскими дьяками.

Небольшое количество сохранившихся уставных грамот городам тем не менее позволяет сделать вывод, что данные акты могли распространяться в отношении развитых торгово-ремесленных центров Центральной, возможно, Северной России. Преимущественно (но не обязательно) они касались городов, в которых наместничье управление было полностью заменено местным самоуправлением. Отсутствие уставных грамот более позднего периода может свидетельствовать не об ослаблении городского самоуправления, а об ослаблении остроты данной проблемы, особенно по сравнению с проблемой белых слобод. Несмотря на укрепление государственной власти, замену наместничьего управления воеводским и принятие Соборного Уложения, выборы целовальников, автономия городских общин в денежных сборах сохранялись и спустя десятилетия²⁰. М. Ф. Владимирский-Буданов говорит о приближении типа управления в больших городах к муниципальному. Комментируя реформу, проведенную А. Л. Ординым-Нащокиным во Пскове в 1666 г., он отмечает схожесть нового городского устройства с магдебургским²¹. Хотя впоследствии эти преобразования были свернуты, сами тенденции сохранились. Реформы городского управления петровской эпохи вовсе не основывались на пустом месте.

Помимо уставных грамот интерес для исследования русского городского права ХVI-ХVII вв. могут представлять губные, таможенные и, особенно, жалованные грамоты. Губная Соль-Галицкая грамота 1540 г. примечательна тем, что в отличие от большинства других подобных актов адресована непосредственно посадской общине. Как и другие губные грамоты, она наделяет общину правом розыска, суда и расправы над преступниками, предусматривает с этой целью создание штата местных выборных. Показательно, что грамота не только предполагает ведение дел о разбоях земским дьяком, но и привлекает всех грамотных членов общины к утверждению документов²².

Таможенные грамоты как источники городского права интересны тем, что устанавливают льготный режим торговли и взимания пошлин не только для жителей области, но именно представителей конкретной городской общины. Так, уже наиболее ранняя из известных, Белозерская таможенная грамота 1497 г. предоставляет «городцким людем белозерцем и посажаном» право свободной торговли в Белозерской земле обязав их (и дав право) собирать при этом торговые пошлины со всех категорий населения²³. Новгородская таможенная грамота 1571 г. еще более ярко подчеркивает привилегированное положение местной городской общины. Основной таможенный сбор (тамга) «съ Новгородца съ городского человека» (полторы московские копейки с рубля) был почти в три раза меньше сбора, установленного для жителей пригородов и сельской местности (четыре копейки с рубля)²⁴. Очевидно, задолго до предоставления посаду исключительных привилегий в сфере ремесла и торговли по Соборному Уложению, государственная власть достаточно отчетливо понимала экономическое значение городов. Правомерным было бы поставить вопрос и о роли самих городских общин в получении податных привилегий — исследователя не должны смущать даже трагические события в Новгороде за год до принятия таможенной грамоты.

Жалованные грамоты в силу своего значения для феодальной эпохи заслуживают отдельного внимания исследователя городского права. В своей массе они адресовались феодалам-вотчинникам, поэтому вряд ли быть непосредственно включены в систему городского права. В то же время значительное число пожалований осуществлялось на белые слободы, которые вплоть до принятия Соборного Уложения оставались камнем преткновения в отношениях между государством, городскими общинами и феодалами. Отголоском таких пожалований стали царские грамоты городским должностным лицам с требованием не только воздерживаться от определенных действий (не взимать разного рода подати, не требовать исполнения повинностей или же вообще не нарушать жалованной грамоты на слободу), но и предпринимать действия административного характера в интересах вотчинника (например, препятствовать переправе вне установленного места перевоза)²⁵. С 1617 г. государственная власть начинает масштабный пересмотр жалованных грамот с целью окончательной ликвидации тарханов и ограничения сохраняющихся иммунитетов²⁶. Тем не менее, процесс затянулся на десятилетия. На протяжении ХVII в. еще неоднократно осуществлялись активные раздачи жалованных грамот, когда верховная власть стремилась укрепить поддержку со стороны элиты, особенно в ходе присоединения новых территорий²⁷. После принятия Соборного Уложения жалованные грамоты в отношении белых слобод уже не могли выдаваться. Однако упоминание в источниках беломестных дворов (о необходимости их окончательного приравнивания к чернослободским) сохраняется до 80-х гг. ХVII в.²⁸

Выделить в качестве целостной системы русское городское право ХVI-ХVII в. достаточно непросто. Следует признать, что сами правотворцы и правоприменители указанной эпохи задумывались об этой проблеме меньше своих западноевропейских современников. Но в немалой степени сложности выявления русского городского права связаны с недостаточным вниманием историков и правоведов эпох последующих. Мы видим, что уже к началу рассматриваемого периода в источниках права раскрывается устоявшаяся природа местного управления, в том числе с элементами городского самоуправления, определяются механизмы контроля и сдерживания государственной власти на местах общинами, зарождаются основы правового регулирования экономического статуса города. К ХVII в. выделение города в качестве особого объекта правового регулирования, пусть и в условиях роста государственного контроля, становится очевидным. Отдельной проблемой становится вопрос о правосубъектности городской общины. На наш взгляд, источники убедительно свидетельствуют, что формирование целостной системы городского права в России началось задолго до петровских, а тем более екатерининских времен. Недостаточная очевидность особенностей этой системы — аргумент в пользу большего внимания со стороны историко-правовой науки.

---

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1 См., например: Загоскин Н. П. Уставные грамоты XIV-XVI вв. определяющие порядок местного правительственного управления. Вып. 1-2. Казань, 1875; Носов Н. Е. Становление сословно-представительных учреждений в России (Изыскания о земской реформе Ивана Грозного). Л., 1969.

2 Акишин М. О. Реформа Ратуши 1699 г.: проведение и итоги // Меньшиковские чтения. 2012. № 3 (10). С. 9; Лола А. М. Городское право России в эпоху правления дома Романовых // Градостроительство. 2010. № 6. С. 71.

3 Ромашов Р. А. Дисбаланс городского и государственного права в средневековой Руси // Право и государство: теория и практика. 2015. № 12 (131). С. 32—34.

4 Оспенников Ю. В. Об основах городского права Северо-Западной Руси XIII-XV вв. // Право и государство: теория и практика. 2015. № 1 (121). С. 27.

5 Так, ст. 39, регулирующая особенности уголовного процесса на местах повторяет положения ст. 8 — с той лишь разницей, что вместо боярина и дьяка фигурирует наместник и тиун: Судебник 1497 г. // Российское законодательство Х-ХХ вв. М., 1984. Т. 2. С. 55, 59.

6 Судебник 1497 г. // Российское законодательство Х-ХХ вв. М., 1984. Т. 2. С. 59, 62.

7 Судебник 1550 г. // Российское законодательство Х-ХХ вв. М., 1984. Т. 2. С. 109, 151; Носов Н. Е. Становление сословно-представительных учреждений в России. Изыскания по земской реформе Ивана Грозного. Л., 1969. С. 57.

8 Беляев И. Д. Лекции по истории русского законодательства. М., 1879. С. 525.

9 Владимирский-Буданов М. Ф. Обзор истории русского права. Киев, 1900. С. 194.

10 Судебник 1589 г., Сводный Судебник 1606-1607 гг. // Памятники российского права. В 35 т. Т. III. Кн. II. М., 2014. С. 135, 193.

11 Судебник 1589 г. // Памятники российского права. В 35 т. Т. III. Кн. II. М., 2014. С. 130.

12 Соборное Уложение 1649 г. // Российское законодательство Х-ХХ вв. Т. 3. М., 1985. С. 200—208.

13 Загоскин Н. П. Уставные грамоты XIV-XVI вв. определяющие порядок местного правительственного управления. Казань, 1875. Вып. 1. С. 12—13.

14 Ельчанинова О. Ю., Оспенников Ю. В., Ромашов Р. А. и др. Система источников русского права Х-ХVIII вв. Самара, 2014. С. 324—325; Загоскин Н. П. Уставные грамоты ХIV – ХVI вв. определяющие порядок местного правительственного управления. Казань, 1875. Вып. 1. С. 14—16.

15 Белозерская уставная грамота 1488 г. // Российское законодательство Х-ХХ вв. М., 1984. Т. 2. С. 192—195.

16 Уставная грамота Перми Великой 1553 г. //http://zz-project.ru/xvi-vek/259-1553-g-dekabrya-26-ustavnaya-gramota-permi-velikoj

17 Источники свидетельствуют о существовании уставных грамот городам уже во времена Ивана IV, изданных, очевидно, после земской реформы. Однако ни одна из них не сохранилась, и неясно, насколько их содержание изменилось к началу XVII в.

18 Уставная грамота посадским людям города Шуи // Акты, собранные в библиотеках и архивах Российской империи Археографической экспедицией Императорской академии наук (далее – Акты Археографической экспедиции). Т. II. СПб., 1836. № 52. С. 117—121. Грамота дарована Василием Шуйским, но имеет подтвердительную запись Михаила Федоровича.

19 Судная и уставная грамоты Устюжны Железнопольской 1614 г. // Акты Археографической экспедиции. Т. III. СПб., 1836. № 36-37. С. 73—78.

20 Царская грамота Чердынскому воеводе 1677 г. // Акты исторические, собранные и изданные Археографической Комиссией (далее — Акты исторические). Т. V. СПб., 1842. № 16. С. 26.

21 Владимирский-Буданов М. Ф. Обзор истории русского права. Киев, 1900. С. 217.

22 Губная Соль-Галицкая грамота 1540 г. // Акты Археографической экспедиции. Т. I. СПб., 1836. № 192. С. 168—170.

23 Белозерская таможенная грамота 1497 г. // Российское законодательство Х-ХХ вв. М., 1984. Т. 2. С. 204.

24 Таможенная новгородская грамота 1571 г. // Акты Археографической экспедиции. Т. I. СПб., 1836. № 282. С. 320.