Скобелкин О. В.
Научные ведомости Белгородского государственного университета. Серия: История. Политология
Выпуск № 7 (102) / том 18 / 2011

 

Возникновение в Восточной Европе в конце 70-х — 1-й половине 80-х гг. XVI в. нового политического образования — Российского государства, «Русии», «Московии» привело, с одной стороны, к кардинальным изменениям геополитической ситуации на континенте, а с другой — к возникновению в формирующихся структурах нового государства нового типа вооруженных сил. Их специфика обуславливалась теми вызовами, с которыми столкнулось Московское государство на своих границах. Если раньше Московское княжество имело дело лишь с татарами и литовцами, чей военно-технический уровень был практически аналогичен таковому в русских землях и княжествах, то теперь государю «всеа Русии» пришлось выставлять полки против армий государств, до которых уже докатывались волны западноевропейской «военной (или «пороховой») революции»^[1]. Неслучайно поэтому, что уже с первых лет существования Российского государства московские власти стали использовать западноевропейских военных специалистов, и с каждым десятилетием эта практика приобретала все большие масштабы.

В XVII в. практически все западноевропейцы в России назывались «немцы» (единственное число — «немчин»). Так они именуются в документах, составленных в московских приказах, воеводских приказных избах, в отписках полковых воевод. Точно также они называются и в челобитных, которые от их имени писали или русские подьячие, или их товарищи-иностранцы, владевшие русским языком. Единственным, кажется, исключением были очень немногочисленные выходцы из Франции: француза в то время называли обычно «француженин», и очень редко — «немчин». Если в документе указывается, «какой земли» данный иноземец («Аглинской», «Датцкой», «Ирлянской», Шкотцкой» и т. д.), определить его этническую принадлежность несложно. Правда, исключением здесь являются выходцы с территории Империи («Цысарская земля» и «Цысарская область» русских документов), поскольку обилие национальностей среди подданных императора не позволяет отнести «Цысарские земли немчина» к какому-либо определенному этносу. В тех же случаях, когда в источниках упоминание «земли» отсутствует, определение этнической принадлежности служилого иноземца становится попросту невозможным.

Что касается XVI в., то здесь, к сожалению, отечественная источниковая база, содержащая информацию об иноземцах на русской военной службе, чрезвычайно скудна, в силу, прежде всего, того, что материалы делопроизводства до нас практически не дошли. Их отсутствие не могут компенсировать глухие и, как правило, крайне лапидарные упоминания о служилых «немцах» или «фрязах» в летописях и разрядных книгах. В этой ситуации особую ценность приобретают свидетельства иностранцев, побывавших в России в указанный период и включивших в свои сочинения информацию об иноземной составляющей русского войска. Кроме того, ценны эти сочинения еще и тем, что их авторы, рассказывая об иноземцах на русской службе, как правило, указывали либо национальность того или иного лица, либо перечисляли те нации, которые были представлены в иноземной части русского войска.

На русскую военную службу в XVI в. иностранцы попадали четырьмя путями: в мирное время их нанимали заграницей русские дипломаты или же они сами приезжали в Россию с целью поступления на службу; во время же многочисленных войн, в которых Московское государство участвовало в указанный период, эти пути, как правило, оказывались перекрытыми, а иноземцы попадали в состав русского войска, переходя из армии противника на русскую сторону во время боевых действий или поступая на службу, оказавшись в русском плену.

Поначалу из числа западноевропейцев в Россию приглашали почти исключительно итальянцев. Первым таким специалистом следует, наверное, считать знаменитого Аристотеля Фиораванти. Его нанял и привез в Россию русский посол Семен Толбузин в 1475 г.^[2]; о нем как о «мастере Аристотеле из Болоньи» упоминает посетивший Москву в 1476—1477 гг. Амброджо Контарини^[3]. Вслед за Фиораванти для работы в России были наняты Павел (Паоло) Дебоссис, отливший в 1486 г. «пушку велику»; мастер Яков, приехавший в 1490 г. (чьи орудия впоследствии использовались при осаде Смоленска) и венецианец Петр, прибывший в Россию в том же году^[4].

В конце XV в. к итальянцам присоединяются немцы. В 1490 г. с посольством Ралевых приехала «целая свита» итальянских и немецких мастеров. Посольство Ралева и Карачарова в Италию в 1499—1500 гг. одной из целей имело приглашение

иностранных мастеров, которых русские послы привезли в 1504 г.^[5]. Среди всех этих иноземных специалистов были и пушечные мастера-артиллеристы.

Во время русско-ливонской войны 1501—1503 гг. в ходе сражения у оз. Смолин (13 сентября 1502 г.)^[6] на русскую сторону перешел Лукас Хаммерштеттер, командовавший отрядом пехотинцев в войсках Ливонского ордена. По словам Сигизмунда Герберштейна, беседовавшего с ним во время своего второго пребывания в России в 1526 г., он «похвалялся, будто происходит <…> от герцогов брауншвейгских»^[7].

Возможно, что к немцам и итальянцам в начале XVI в. прибавились и шотландцы. В 1507 г. датский король направил в Россию корабль с большим количеством военных грузов, на котором были отправлены в Московию и четверо шотландских мастеров-артиллеристов.^[8] Однако добрались ли они до России и, если да, то чем занимались, остается неясным.

Под 1508/1509 г. одна из разрядных книг упоминает двух итальянских инженеров-фортификаторов: «<…> князь великий <…> Дорогобуж велел делать деревяной и послал с Москвы мастеров, фряз Вартоломея да Мастробона»^[9].

В 1513 г. по распоряжению императора Максимилиана из Любека в Россию морем были отправлены отряд пехоты и нескольких итальянцев, имевших опыт в осаде крепостей^[10]. Пехотинцы, скорее всего, были немцами.

Ситуацию, когда западноевропейцы были представлены итальянцами и немцами, зафиксировал Герберштейн, побывавший в России в 1517 и в 1526 гг.: «Теперь у государя есть пушечные литейщики, немцы и итальянцы, которые кроме пищалей и пушек льют также железные ядра <…>»^[11].

Но, по-видимому, в конце 10-х — 1-й половине 20-х годов XVI в. итальянцы, все-таки, преобладали среди служилых иноземцев; не случайно Франческо да Колло, который находился в России в 1518 г., отметил, что «итальянцев же прежде всех уважают и любят»^[12], а Паоло Джовио, со слов русского посла Дмитрия Герасимова, записал в 1525 г., что именно итальянские мастера отлили множество медных пушек, которые теперь находятся в Кремле»^[13].

Конечно, сведения Герберштейна об этническом составе иноземной части русского войска нельзя считать исчерпывающими. Имперский дипломат упоминает о национальной принадлежности только пушкарей; применительно к другим категориям служилых иноземцев он ничего не говорит об их национальности. В то же время, по данным А. Л. Хорошкевич, этническая картина уже в начале XVI в. была более пестрой: датчане участвовали в обороне Пскова от ливонцев, а в 1513 г. Михаил Глинский нанимал для русского войска воинов в Германии, Польше и Чехии^[14]. Об одном датчанине — адмирале Северине Нордведе (Норби) — рассказывает и Герберштейн. Однако тот, пробыв в России некоторой время, на службу так и не поступил («здесь пользы от него не было никакой») и был отпущен восвояси^[15].

Тем не менее, для первой четверти XVI в., можно, по-видимому, с достаточной долей уверенности утверждать, что среди западноевропейцев на русской службе абсолютно преобладали итальянцы и германцы, а выходцы из других стран и земель Западной Европы, если и были, то, скорее, как единичные исключения из общего правила. Что же касается 2-й четверти столетия, то здесь, к сожалению, в распоряжении исследователя нет источников, которые содержали бы более или менее репрезентативную информацию об иноземцах в русском войске. Лишь во 2-й половине века вновь появляются тексты, позволяющие реконструировать этнический состав иноземцев на русской службе. Анализ этих источников показывает, что на протяжении указанного периода в иноземной части русского войска произошли принципиальные изменения

Во-первых, практически исчезают упоминания об итальянцах. По мнению А. Л. Хорошкевич, связано это было с многочисленными русско-литовскими войнами, которые затрудняли наем военных на Апеннинском полуострове, а также женитьбой польского короля Сигизмунда в 1518 г. на представительнице миланского герцогского дома Сфорца, сделавшей центром притяжения итальянцев Польшу^[16].

Правда, Джованни Тедальди, рассказывавший в 1581 г. Антонио Поссевино о России, говорил, что «всего больше у него (Ивана Грозного — О. С.) итальянцев, которых он зовет фрязями и держит за их искусство; за это, по его словам, он их и любит»^[17]. Тедальди первый раз приехал в Россию в 1551 г. и жил там до 1554 г. Затем, на протяжении последующих десяти или одиннадцати лет, итальянец ненадолго приезжал в Московское государство десять или одиннадцать раз. В момент разговора с Поссевино ему было 78 лет. Учитывая свойства человеческой памяти, можно с достаточной долей уверенности предположить, что основная часть сообщенных им сведений относится к его первой, самой длительной, поездке в Россию, т. е. к 1-й половине 50-х гг. XVI в. Таким образом, обилие итальянцев на службе русского царя, в сравнении с количеством представителей других народов Европы, имело место, скорее всего, в самом начале 2-й половины XVI в.

Какое-то, видимо, очень незначительное, количество итальянцев присутствовало в русском войске и в последующие десятилетия XVI в. Кажется, единственным свидетельством этого служит упоминание Рафаэля Барберини (1565 г.) о двух пленных феррарцах, которые перешли на русскую военную службу и усиленно рекомендовали остаться на службе в России и самому Барберини^[18]. (Возможно, что именно их имел в виду Тедальди, который в качестве подтверждения «любви» Ивана Грозного к итальянцам, привел случай, когда царь «однажды охотно простил каких-то братьев из Феррары, убивших товарища своего старшины»^[19].)

Другой особенностью 2-ой половины XVI в. было резкое увеличение количества выходцев из различных германских государств. Неизвестный автор «Донесения о Московии», сведения которого относятся, в основном, к 1557 г., (т. е., до начала Ливонской войны) говорит, что многочисленная русская артиллерия «ежедневно пополняется немецкими служащими, выписанными сюда на жалование», и что Иван Грозный по военным делам «часто советуется с немецкими капитанами»^[20]. Около двадцати немецких дворян, «знатного рода и хорошего имени» встретил на царском пирув 1565 г. Барберини^[21]. Генрих Штаден, живший в России в 1564—1576 гг., пишет, что «большая часть иноземцев на Москве теперь немцы, черкасские татары и литовцы»^[22]. Сам Штаден, находившийся на русской службе в 1564—1576 гг., тоже был немцем, уроженцем Вестфалии. Иоанн Пернштейн, среди иноземцев, находившихся на службе Ивана Грозного в 1675 г., помимо поляков, называет только немцев^[23]. По некоторым известиям раннего сибирского летописания немцы были даже среди жителей строгановских городков и участвовали в походе Ермака^[24] (хотя, здесь под «немцами» следует видеть, вслед за русскими людьми XVI—XVII вв., скорее всего, западноевропейцев вообще).

А. Л. Хорошкевич полагает, что базой для развития русско-немецких связей служили особенности социально-политического развития России по пути абсолютной монархии, определившего ее враждебность ко всякого рода гуманистическим настроениям, и укрепление контактов с контрреформацией Европы. Сношения с северо-немецкими городами, достигшие своего апогея в 90-х гг. XV в., возобновились после 1509 г. и особенно после 1514 г., в период заключения союза с Тевтонским орденом^[25]. Современник событий Даниэль Принц фон Бухау видел причину в личных пристрастиях Ивана Грозного: «немецких воинов он (Иван Грозный — О. С.) предпочитает всем остальным, и потому, если выходит на войну, особенно много заботится об их наборе и не щадит никаких издержек»^[26]. Однако, представляется, что основной причиной резкого притока германцев в русское войско во 2-й половине XVI в. были Балтийские войны — ливонцы, прежде всего, а также выходцы из других германских государств, служившие в армиях военных противников России, как пленные или как перебежчики попадали сначала в Московское государство, а затем — и на русскую военную службу^[27].

В росписи «береговой» службы 1572 г. указано, что в большом полку, базой которого был Серпухов, «по вестям», т. е. при получении известий о татарской опасности, помимо дополнительных русских контингентов «быти Юрью Францбеку с немцы»^[28]. Юрий Францбек (или, по-другому, Францбеков) русских документов — это Юрген (или Георг) фон Фаренсбах, уроженец области Вик в Ливонии, в 1570 г., будучи главой охраны посольства от дворянских корпораций Вика и Эзеля к Ивану Грозному, был схвачен русскими властями за грабежи населения, привезен в Москву и посажен в тюрьму. Однако, через какое-то время, он был освобожден и принят на русскую службу^[29].

Участвовали западноевропейцы и в знаменитой битве на Молодях в том же, 1572-м, году. В памяти воеводе князю М. И. Воротынскому об организации обороны на Оке, указывалось, что помимо различных категорий русских служилых людей, под его командование направляются и «немцы»; причем, в случае форсирования татарами реки, следовало, для «промыслу» над неприятелем посылать, в том числе и «резвых людей неметцких». В другой памяти, адресованной воеводам М. И. Воротынскому и И. В. Меньшому Шереметеву, говорится: «Царь и великий князь велел с ними (воеводами — О. С.) быть ротмистру Юрью Францбеку, а с ним наемных немец сто человек; ругодевских 100 ч. с Васильем Шараповым и тем наем дати, а корм им покупать»^[30].

(Эти документы Разряда являются черновиками с многочисленными зачеркиваниями, правками и вставками, подчас неразборчивыми^[31]. Учитывая, что знаки препинания при публикации документов XVI в. расставляет публикатор, эта задача сильно усложняется, когда он имеет дело с черновиком. В публикации В. И. Буганова в процитированной мной фразе из памяти Воротынскому и Меньшому Шереметеву точка с запятой поставлена после слов «100 ч.». Однако, на мой взгляд, такое положение этого знака препинания лишает фразу смысла. Именно поэтому я счел возможным поставить точку с запятой после слов « сто человек». В этом случае становится понятным, что речь идет о двух отрядах иноземцев по 100 человек в каждом, один из которых («наемные немцы») «был» с Францбеком, а другой (ругодивские «немцы») — с Шараповым.)

Помимо ругодивских «немцев» в документах о сражении при Молодях в составе русской группировки упоминаются юрьевские немцы, а так же немцы из Вильяна^[32]. Ливонские крепости Нарва (русское название — Ругодив) и Дерпт (русское название — Юрьев Ливонский) были взяты русскими войсками в 1558 г., а Феллин (Вильян) — в 1560 г.^[33]. Следовательно, все эти немцы, сражавшиеся с татарами Девлет-Гирея, были ливонцами.

Летом 1577 г. русским войскам сдался гарнизон ливонской крепости Лужи (Лю- цина). Иван IV «велел лужских немец и их жон и детей и людей, пересмотрив и переписав налицо, отпустить их <…> к Москве. А на Москве их велел <…> разобрав, устроить: которые пригодятца в службу, тех устроить поместьи и деньгами, а которые при- годятца в пушкари и в стрельцы, и тех устроить денежным жалованьем и хлебным»^[34]. Через несколько дней на службу были приняты гарнизоны еще двух капитулировавших крепостей — Режицы (Резикие) и Невгина (Динабурга)^[35], видимо, на тех же условиях. В результате и эти группы ливонцев оказались в составе русского войска.

Особенностью этого периода является также и то, что, в связи с многолетними военными действиями и большим количеством захваченных русскими войсками пленных, которые затем поступали на русскую службу, источники среди всех прочих немцев начинают отдельно выделять лифляндцев, а среди них, в свою очередь, подчас отмечаются курляндцы^[36].

Через русский плен на службу попали Ганс Борк, «который некогда был взят в плен в Лифляндии» и который впоследствии командовал сотней немецких конников у Василия Шуйского и не раз переходил от Шуйского к Болотникову и обратно, а также его товарищ Тоннис фон Виссен, «тоже из старых лифляндских пленников». Наверное, военнопленным был и Лас Вейго, «ротмистр из числа немецких военачальников, живших в городе Туле, по большей части ливонцев, пленных немцев и курляндцев», который, по словам Конрада Буссова, в марте 1606 г. на короткое время занял, было, Кромы^[37].

Третьей особенностью второй половины XVI столетия было то, что на русской военной службе появились представители ряда новых национальностей, которых до этого в России, по-видимому, не было. Причиной тому также были Ливонская и другие Балтийские войны той эпохи.

Весной 1574 г. во время осады крепости Везенберг многонациональным шведским войском, произошел кровавый конфликт между немцами и шотландцами, стоивший жизни многим сотням солдат и офицеров. В результате множество шотландцев

перебежало к русским, сидевшим в осажденной крепости^[38]. Подобным же путем, по сведениям Джерома Горсея, оказалась на русской службе группа иностранцев, которые до перехода служили в шведском войске. В эту группу входило не менее десятка человек (среди них только шотландцев было семеро), и состояла она, как минимум, из шведов и шотландцев^[39]; возможно в нее входили наемники и других национальностей.

Горсей также сообщает, что во время военных действий против шведов в Ливонии русские захватили «много пленных, которых царь отсылал в отдаленные места страны. Там были лифляндцы, французы, шотландцы, голландцы и небольшое число англичан». Все они впоследствии поступили на русскую службу. Кроме того, автор «Путешествий сэра Джерма Горсея» зафиксировал присутствие шведов, голландцев и шотландцев в войсках, направляемых против крымских татар^[40]. Так, через плен в число служилых иноземцев попал швед Лоренц Бьюгге (Лауренс Буйк), который «приведен был в Москву пленником из Ливонии при тиране Иване Васильевиче» и к 1607 г. «больше 30 лет жил в России»^[41].

Джильс Флетчер, побывавший в России в 1588—1589 гг., отметил наличие «иноземных наемных солдат, как-то: поляков, шведов, голландцев, шотландцев, и проч. <…> голландцев и шотландцев около 150; греков, турок, датчан и шведов, составляющих один отряд, в числе 100 человек или около того»^[42].

Некоторые сведения о появлении новых национальностей среди иноземцев на русской службе во 2-й половине XVI в. можно найти и в русских документах, но уже следующего XVII столетия.

В 1623/24 г. в ведомстве патриарха Филарета рассматривались просьбы служилых иноземцев, желавших перейти в православие, а сами они допрашивались. Подобное происходило и до и после указанного года, но именно от «132-го» года сохранились расспросные речи этих иноземцев, в которых содержатся данные о том, когда (а порой — и как) они сами или их родители оказались в России. 13 ноября 1623 г., 8 февраля и 23 мая 1624 г. иноземцы показали: московский кормовой немчин Адам Матвеев сын Кляусов — «отец де его выехал из Лифлянт при царе Борисе, а он де родился здесь на Москве»; швед Яков Семенов — «выехал при царе Борисе»; «Цысарской земли» Некрас Толмачов — «выехал блаженные памяти при царе Иване Васильевиче всеа Русии»; шотландец Яков Лунев — «отец де ево выехал из Шкотцкие земли блаженные памяти при царе Иване Васильевиче всеа Русии, а он де здесь на Москве родился»^[43].

Таким образом, в перечень народов Западной Европы, чьи представители были на военной службе в России во 2-й половине XVI в. следует, помимо многочисленных выходцев из различных германских государств и земель (в том числе и с территории Империи) и немногих итальянцев, включить англичан, голландцев, датчан, французов, шведов и шотландцев.

 

---

¹ Подробнее об этом см.. например: Ayton A., Price J. L. Introduction: The Military Revolution from a Medieval Perspective // The Medieval Military Revolution: State, Society and Military Change in Medieval and Early Modern Europe. London; N.Y., 1998. P. 1–22; Jones C. New Military History for Old? War and Society in Early Modern Europe // European Studies Review. 1982. Vol. 12. Num. 1. P. 97–108; Parker G. The military
revolution: military innovation and the rise of the West, 1500-1800. Cambr.; N. Rochelle; Melbourne; Sydney, 1988.

² Хорошкевич А. Л. Русь и Крым. От союза к противостоянию. Конец XV — начало XVI вв. М., 2001. С. 82.

³  Контарини А. Путешествие в Персию//Барбаро и Контарини о России. М., 1971. С. 227.

⁴ Хорошкевич А. Л. Русское государство в системе международных отношений конца XV — начала XVI в. М., 1980. С. 238—239; Зимин А. А. Россия на рубеже XV-XVI столетий: (Очерки социальнополитической истории). М., 1982. С. 48-49, 74-75. А. А. Зимин полагал, что мастер-оружейник венецианец Пьетро прибыл в Россию в 1494 г. (Там же. С. 74-75.)

⁵ Хорошкевич А. Л.: 1) Русь и Крым. С. 83—84; 2) Русское государство. С. 239; Зимин А. А. Россия на рубеже XV—XVI столетий. С. 48-49, 180.

⁶ Казакова Н. А. Русско-ливонские и русско-ганзейские отношения. Конец XIV — начало XVI в. Л., 1975. С. 232—233.

⁷ Герберштейн С. Записки о Московии. М., 1988. С. 198.

⁸ Казакова Н. А. Указ. соч. С. 303; Хорошкевич А. Л. Русское государство … С. 39—40, 239.

⁹ Разрядная книга 1475—1598 гг. М., 1966. С. 43.

¹⁰  Зимин А. А. Россия на пороге нового времени. (Очерки политической истории первой трети XVI в.) М., 1972. С. 153.

¹¹  Герберштейн С. Указ. соч. С. 116.

¹²  Колло Ф. да. Доношение о Московии. М., 1996. С. 58.

¹³  Иовий П. Посольство от Василия Иоанновича, великого князя Московского, к папе Клименту VII //Библиотека иностранных писателей о России. СПб., 1836. Отд. 1.Т. 1. С. 54.

¹⁴  Хорошкевич А. Л. Русское государство … С. 233.

¹⁵  Герберштейн С. Указ соч. С. 108; 315, прим. 301.

¹⁶  Хорошкевич А. Л. Русское государство … С. 226.

¹⁷   Известия Джиованни Тедальди о России времен Иоанна Грозного, [записанные с его слов А. Поссевином]. СПб., 1891. С. 18.

¹⁸  [Барберини Р.] Путешествие в Московию Рафаэля Барберини в 1565 году // Сын отечества. 1842. № 6. Отд. 1.С.5.

¹⁹  Известия Джиованни Тедальди. С. 18.

²⁰  Донесение о Московии второй половины XVI века. М., 1913. С. 15.

²¹  [Барберини Р.] Путешествие в Московию Рафаэля Барберини в 1565 году // Сын отечества. 1842. № 7. Отд. 1. С. 18.

²²  Штаден Г. Записки немца-опричника. М., 2002. С. 84.

²³  Пернштейн И. Донесение о Московии Иоанна Пернштейна, посла императора Максимилиана при московском дворе в 1575 году. М., 1876. С. 17.

²⁴  СолодкинЯ. Г. Выходцы из Речи Посполитой в Сибири на рубеже XVI—XVII вв. // Вопр. истории славян. Воронеж, 2001. Вып. 15. С. 93.

²⁵  Хорошкевич А. Л. Русское государство … С. 226.

²⁶  Даниил Принц из Бухова. Начало и возвышение Московии. М., 1877. С. 31.

²⁷  Подробнее о влиянии войн 2-й половины XVI в. на ситуацию с иноземцами на русской службе см.: Скобелкин О. В. Ливонская война и западноевропейцы в русском войске // Балтийский вопрос в конце XV-XVI в. М., 2010. С. 207-220.

²⁸  Разрядная книга 1475-1598 гг. М., 1966. С. 247; Разрядная книга 1475-1605 гг. М., 1982. Т. 2, ч. 2. С. 309.

²⁹  Опарина Т. А. Род Фаренсбахов в XVI веке // Человек в пространстве и времени культуры. Барнаул, 2008. С. 50-51, 53.

³⁰  Документы о сражении приМолодях // Исторический архив. 1959. № 4. С. 169, 171,173.

³¹  См.: Буганов В. И. [Предисловие к публикации] // Документы о сражении при Молодях // Исторический архив. 1959. № 4. С. 167

³²  Документы о сражении при Молодях//Исторический архив. 1959. № 4. С. 173,175.

³³  Хорошкевич А. Л. Россия в системе международных отношений середины XVI в. М., 2003. С. 216-217, 218, 244

³⁴  Разрядная книга 1475-1605 гг. М., 1982. Т. 2, ч. 3. С. 503-506

³⁵  Зимин А. А. В канун грозных потрясений: Предпосылки первой Крестьянской войны в России / А. А. Зимин. М., 1986. С. 48

 

³⁶  Горсей Дж. Путешествия сэра ДжеромаГорсея // Горсей Дж. Записки о России. XVI — начало XVII в. М., 1991. С. 69—70; [Смит Т.] Сэра Томаса Смита путешествие и пребывание в России. СПб., 1893. С. 69—70.

³⁷  Буссов К. Московская хроника, 1584—1613. М.; Л., 1961. С. 149, 91.

³⁸  Ноздрин О. Я. Шотландский фактор Ливонской войны //Балтийский вопрос в конце XV-XVI в. М., 2010. С. 224-225.

³⁹  Горсей Дж. Указ. соч. С. 107.

⁴⁰  Горсей Дж. Указ. соч. С. 69, 70.

⁴¹  Петрей П. История о великом княжестве Московском //О начале войн и смут в Московии. М., 1997. С. 343.

⁴²  Флетчер Дж. О государстве русском. М., 2002. С. 66, 87.

⁴³  Расспросные речи иноземцев и русских, возвратившихся из плена, присланных из Разряда в Патриарший дворцовый приказ для допросов // Русская историческая библиотека, издаваемая Археографическою комиссиею. СПб., 1875. Т. 2. № 166. Стб.609, 615, 639—640.