Автор: Виноградов А.В.
Журнал: Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского 2017
Фигура Богдана Яковлевича Бельского давно привлекает к себе внимание историков. Биография этого государственного деятеля поражает чередой взлетов и падений, связанных с судьбоносными событиями отечественной истории. «Фаворит» Ивана Грозного и видный деятель последних лет его правления, он после известных событий 1584 года удаляется из Москвы и отправляется на воеводство в Нижний Новгород «без явных следов видимой опалы и даже с сохранением чина оружничего» [1, с. 30]. В качестве воеводы в Нижнем Новгороде он упоминается в разрядах под 7092 (1583/84) и под 7093 (1584/85) г. [2, с. 29; 3, с. 349]. Далее в служебной карьере Б.Я. Бельского следует перерыв. А.П. Павлов обратил внимание на то, что в боярском списке 1588/89 г. над именем Бельского стоит помета «в деревне» [1, с. 38]. Видимо, в это время он уже не воеводствовал в Нижнем Новгороде. Затем к 1591 году следует его возвращение в Москву и участие в ряде военных кампаний. При отражении крымского нападения в июле 1591 года он назначен быть в «прибыльных воеводах» в большом полку под командованием князя Федора Ивановича Мстиславского [2, с. 212]. В декабре 1591 года он назначен быть «с нарядом» также в большом полку в кампании против шведов [4, с. 11]. При этом по записям в разрядах он не теряет чин оружничего, но не упоминается как думный дворянин.
Далее в разрядах Богдан Яковлевич появляется в 1593 г. в качестве второго «разменного» посла для проведения посольского размена и съезда под Ливнами с крымцами [4, с. 47]. Первым послом был назначен князь Федор Иванович Хворостинин, получивший в связи с этим чин боярина, к тому времени уже видный представитель московской политической элиты, принадлежавший, как отмечает А. П. Павлов, к «не слишком знатной фамилии из рода ярославских князей (возвышенной в годы опричнины)», но пользовавшейся явным доверием всесильного «государева слуги» Бориса Федоровича Годунова [1, с. 41-42]. Послам придавался дьяк Дорофей Бохин. Внесение этой дипломатической миссии в расширенную редакцию разрядов -несомненное подтверждение ее важности. Об этом же свидетельствует перечень в разрядах приданных послам (по традиции первому послу) голов: «Тово же году послал государь на Ливны против крымских послов на розмену боярина князя Федора Ивановича Хворостинина да оружничего Богдана Яковлевича Бельсково; а головы у боярина у князь Федора Хворостинина были: князь Василий Щетинин, да Ортемий Васильев сын Измайлов, да Олексей Петров» [2, с. 47].
Осенний посольский размен и съезд под Ливнами 1593 года был кульминацией сложной дипломатической игры, происходившей между Москвой и Бахчисараем с момента водворения на крымском престоле хана Гази-Гирея II весной 1588 года. Речь шла не просто об обмене посольствами с «сопутствующими» переговорами, как это уже имело место при Иване Грозном в 1578 и 1582 г. Решался вопрос об окончательном урегулировании ситуации, связанной с длительным пребыванием на территории Русского государства претендентов на крымский престол – сыновей хана Мухаммед-Гирея II Сеадет-Гирея и Мурад-Гирея [5, с. 274-299]. Оба «царевича»-султана оказались в южных пределах Русского государства еще на рубеже 1584/85 г. после неудачной попытки захвата ими Крыма. Эти события явились одним из этапов длительной борьбы за крымский престол, происходившей в течение 1577-1588 гг. и известной в историографии как «династический кризис Гиреев» или как «кризис наследования ханской власти в Крыму в 1577-1588 гг. [6, с. 220-254]. В русской посольской документации эти события в конечном итоге получили именование «ссора великая в Крымском юрте» [7, с. 60; 8, с. 75]. Длительная борьба за престол между сыновьями Девлет-Гирея I началась в Крыму еще в последние годы его жизни. Летом 1577 г. после кончины хана ситуация с престолонаследием едва не привела к открытой борьбе между старшим сыном и наследником хана Мухаммед-Гиреем и его братьями. Конфликт был предотвращен благодаря позиции Порты, стремившейся сохранить военный потенциал Крыма для войны с Сефевидами. Тем не менее именно ход ирано-турецкой войны во многом спровоцировал дальнейшее развитие династического кризиса. В начале 1584 года хан Мухаммед-Гирей II был свергнут своим братом Алп-Гиреем при поддержке османов, которому, тем не менее, не удалось получить вожделенный бахчисарайский престол. Новым ханом Порта поставила другого брата Мухаммед-Гирея II – Ислам-Гирея II.
Летом 1584 г. сыновья Мухаммед-Гирея II при поддержке части крымской знати, и в первую очередь карачабека крымских мангытов Есинея «Дивеева» (сына Дивея, знаменитого приближенного и полководца Девлет-Гирея I, попавшего в плен в битве при Молодях летом 1572 г.) и его брата Арсланая, сумели занять Крым. Ислам-Гирей II бежал в Кафу под защиту османов. В Бахчисарае водворился старший сын Мухаммед-Гирея II Сеадет-Гирей. Через два месяца мятежники были разгромлены прибывшими в Крым османскими войсками и со своими сторонниками вновь бежали с территории полуострова. Водворившись в причерноморских степях мятежные Гиреи намеревались продолжить борьбу за престол, но вскоре вынуждены были отступить в Закавказье. Далее они запросили помощи Москвы. В конечном итоге летом 1586 года один из «царевичей» -Мурад-Гирей водворился в Астрахани, где предполагалось начать подготовку к его походу на Крым. На самом деле планы инициировавшего «астраханский проект» Б.Ф. Годунова предполагали не столько водворение «своего» хана на крымском престоле, сколько усиление позиций Москвы на Кавказе и у Больших Ногаев. После смерти в 1587 году «хана в изгнании»
Сеадет-Гирея II Мурад-Гирей стал основным «московским» претендентом на крымский престол. С приходом к власти в Крыму весной 1588 г. хана Гази-Гирея II, одного из младших братьев ханов Мухаммед-Гирея II и Ислам-Гирея II (после внезапной кончины последнего), между Москвой и Бахчисараем начинаются переговоры об условиях возвращения Мурад-Гирея в Крым, которые не приводят к результату [9, с. 17-46]. Б.Ф. Годунов не желает расставаться с претендентом на крымский престол, обусловливая его возвращение заключением союзного договора между двумя государствами, что не отвечало интересам Порты. Ситуация стала приобретать тупиковый характер, когда весной 1591 года Мурад-Гирей внезапно скончался в Астрахани, вероятно, отравленный ногайскими мурзами в качестве мести за ужесточение при его активном участии военно-политического контроля над ними со стороны Москвы. Смерть «царевича» явилась предлогом для осуществления летом 1591 года ханом Гази-Гиреем II своего знаменитого похода на Русское государство.
Провал похода еще более осложнил ситуацию в русско-крымских отношениях. После смерти Мурад-Гирея в Русском государстве продолжала пребывать его вдова Ертуган, дочь знаменитого ногайского бия Гази, основателя «Казыева улуса». До этого она была женой брата Мурад-Гирея Сеадет-Гирея II. Мурад-Гирей женился на ней по смерти брата по обычаю левирата. Все дети Ертуган, родившиеся от ее браков с братьями Гиреями в Русском государстве к 1593 году, умерли [10, с. 59]. Однако от брака с Сеадет-Гиреем имелся сын Девлет-Гирей, пребывавшей все это время у родственников Ертуган, ногайских «князей мангытских» -«Дивеевых», активных участников крымской «ссоры». К 1593 году Арсланай «Дивеев», еще весной 1588 г. поддержавший хана Гази-Гирея II, был официально призван им стать опекуном племянника. Как старший представитель династии (старший внук Девлет-Гирея I), Девлет-Гирей мог в случае гибели или «просто» свержения Гази-Гирея II занять бахчисарайский престол. Ертуган, естественно, стремилась вернуться к сыну. Однако ее возвращение обусловливалось Годуновым только как часть общего урегулирования отношений между Москвой и Крымом. Другую проблему создавало пребывание на территории Русского государства приближенных Сеадет-Гирея II и Мурад-Гирея, частично принадлежащих к высшей крымской знати. Их возвращение в Крым в свите Ертуган также мыслилось Годуновым в контексте общего урегулирования русско-крымских отношений. При этом Борис Федорович предполагал оставить у себя наиболее знатных и влиятельных «эмигрантов».
Данные вопросы были в центре происходивших с осени 1591 года по осень 1593 года русско-крымских переговоров как в Москве, так и в Бахчисарае [11, с. 18-50]. Ключевую роль в них играл аталык (воспитатель) сыновей Ертуган от Сеадет-Гирея II и Мурад-Гирея Ямгурчей. После смерти Мурад-Гирея Ертуган отправила его с согласия русских властей из Астрахани в Крым к хану Гази-Гирею II. Последний, оценив связи Ямгурчея аталыка в Русском государстве, уже осенью 1591 года направил его к Б.Ф. Годунову в качестве личного эмиссара. Однако первая миссия Ямгурчея аталыка оказалась неудачной. Ситуация стала меняться только после отправления Годуновым в Крым посланника С.В. Безобразова, которому удалось договориться об условиях возвращения Ертуган.
Наконец летом 1593 г., в ходе второй миссии в Москву эмиссара хана Ямгурчея аталыка, в результате его переговоров лично с Б.Ф. Годуновым была достигнута окончательная договоренность о возвращении в Крым «царицы» Ертуган и лиц из окружения ее покойного мужа Мурад-Гирея. Возвращение «царицы» должно было сопровождаться обменом посольствами [12, с. 67-70]. Московское посольство должно было заключить очередной русско-крымский договор. Этому должна была сопутствовать выплата «поминок» хану и оставшимся лояльным ему представителям династии Гиреев, прежде всего непосредственно членам его семьи, и «жалования» крымской знати. Кроме того, хан требовал выделения Москвой т.н. «запросных денег», запрашиваемая сумма которых намного превосходила сумму официальных «поминок».
Крымское посольство в Москву возглавил Ен Маметь «князь» Ширинский, представитель младшей ветви могущественного крымского рода Ширинов. Ответственным за проведение посольского размена и съезда хан назначил Ахмед-пашу «князя Сулешева» из рода беков Яшлавских. Эта крымская фамилия традиционно стремилась к контролю над «московским направлением» крымской внешней политики, отстаивая свое наследственное «амиатство» -посредничество в осуществлении русско-крымских дипломатических «ссылок» [13, с. 2673]. Содействие «доброму делу» сопровождалось по традиции предоставлением представителям этой семьи, задействованным в «ссылках» с Москвой, значительного «жалования» как в денежном, так и в материальном эквиваленте. У Годунова имелись «рычаги влияния» на Ахмед-пашу: в Москве находились два его брата – перешедший на сторону Сеадет-Гирея и Мурад-Гирея бывший посол хана Мухаммед-Гирея II к Ивану Грозному Янша-мурза и захваченный при не совсем ясных обстоятельствах Ибрагим-паша-мурза. Кроме того, в Москве был задержан отправленный в качестве гонца от хана Гази-Гирея II племянник Ахмед-паши Аллабердей-мурза [14, с. 403-416]. Ахмед-паше придавались представители всех основных крымских кланов, которые должны были контролировать его действия. Среди них было много родственников бывших приближенных Мурад-Гирея, которые должны быть отпущены вместе с «царицей» Ертуган. Ситуация в правящих верхах Крыма была непростая: все влиятельные кланы крымской знати имели счеты по отношению друг к другу в ходе «ссоры великой в Крымском юрте», сопровождавшейся зверскими расправами победителей со сторонниками свергнутых ханов. Представители крымской знати не питали «добрых чувств» к ханскому эмиссару Ямгурчею аталыку. Последний не усердствовал в уговорах вернуться приближенных Мурад-Гирея, с которыми он был связан тесными личными отношениями.
Обе стороны не доверяли друг другу, но затягивать решение вопроса об урегулировании сложившийся ситуации было нельзя. Порта требовала участия хана Гази-Гирея II в военных действиях против австрийских Габсбургов в Центральной Европе. В случае «саботирования» фирмана султана Гази-Гирей мог лишиться престола. Выступать в поход без решения вопроса о возвращении «царицы» и крымской эмиграции было опасно: противники могли использовать это как показатель его слабости. К тому же хан нуждался в деньгах для организации похода. Со своей стороны, Борис Федорович Годунов вел сложную дипломатическую игру. Его переговоры с ханским эмиссаром шли одновременно с переговорами с послом иранского шаха Хосровом и имперским послом Н. Варкочем [15, с. 407-413]. Рассматривался вопрос участия Русского государства в антиосманской коалиции. В этой ситуации вопрос об урегулировании отношений Москвы и Бахчисарая имел особое значение. Годунова устраивали два варианта развития событий. В случае заключения соглашения с Гази-Гиреем II и долговременного отвлечения сил крымской орды в Центральную Европу обеспечивалась безопасность южных границ Русского государства. В случае смещения хана Портой, либо ко времени проведения посольского размена и съезда, либо ко времени прибытия московского посольства в Крым Москва могла предоставить военно-политическую поддержку Гази-Гирею II, что вернуло бы ситуацию к периоду 1586-1591 гг.
Сам хан изложил эту просьбу в «тайном» послании, врученном Годунову его эмиссаром. Эти переговоры велись Б. Ф. Годуновым с Ямгурчеем аталыком в строгой секретности и именовались в русской посольской документации «тайным делом». Подготавливаемому к отправлению посольству во главе с князем М.А. Щербатовым были даны два «наказа» – обычный и «тайный» на случай свержения Гази-Гирея II.
Естественно, что Порта пристально следила за ходом русско-крымских переговоров и вообще проявляла внимание к дипломатическим контактам Москвы с Габсбургами и Сефевидами. Тем же летом 1593 г. эмиссар Порты Резван чавуш уже вступил в пределы Русского государства. Его сопровождал возвращающийся из Стамбула посол Г. Нащокин. Годунов, однако, затягивал приезд османского эмиссара в Москву для завершения переговоров с иранским и имперским послами и разрешения ситуации с проведением посольского размена и съезда с крымцами.
Таким образом, посольская миссия, в которой должен был участвовать Б.Я. Бельский, имела исключительное значение.
К этому времени в ходе как официальной, так и неофициальной переписки Гази-Гирея II с Б.Ф. Годуновым определилась форма посольского размена и съезда, которая предполагала не просто традиционный размен посольств в присутствии эмиссаров с обеих сторон и «сопутствующие переговоры», а заключение предварительного русско-крымского договора. Договор должны были утвердить «разменные посолы» обеих сторон. Крымские эмиссары должны были совершить церемонию принесения шерти (от арабского шарт – «договор – соглашение») и вручить после этого крымский противень договора русским «разменным» послам. Русские «разменные послы», со своей стороны, должны были «целовать крест» на своем противне и вручить его крымцам. Текст договора составлялся в Москве и был согласован с находящимися там крымскими дипломатами. Правда, Хворостинину и Бельскому предписывалось по возможности избежать акта «крестоцелования» на русском противне предварительного договора. Желательно было ограничится принесением шерти Ахмед-пашой и эмиссарами крымской знати.
Следует отметить что при предполагаемых в течение 1590-1591 гг. посольских разменах с санкции Годунова «разменными» послами назначались представители московской политической элиты, непосредственно задействованные в посольских «ссылках» с Крымом. Летом 1590 года в Крым было снаряжено посольство казначея Ивана Васильевича Траханиотова и дьяка Афанасия Демьянова [16, л. 287 об.]. Разменными послами были назначены окольничий Семен Федорович Сабуров-Годунов и думный дворянин Роман Михайлович Пивов: «были на розмене воеводы Семен Федорович Сабуров да Роман Пивов» [17, с. 223]. Размен был сорван тогда крымской стороной, однако Гази-Гирей II выразил готовность провести его повторно в ближайшее время. После возвращения из-под Ливен посольство было переформировано, а «разменные» послы сменены. В марте 1591 года при первом предполагаемом отправлении посольства князя Меркурия Александровича Щербатова разменными послами были назначены окольничий Семен Федорович Сабуров-Годунов и думный дворянин Деменьша Иванович Черемисов [16, л. 169 об.]. Выбор Семена Федоровича Сабурова-Годунова в обоих случаях объяснялся его родственными связями с всесильным «государевым слугой». Выбор Романа Михайловича Пивова летом 1590 года объяснялся его длительным пребыванием при Мурад-Гирее в Астрахани, куда он был отправлен вместе с ним еще летом 1586 г. [2, с. 88]. Летом 1590 года русская сторона предполагала отпустить «царевича» в Крым в ходе посольского размена, однако только при условии заключения Крымом военного союза, направленного против Речи Посполитой, что было неприемлемо для Гази-Гирея II и собственно и привело к срыву предполагаемых под Ливнами переговоров.
Весной 1591 года вопрос о «отпуске» Мурад-Гирея был снят, и это повлекло за собой приостановку отправления посольства князя М.А. Щербатова и смену «разменных послов».
Деменьша Иванович Черемисов в качестве думного дворянина участвовал в церемониальной части приема крымских гонцов Джан-паши-мурзы в июле 1585 г., Иссея в октябре 1586 г., Асана-мурзы в феврале 1588 г. и вновь Иссея в январе 1591 г. [18, л. 33, 77 об., 143 об.; 16, с. 12]. Помимо этого, как «выдвиженец» Ивана Грозного он имел большой дипломатический опыт еще с конца 70-х гг., причем в ряде случаев его коллегой при переговорах с польско-литовскими дипломатами был Б.Я. Бельский. Таким образом, в 1590-1591 гг. первый «разменный» посол был лицом, пользовавшимся доверием Б.Ф. Годунова, а второй был непосредственно связан с крымскими делами. В октябре 1593 года назначенный первый «разменный» посол князь Федор Иванович Хворостинин, несомненно, пользовался доверием Годунова. При этом он практически не имел опыта ведения переговоров с крымскими дипломатами и привлекался только к церемониальной части приема Мурад-Гирея летом 1590 г. в Москве [2, с. 166]. Собственно говоря, он вообще не имел дипломатического опыта.
В этих обстоятельствах назначение именно Б.Я. Бельского вторым «разменным послом» выглядело неожиданным.
Впрочем, Богдан Яковлевич Бельский в той или иной степени был осведомлен о «перипетиях» отношений Москвы с Бахчисараем. До событий 1584 года эта осведомленность проистекала из самого его положения, когда, по общему мнению, сложившемуся в отечественной историографии, наиболее четко сформулированному А.П. Павловым, «когорта худородных думных дворян во главе с Богданом Бельским реально заправляла делами в государстве и пользовалась наибольшим доверием царя» [1, с. 28]. Напомним, что влияние Б. Я. Бельского на царя в последние годы жизни Грозного оспаривалось, по общему мнению, только одним лицом – Афанасием Федоровичем Нагим. Последний, как известно, был наиболее компетентен именно в крымских делах ввиду своего десятилетнего пребывания там в качестве посла. Неудивительно, что именно А.Ф. Нагой в последние годы жизни Грозного непосредственно участвовал в приеме крымских дипломатов. Про Бельского этого сказать нельзя.
Как известно, в последние годы жизни Ивана Грозного Богдан Яковлевич неоднократно привлекался им к посольским делам. В январе 1578 г. он вел переговоры с польско-литовским посольством С. Крайского, М. Сапеги и Ф. Скумина-Тыкевича в Москве в составе ответной комиссии думных чинов [19, с. 347 об.; 20, с. 749].
В сентябре 1581 года вновь в составе комиссии думных чинов он вел переговоры в Старице с папским эмиссаром Антонио Поссивино [21, с. 203]. В июне 1582 года в Москве вновь в составе аналогичной комиссии Богдан Яковлевич ведет переговоры с польско-литовским посольством Я. Заберизинского, причем это зафиксировано не только в посольской документации по связям с Польско-Литовским государством, но и в разрядах [22, с. 151; 23, с. 223]. Тогда же в июне 1582 г. на аудиенции этого посольства у Ивана Грозного Бельский, как известно, стоял выше рынд по правую руку от государя [22, с. 140 об.].
В историографии неоднократно отмечалось, что Бельский многократно принимал участие в обсуждении внешнеполитических вопросов как официально в составе думных чинов, так и полуофициально в кругу ближайших советников царя. При этом, исходя из сохранившихся источников, Богдан Яковлевич был задействован прежде всего «на западном направлении» московской внешней политики. К крымским делам официально он никогда не привлекался. Во всяком случае, сохранившееся посольское делопроизводство по связям с Крымом этого периода его участия в приеме крымских дипломатических представителей как в деловой, так и в церемониальной части не фиксирует. Между тем практика привлечения думных чинов к посольским делам во многом исходила из их осведомленности о конкретном состоянии «ссылок» с теми государствами или государственными образованиями, куда они отправлялись с дипломатическими миссиями или привлекались к приему прибывших оттуда дипломатов.
Правда, Богдан Яковлевич и до своего пребывания на воеводстве в Нижним Новгороде в период между 1584 г. и 1588 г. и, что более важно, в 1591-1593 гг. имел возможность общаться еще со времени своего «восхождения» в конце 70-х гг. со своими товарищами по службе, непосредственно задействованными на крымском направлении. «Ближний круг» государя – курия думных дворян наиболее активно использовалась им на ключевых польско-литовском и крымском направлениях внешней политики. Об этом, в частности, свидетельствует перечень «дворян в думе» особого двора Ивана Грозного в известном исследовании С.П. Мордовиной и А.Л. Станиславского [24, с. 157]. Из шести этих лиц – А.Ф. Нагого, М.А. Бензина, Д.И. Черемисова, Б.В. Воейкова, И.П. Татищева и В.Г. Зюзина (помимо самого Б.Я. Бельского) в «ссылках» с Крымом в конце 70-х гг. были непосредственно задействованы А.Ф. Нагой и B.Г. Зюзин. Афанасий Федорович Нагой руководил в конце 1579 – начале 1580 г. переговорами с крымским посольством Араслана-мурзы Яшлавского-«Сулешева» [25, с. 2]. В.Г. Зюзин в сентябре 1578 г. являл на аудиенциях всех прибывших крымских гонцов и посла Араслан-мурзу Яшлавского-«Сулешева» [26, с. 357, 359, 360 об., 410 об., 422]. Тогда же он вел переговоры с крымцами в составе ответной комиссии думных чинов [16, с. 410 об.]. Интересно, что в начале того же 1578 г. В.Г. Зюзин вместе с Б. Я. Бельским вел переговоры в составе ответной комиссии с польско-литовским посольством C. Крайского, М. Сапеги и Ф. Скумина-Тыкевича [19, с. 347 об.]. Однако и А.Ф. Нагой и В.Г. Зюзин к этому времени давно сошли со сцены. В.Г. Зюзин попал в опалу уже к 1582 году. А.Ф. Нагой лишился своего положения сразу же после смерти Ивана Грозного, причем с гораздо худшими, чем для Б.Ф. Бельского, последствиями.
После смерти Грозного контроль над осуществлением внешней политики Русского государства, в том числе и на «крымском направлении», взял на себя Б.Ф. Годунов, которому беспрекословно повиновался Посольский дьяк А.Я. Щелкалов, зачастую третируемый в 7080-х гг. А . Ф. Нагим и Б. Я. Бельским.
Однако Годунов во второй половине 80-х -начале 90-х гг. использовал в посольских делах «выдвиженцев» Ивана Грозного.
После ссылки Бельского при дворе продолжали служить думные дворяне М.А. Бензин, Р.В. Алферьев, Р.М. Пивов, Д.И. Черемисов и И.П. Татищев, хотя, как отмечает А.П. Павлов, «положение худородных выдвиженцев Грозного явно переменилось и они не пользовались уже былым влиянием в государстве» [1, с. 30-31].
Как мы видели, из их числа думный дворянин и казначей Д.И. Черемисов и думный дворянин Р.М. Пивов в начале 90-х были задействованы Б.Ф. Годуновым в «ссылках» с Крымом. После возвращения Б. Я. Бельского в Москву судьба вновь свела его с бывшими сослуживцами.
Материалы разрядов свидетельствуют о совместной службе Бельского с ними при сборе войск против крымских нападений в июле 1591 года. «Несостоявшиеся» послы Деменьша Иванович Черемисов и Роман Михайлович Пивов в июле 1591 г. при отражении крымского нападения получают назначение «в прибыльных воеводах» в большом полку князя Ф.И. Мстиславского и Б.Ф. Годунова [2, с. 212].
Таким образом, Бельский несомненно мог быть осведомлен о многих обстоятельствах русско-крымских отношений начиная с конца 70-х гг., когда он вошел в состав ближайшего окружения Грозного, и, кроме того, после возвращения из ссылки, когда во время кампании 1591 года имел возможность общаться с бывшими сослуживцами.
Однако помимо этого Б.Я. Бельский мог быть непосредственным участником важных событий, связанных с «астраханской эпопеей» Мурад-Гирея. Путь царевича из Москвы в Астрахань лежал через Нижний Новгород. Первый раз он был там в конце лета 1586 г. Из Москвы Мурад-Гирей сухопутным путем двинулся в Ярославль, а затем уже Волгой в Нижний Новгород. Интересно, что сведения о пребывании Мурад-Гирея в Русском государстве содержатся в Строгановской редакции «Нижегородского летописца», что явно связано с его проездами через Нижний Новгород [27, с. 158]. Везти из Москвы в Нижний Новгород Мурад-Гирея по Оке было опасно. В Нижнем Новгороде, как и в других пунктах остановки «царевича», к нему присоединялись различные воинские контингенты. В их числе были и стрельцы из Нижнего Новгорода [28, с. 26-27]. Как нижегородский воевода, Б. Я. Бельский не мог не быть в курсе начинавшегося «астраханского проекта». В дальнейшем из Астрахани «царевич» еще два раза в начале 1589 г. и весной 1590 г. вызывался в Москву и вновь двигался по Волге через Нижний Новгород. Тем же путем он двигался обратно. Однако, скорее всего, тогда Б. Я. Бельский в Нижнем Новгороде уже не воеводствовал.
Назначение Бельского вторым «разменным послом» в посольской документации зафиксировано в «приговоре» государя с боярами в октябре 1593 года [29, с. 119-120]. Точная датировка не указана. Судя по последовательности внесения сведений о подготовке посольского размена и съезда, назначение произошло после получения от посланника С.В. Безобразова достоверных сведений о следовании крымского посольства к московским рубежам. Они были доставлены со служилым татарином в Ливны и пересланы в Москву. Грамота извещала о следовании посольства [29, с. 117-119]. В «приговоре» Богдан Яковлевич указан с чином оружничего [29, с. 119 об.]. Интересно, что его коллега князь Федор Иванович Хворостинин в том же приговоре впервые указан с боярским чином.
В дальнейшем во всех указных грамотах послам от имени государя, исходивших из Посольского приказа, Бельский в качестве второго адресата всегда указывался с чином оружничего. При этом, как второй адресат, он именовался «оружничей и воевода» [29, с. 260, 278; 295 об., 450 об., 489 об.; 30, с. 90]. В русском противне предварительного русско-крымского договора, который был составлен в Посольском приказе при снаряжении «разменного» посольства, Бельский также обозначен как «оружничей и воевода» [29, с. 209-209 об.].
Дата выезда Хворостинина и Бельского из Москвы в крымской посольской книге не зафиксирована. Известно, что посольство формировалось в Калуге. Вскоре послы получили подробные инструкции («наказную память») для проведения посольского размена и съезда [29, л. 186 об. – 216 об.]. Главными их чертами было следующее.
- Русская сторона перед разменом ставила задачей проведение полномасштабных переговоров о «большом деле», т.е. заключение русско-крымского договора.
- Посольский размен должен был состояться только после принесения шерти крымскими эмиссарами во главе с Ахмед-пашой.
- Перед началом основных переговоров следовало определить их условия, приемлемые для обеих сторон, в связи с чем рассматривались различные варианты, не унижающие престиж.
- Степень участия отпускаемых крымских представителей Ямгурчея аталыка и Аллабердея-мурзы Яшлавского-«Сулешева» в переговорах зависела от позиции Ахмед-паши «Сулешева» и вообще от расстановки сил в крымском посольстве.
- В связи с этим предполагалось провести конфиденциальный зондаж намерений крымской стороны путем выяснения вопроса о передаче жалования «крымским мурзам», находящимся в составе посольства, традиционным путем составления их списка с Ахмед-пашой « Сулешевым».
- Хворостинину и Бельскому следовало максимально использовать сведения, предоставляемые посланником С. В. Безобразовым, который должен принять участие в переговорах.
- Следовало максимально обеспечить безопасность посольского съезда.
- Сам посольский размен должен был состояться только после завершения переговоров и принесения Ахмед-пашой «Сулешевым» и другими крымскими эмиссарами шерти.
- Вопрос об отпуске в Крым «царицы» Ертуган» и людей ее «двора» ставился в зависимость от хода переговоров.
Хворостинину и Бельскому давался крымский противень предварительного договора, внесенный в «наказную память» текст шертной записи, который должен был принести Ахмед-паша, «запись по чему привести к шерти Ахмед пашу князя Сулешева» [29, с. 206-209]. Туда же был внесен и русский противень предварительного договора – «список» на чем целовати крест боярину князю Федору Ивановичу Хворостинину с товарыщи» [29, с. 209-210 об.]. Впрочем, церемонии крестоцелования разменными послами удалось избегнуть.
Шертная запись должна была быть переписана и превратиться в «шертную грамоту» ратифицированный крымской стороной текст предварительного договора, который по завершении посольского размена и съезда послы должны были доставить в Москву, что ими и было сделано. Текст предварительного договора, составленного в Москве, и текст, на котором крымцы должны были принести шерть, должны были быть абсолютно идентичными («слово в слово»).
Главным был отказ крымской стороны от всех враждебных действий в отношении Русского государства. Впрочем, предварительный договор, который Ахмед-паша «Сулешев» давал «за весь» Крым, по существу представлял собой его личные обязательства и обязательства его клана («родни») по отношению к Москве. Кроме того, неясно было, захотят ли шертовать эмиссары крымской знати.
Успех посольского размена и съезда должен был быть обусловлен огромным «жалованием» участвовавшей в нем крымской знати, «роспись» которого содержится в деле об отпуске «разменным послам» [29, л. 216 об – 223 об.]. В инструкции Хворостинину и Бельскому вносились коррективы. Наказная память была составлена 22 октября [29, л. 168 об.]. Между тем 28 октября в Москву прибыл курьер Ахмед-паши Аллобердей с «челобитьем об отпуске брата [29, л. 272]. 29 октября состоялся «приговор» об отпуске Ибрагим-паши «Сулешева» [29, л. 277 об.]. В связи с этим Хворостинину и Бельскому в тот же день были направлены новые инструкции – грамота от имени государя. Выполнение «челобитья» Ахмед-паши, которое «шурин наш слуга и конюший боярин воевода дворовый наместник Казанский и Астроханский Борис Федорович Годунов до нашего царского величества донес», рассматривалось как средство давления на организатора посольского размена и съезда с крымской стороны [29, л. 278-278 об.]. 30 октября Ибрагим-паша также был приведен к шерти, которая содержала его личное обязательство содействовать успеху переговоров под Ливнами, и в тот же день спешно выдворен из Москвы [29, л. 279 об. – 281]. Вместе с ним был отпущен гонец Ахмед-паши Аллобердей с посланиями к нему от Годунова. Одновременно (т.е. 30 октября) Хворостинину и Бельскому была отправлена новая грамота с уведомлением о выезде именитого пленника, а также списки с грамот Годунова к его брату [29, л. 295 об. – 298 об.]. Одновременно был составлен окончательный вариант «наказной памяти» послу князю М.А. Щербатову. Ход непосредственно посольского размена и съезда рассмотрен в предварительном «статейном списке» послов и грамотах на имя государя, посылаемых непосредственно на пути к Ливнам и из-под Ливен, и в окончательном статейном списке, представленном в Посольский приказ по возвращении [29, л. 458-466, 467-469, 486 об. – 489; 31, с. 1184].
Материалы донесений послов о ходе посольского съезда-размена на первый взгляд не свидетельствуют об особой роли Бельского. Все решения принимаются Хворостининым и Бельским «коллегиально», в ряде случаев с привлечением посла князя М.А. Щербатова. На совещаниях и на пути к Ливнам и в самих Ливнах и, наконец, в лагере у реки Сосны присутствуют приставленные к обоим («разменному» и «основному») посольствам дьяки. Заметна роль на первый взгляд скромного переводчика Посольского приказа, а на деле «соглядателя» Б.Ф. Годунова Вельямина Степанова. Активен стрелецкий голова Леонтий Лодыжинский. В действительности Б.Я. Бельский играл и на переговорах с крымцами и на совещаниях русских дипломатов роль, не уступающую первому послу боярину князю Ф.И. Хворостинину.
Русское посольство к реке Сосне опоздало примерно на неделю и прибыло туда 4 ноября [29, л. 458-458 об.]. В тот же день начались интенсивные «ссылки» с крымцами. Сразу же обозначилась конфликтная ситуация. Ахмед-паша категорически отказывался переезжать на переговоры на русский берег» реки Сосны. Хворостинин и Бельский, в свою очередь, отказывались приезжать на «крымский берег». В безрезультатных переговорах, которые вели эмиссары обеих сторон: русской – Леонтий Лодыжинский вместе с Вельямином Степановым и крымской – Джан-Молла-мурза, прошли два дня 5 и 6 ноября.
В первые же дни важные обстоятельства неожиданно выдвинули Б. Я. Бельского на первый план. Из грамоты С. Безобразова, переданной из-за реки Сосны с его толмачом (служилым казаком), вечером 6 ноября стало известно, что в крымском лагере находится личный эмиссар хана, посланный им для контроля за Ахмед-пашой «князем Сулешевым» Это был известный в Москве сын виднейшего казанского и крымского вельможи 40-60-х гг. Ак-Мухаммеда Исламулан (Исмаил-Казы оглан) – «казанский новокрещенец князь Федор», большую часть своей жизни (с раннего детства) проведший на территории Русского государства. Он вместе с братом прибыл туда в свите малолетнего смещенного казанского хана Утямыш-Гирея. Выдача московским властям сыновей виднейшего приближенного хана Сафа-Гирея была знаковым событием и имела большие последствия. Судьба его отца сложилась драматично. Ак-Мухаммед (Магмет)-улан (Ак-Мухаммедоглан) прибыл в Казань из Крыма вместе с ханом Сафа-Гиреем. В этот период он постоянно упоминался в различных источниках, частично введенных в оборот И.В. Зайцевым [32, с. 146-156]. В исторической литературе он иногда именовался Ахмедуланом. Дело в том, что в русской посольской документации и в кириллических текстах Литовской метрики этот видный представитель политической элиты Крыма пишется – как «Магметулан», «Ак-Магметулан» или «Али Магмет-улан», а в коронных скарбовых книгах как «Ак-Магмед». Русская посольская документация по связям с Крымом многократно упоминала Ак-Мухаммеда как «казанца» [33, с. 16]. Поэтому в отечественной историографии долгое время считалось, что Ак-Мухаммед был представителем казанской знати. Так, А.А. Новосельский полагал, что Ахмедулан был главой казанской эмиграции в Крыму и представлял ее интересы в ханском диване [34, с. 20]. Выдаче своих сыновей Москве после свержения казанской знатью Утямыш-Гирея Ак-Мухаммед помешать не смог. После скитаний по улусам Ногайской Орды вернулся в Крым в конце 1551 г. или в 1552 г. и занял видное место среди «ближних царевых людей» хана Девлет-Гирея I. При прибытии в середине 50-х гг. в Польско-Литовское государство крымского посольства Аккушулана Ак-Мухаммед упомянут в перечне крымской знати, приславшей своих гонцов как аталык второго сына хана Адыл-Гирея [35, с. 153]. Это же подтверждается в русской посольской документации. Влияние Ак-Мухаммеда в Крыму сохранялось и в конце 60-х – начале 70-х гг. В «реестре упоминков» литовского посла А. Владыки в 1568 г. он назван пятым по счету королевским «гомьятом» и значится шестым по счету при перечислении всех крымских вельмож [35, с. 317]. Ак-Мухаммед неоднократно участвовал в крымских походах на Русское государство. Так, в московском походе конца 1558 – начала 1559 г. он командовал авангардом орды, который должен был идти к Туле. Жесткая антимосковская позиция Ак-Мухаммеда отмечена в «отписках» русских дипломатов в Крыму на протяжении 1563-1571 гг., что безусловно во многом объяснялось пленением его сыновей. Ак-Мухаммед неоднократно просил хана Девлет-Гирея I содействовать отпуску их из Москвы. Эти «просьбы» неоднократно оглашались крымскими гонцами в Москве. Так, на аудиенции у царевича Ивана Ивановича в Москве 5 июля 1565 г. гонец Акинчей исправлял «челобитье» «отпустить Ак-Магметовых детей» [36, л. 348 об.].
В доставленном в марте 1566 г. послании бека Сулеша Яшлавского Ивану Грозному московский «амиат» четко увязывал освобождение сыновей Ак-Мухаммеда с установлением «дружбы и любви» между Русским государством и Крымом. При этом Сулеш подчеркивал, что Ак-Мухаммед является аталыком (воспитателем) второго сына хана Адыл-Гирея, а его удерживаемые в Москве сыновья имелдешеми (молочные братья) этого «царевича» [37, л. 113-113 об.]. К 1572 году жив был только один сын, который был крещен и в русской посольской документации постоянно упоминается как «князь Федор». Он был отправлен в Крым в феврале 1572 г. с отпущенным гонцом Джан-Мухаммедом (Ян-Магметем), последним ханским эмиссаром, побывавшим в Русском государстве накануне крымского вторжения 1572 г. Отпуску «князя Федора» предшествовала переписка его отца с Иваном Грозным [38, с. 322]. Переговоры с Ак-Мухаммедом в Крыму по этому вопросу вел пребывавший там в качестве посла А.Ф. Нагой. В курсе дела об отпуске «князя Федора» был и дядя Б.Я. Бельского Григорий Лукьянович Скуратов-Бельский, активно привлекавшийся в это время Иваном Грозным к обсуждению «крымских дел» [33, с. 27, 64]. Непосредственно организовывал отпуск «князя Федора» Посольский дьяк А.Я. Щелкалов. Возвращение «князя Федора» было частью сложной дипломатической игры, которую вел Иван Грозный с ханом Девлет-Гиреем I и его «ближними людьми», связанной с отказом от обещаний «вернуть мусульманские юрты» Крымскому ханству, данных государем после катастрофы 1571 года. Вернувшись в Крым, «князь Федор» обратился в веру своих предков и на долгое время исчез из поля зрения русской дипломатии и разведки.
Назначением Исламулана хан решал несколько проблем. С одной стороны, «князь Федор», свободно владеющий русским языком, прекрасно знал московские реалии и лично был знаком со многими лицами, в том числе и с проводившим размен с русской стороны Б. Я. Бельским. С другой стороны, он «уравновешивал неизбежные конфликты в крымском посольстве. Однако главной его задачей являлось добиться возвращения в Крым «царевичевых людей».
Между тем доставленный из Ливен в русский лагерь на берегу реки Сосны Ямгурчей аталык отказался ехать на «крымскую сторону» реки с тем, чтобы убедить Ахмед-пашу согласиться вести переговоры «на русской стороне». Ситуация осложнялась 7 ноября с утра отправленный к крымцам отпущенный из Москвы гонец Аллабердей сообщил Ахмед-паше, что его брат Ибрагим-паша уже в Ливнах. Это несколько разрядило напряженную обстановку.
Днем 7 ноября в русский лагерь прибыл отпущенный крымцами возвращающийся из Крыма посланник Семен Владимирович Безобразов, сразу же «включившийся в работу» вместе с послами [29, л. 470 об.; 31, л. 21 об). Безобразов, входивший вместе с Бельским в состав «особого двора» Ивана Грозного, был его давним сослуживцем [39, л. 495]. Оба они участвовали в 70-х гг. в ливонских походах Ивана Грозного. Так, в июне 1579 г. в очередном царском походе в Ливонии С.В. Безобразов – стряпчий с ключом, а Б. Я. Бельский – с шеломом при государе [23, с. 84, 55].
Безобразов подтвердил, что Исламулан является эмиссаром хана. Он явно был прислан для того, чтобы контролировать и Ахмед-пашу Яшлавского и Ямгурчея аталыка. Между прочим, 8 ноября Исламулан присылал к С. В. Безобразову своего «человека» с известием, что Ямгурчей аталык якобы отправил к Ахмед-паше послание, в котором советовал не соглашаться на русские предложения [31, л. 33-33 об.]. Вечером послы провели очередное совещание. Было решено продолжить переговоры.
8 ноября после напряженных переговоров была достигнута договоренность о встрече на мосту. Утром после очередных безрезультатных переговоров Л. Лодыжинского и В. Степанова в крымском лагере стало ясно, что ситуация зашла в тупик. Вначале на совещании всех послов, включая прибывших из Ливен князя М. А. Щербатова и дьяка Блохина, было принято решение предложить крымцам встретиться на плотах посреди реки. Кроме того, было решено предложить в крайнем случае провести переговоры на мосту. (Источник не позволяет выяснить, когда был построен этот мост.) С этим в крымский лагерь второй раз за день были отправлены Л. Лодыжинский и В. Степанов. Вечером они вернулись и сообщили о найденном взаимоприемлемом решении. Предварительные переговоры двух сторон должны были состояться на мосту посреди реки Сосны. В случае если они окажутся успешными, крымцы готовы были продолжить их на русском берегу.
Посольский съезд состоялся 9 ноября «на мосту» и ознаменовался предварительными переговорами в традиционной форме произнесения обеими сторонами «речей», принесением шерти, а также переговорами уже «в шатрах». Переговоры единолично вел Ахмед-паша, однако в присутствии Ислам-улана, иногда выступавшего в роли переводчика.
Русская сторона во время этих переговоров проявила себя достаточно успешно. Хворостинину и Бельскому удалось дезавуировать основное требование крымцев – ежегодную присылку 10 тысяч рублей хану при каждом новом посольском размене после заключения «докончания». Согласие дано было в очень неопределенной форме. Впоследствии Ахмед-паша «Сулешев» неоднократно возвращался в Крыму к обстоятельствам переговоров и принесения им «шерти» на «съезде», упрекая русских послов в обмане.
Церемония принесения шерти крымцами состоялась также на мосту через Сосну [31, л. 56]. Шертная запись, принесенная 9 ноября Ахмед-пашой и эмиссарами крымских кланов, содержащаяся в составе двадцать первой крымской посольской книги, была опубликована Ф.Ф. Лашковым [40, с. 44-45].
Принесенная крымцами шерть содержала обязательство крымской стороны об отказе от нападений на Русское государство. При этом отказ от нападений распространялся и на мурз Арсланаева улуса: «и на государеву землю войною самому царю не ходити, и царевичей, и князей и мурз с Крымскими людми, и нагайских мурз Арасланай мурзы Дивеева с братьею, и с детьми, и с племянниками с Нагайскими людми никого не посылати» [40, с. 44].
Важным было обязательство крымской стороны обеспечивать безопасное следование посольства князя М.А. Щербатова в Крым.
Шерть принес не только Ахмед-паша, но и эмиссар калги (наследника престола) ханского брата Фетх-Гирея Казы Байрам, а также представители всех кланов крымской знати. Ислам-улан («Ислам Казы-улан Акк Магмет уланов сын») шертовал пятым по счету [31, с. 53].
Наконец 10 ноября размен состоялся. Крымские и русские посольства перебрались через Сосну. Первыми двинулись крымцы, затем посольство князя М.А. Щербатова. За ним двинулись обозы с «поминками», а потом уже отпускаемые крымцы. Отпущенные крымцы переправлялись в следующем порядке: сначала «царица» Ертуган со свитой, потом Аллабердей-мурза с отпускаемыми гонцами от «крымской знати и «царевичей» и, наконец, Ямгурчей аталык. По прибытии «на русскую сторону» крымский посол князь Ишмаметь Ширинский был немедленно препровожден в шатер, где ему было вручено «государево жалование».
В соответствии с данным им «наказом» Хворостинин и Бельский в максимально короткий срок отправили крымское посольство в Москву. Удалить крымцов с берегов Сосны в Ливны удалось только 12 ноября [31, л. 73 об.]. Сами послы остались.
Ахмед-паша «Сулешев» не спешил покидать берега реки Сосны. В тот же день 12 ноября он возобновил контакты с Хворостининым и Бельским, требуя выдачи дополнительного государева «жалования» эмиссарам крымской знати. При этом Ахмед-паша явно опасался, что его обвинят в чрезмерном получении «жалования». С этими требованиями за реку был прислан именно Исламулан – «князь Федор» [31, л. 74]. Вскоре выяснилось, что Ислам-улан доводит до послов не столько требования Ахмед-паши, сколько позицию самого хана, который явно опасался недовольства своего брата калги Фетх-Гирея, интересы которого представлял Казы Баирам, его имелдеш (молочный брат). Послы вынуждены были, отпустив Ислам-улана, сами отправиться на берег реки Сосны, куда с крымской стороны» подъехал Ахмед-паша. Ожесточенные препирательства с ним шли весь день. В итоге послы обещали на следующий день отправить дополнительное «жалование».
«Жалование» было отправлено, но разразился конфликт по поводу «двора» Ертуган и крымской эмиграции. 13 ноября из-за Сосны повторно пожаловал Ислам-улан – «князь Федор» [31, л. 76 об.]. Выяснилось, что многие ключевые фигуры из окружения Мурад-Гирея, такие как Елмамет аталык и «князь» Янтимир, отказались возвращаться в Крым. Действительно, перечень лиц, возвращающихся с «царицей», содержит только второстепенные фигуры [28, л. 54]. Послы заняли жесткую позицию, напомнив, что заранее был обусловлен добровольный характер возвращения «царевичевых ближних людей». Однако Ислам-улан вновь настоял на очередной встрече с Ахмед-пашой. Препирательства с ним завершились обещанием послать ему и всем эмиссарам крымской знати дополнительного «жалования». Вопрос о «царевичевых ближних людях» было решено рассмотреть в ходе дальнейших переговоров в Москве и Бахчисарае.
14 ноября «дополнительное жалование» было отправлено на другой берег Сосны [31, с. 8384]. После этого крымцы наконец покинули берега реки Сосны. 22 ноября в Москве были получены последние донесения Хворостинина и Бельского о том, что крымцы и посольство князя М.А. Щербатова покинуло берега реки Сосны и направилось в Крым 14 ноября, а они двинулись из Ливен к Москве вместе с крымским посольством 15 ноября [29, л. 494 об. -495]. Последние инструкции Хворостинину и Бельскому были отправлены из Посольского приказа также 15 ноября, уже после завершения посольского размена и съезда [29, л. 489 об. -490 об.]. Они касались ускорения движения крымского посольства к Москве. Интересно, что отправление последней грамоты было оформлено приговором Боярской думы, причем отмечено, что «государь царь и великий князь велел отписать к боярину князю Федору Ивановичу Хворостинину с товарыщи своею царскою рукою» -высшее выражение государевой милости [29, л. 489].
Казалось бы, успешное участие в важной дипломатической миссии должно было хотя бы частично вернуть Б. Я. Бельскому положение в московских «верхах», однако этого не произошло. Показательно следующее упоминание Б.Я. Бельского в разрядах: «Тово же лета июля в 1 день послал государь засек делать на украину на четыре статьи: первой статье окольничий князь Иван Васильевич Великий Гагин; а взят он на берегу, да с ним оружничий Богдан Яковлевич Бельский; и Богдан Бельский бил челом государю в отечестве на князя Ивана Гагина» [4, с. 79]. Результат местничества не ясен. Следующая запись в разрядах указывает только, что князь И.В. Гагин отозван «ис передового полку ис Колуги к Москве» [4, с. 79]. Таким образом, Б. Я. Бельский назначается в важную миссию на южные рубежи, но с формальным подчинением менее опытному лицу. Правда, «в другой статье» при исполнении этой миссии были назначены такие видные деятели, как окольничий князь Андрей Иванович Хворостинин и думный дворянин Деменьша Иванович Черемисов, а «третей статье» окольничий Михаил Глебович Салтыков и думный дворянин Игнатей Петрович Татищев [4, с. 79].
Зато под 1595/96 г. Б.Я. Бельский вновь с чином оружничего «дозирал» только «пятую засеку украинных городов», уступая многим лицам, в т. ч. и окольничему М. Г. Салтыкову и думному дворянину И.П. Татищеву [4, с. 109].
Наконец 3 сентября 1598 г. Б.Я. Бельский был пожалован чином окольничего [41, с. 54]. За этим в июне 1599 г. последовала самая известная доверенная ему Б. Ф. Годуновым военно-административная миссия – «город поставить у Святы Гор под Крымом на реке на Осколе и на Донуе на Северном». «Имя городу велено дать Новый Царев Борисов Город» [41, с. 71]. В этом назначении не было ничего неожиданного. Подобные задачи, связанные со строительством крепостей на южных рубежах, Б. Ф. Годунов часто поручал лицам, имевшим опыт участия в «ссылках» с Крымом. Например, Елец возводил Иван Григорьевич Судаков-Мясной, три раза ездивший в качестве гонца в Крым, причем две последние миссии им были осуществлены самостоятельно при отсутствии там каких-либо московских дипломатов.
Как известно, исполнение этого приказа Б. Ф. Годунова было Бельским успешно осуществлено, и он вернулся в Москву к 1600 г. Кратковременное нахождение во главе Аптекарского приказа летом 1601 г. кончилось для Бельского очередной опалой [42, с. 34]. Это тема отдельного исследования, уже в значительной мере проведенного Б.Н. Флорей, введшего в научный оборот материалы следственного дела Б.Я. Бельского [43, с. 302-306].
Материалы следственного дела показывают, что непосредственным поводом к опале и репрессиям Б.Я. Бельского послужил донос на него, исходящий из Аптекарского приказа, о якобы имеющемся у него намерении отравить царскую семью Годуновых. Вместе с тем значение имели и многочисленные «речи» Богдана Яковлевича в период его миссии по строительству Царева Борисова. Подобная версия опалы Бельского была «озвучена» К. Буссовым [44, с. 85]. Имеются, как известно, об этом сведения и в «Новом летописце» [45, с. 57]. Отметая «конспирологические версии» мести Годунова Бельскому за распространение слухов о его причастности к кончинам Ивана Грозного и Федора Ивановича, следует признать, что глухое недовольство Богдана Яковлевича Борисом Федоровичем имело под собой определенные основания и рано или поздно должно было проявиться открыто.
Бельский был личностью, обладающей задатками крупного государственного деятеля и дипломата. Но именно это и вызывало опасения у Годунова. Привлечение Богдана Яковлевича к важной дипломатической миссии осенью 1593 года после длительной опалы или «полуопалы» и столь же длительное очередное устранение его от дел это наглядно подтверждают. Последняя опала и ссылка с 1601 г. сделала Б. Я. Бельского врагом рода Годуновых. Месть его была, как известно, страшной. Смута наконец вывела Богдана Яковлевича Бельского в очередной раз «на авансцену» русской истории, и она же вскоре привела его к трагическому финалу.
Список литературы
1. Павлов А.П. Государев двор и политическая борьба при Борисе Годунове (1584-1605 гг.). СПб.: Наука, 1992. 279 с.
2. Разрядная книга 1475-1605 гг. Т. 3. Ч. 2 / Сост. Л.Ф. Кузьмина. М.: Институт истории СССР АН СССР, 1987. 236 с.
3. Разрядная книга 1475-1598 гг. М.: Наука, 1966. 614 с.
4. Разрядная книга 1475-1605 гг. Т. 3. Ч. 3 / Сост. Л. Ф. Кузьмина. М.: Институт истории СССР АН СССР, 1989. 228 с.
5. Виноградов А. В. Русско-крымские отношения в 1570-1590-х гг. в контексте династического кризиса Гиреев // Средневековые тюрко-татарские государства. Вып. 2. Казань, 2010. С. 274-299.
6. Беннигсен А., Лемерсье-Келькеже Ш. Московия, Османская империя и кризис наследования ханской власти в Крыму в 1577-1588 гг. // Восточная Европа Средневековья и раннего Нового времени глазами французских исследователей. Казань: Институт истории АН РТ, 2009. С. 220-254.
7. РГАДА. Ф. 123. Сношения России с Крымом. Оп. 1. Ед. хр. 17.
8. Лашков Ф.Ф. Статейный список московского посланника в Крым Ивана Судакова в 1587-1588 гг. // Известия Таврической ученой архивной комиссии (ИТУАК) № 14. Симферополь, 1891. С. 43-80.
9. Виноградов А.В. Русско-крымские отношения в первые годы правления хана Гази-Гирея II (15881591 гг.) в контексте консолидации Крымского ханства по завершении династического кризиса Гиреев // Средневековые тюрко-татарские государства. Вып. 4. Казань, 2012. С. 17-46.
10. Беляков А.В. Чингисиды в России XV-XVII веков: просопографическое исследование. Рязань: Рязань М1р, 2011. 512 с.
11. Виноградов А.В. Русско-крымские отношения 1591-1593 годов: от конфронтации к поискам мирных решений // Средневековые тюрко-татарские государства. Вып. 6. Казань, 2014. С. 18-50.
12. Виноградов А.В. Русско-крымский посольский съезд под Ливнами осенью 1593 года // Средневековые тюрко-татарские государства. Вып. 7. Казань, 2015. С. 62-77.
13. Виноградов А. В. Род Сулеша во внешней политике Крымского ханства во второй половине XVI в. // Тюркологический сборник. 2005: Тюркские народы России и Великой степи. М.: Наука – Восточная литература, 2006. С. 26-74.
14. Виноградов А. В. «Московская партия» в Крыму в 70-90-х гг. XVI в. // Мининские чтения 2008. Труды участников Международной научной конференции. Нижегородский государственный университет им. Н.И. Лобачевского (24-25 октября 2008 г.). Нижний Новгород, 2010. С. 403-416.
15. Магилина И. В. Россия и проект антиосманской лиги в конце XVI – начале XVII в. Волгоград: Мириа, 2012. 371 с.
16. РГАДА. Ф. 123. Сношения России с Крымом. Оп. 1. Ед. хр. 19.
17. Опись Архива Посольского приказа 1626 года. Ч. 1 / Подгот. к печати В.И. Гальцев. М., 1977. 416 с.
18. РГАДА. Ф. 123. Сношения России с Крымом. Оп. 1. Ед. хр. 16.
19. РГАДА. Ф. 79. Сношения России с Польшей. Оп. 1. Ед. хр. 10.
20. Филюшкин А. И. Изобретая первую войну России и Европы. Балтийские войны второй половины XVI в. глазами современников и потомков. СПб.: Дмитрий Буланин, 2013. 845 с.
21. Курукин И.В. Иван Грозный и иезуиты: миссия Антонио Поссевино в Москве. М.: Аграф, 2005. 252 с.
22. РГАДА. Ф. 79. Сношения России с Польшей. Оп. 1. Ед. хр. 14.
23. Разрядная книга 1475-1605 гг. Т. 3. Ч.1 / Сост. Л. Ф. Кузьмина. М.: Институт истории СССР АН СССР, 1984. 282 с.
24. Мордовина С. П., Станиславский А. Л. Состав особого двора Ивана IV в период «великого княжения» Симеона Бекбулатовича // Археографический ежегодник за 1976 г. М., 1977. С. 153-193.
25. РГАДА. Ф. 123. Сношения России с Крымом. Оп. 1. 1579 г. (столбцы). Ед. хр. 2.
26. РГАДА. Ф. 123. Сношения России с Крымом. Оп. 1. Ед. хр. 15.
27. Виноградов А.В. Мурад-Гирей «в Астрохани». К истории политики России на Нижней Волге и на Кавказе в 1586-1591 гг. // История народов России в исследованиях и документах. Выпуск 5. М., 2011. С. 142-187.
28. Беляков А.В., Виноградов А.В. Мурад-Гирей: служилый Чингисид в России или претендент на крымский престол? //Тюркологический сборник. 2011-2012: Политическая и этнокультурная история тюркских народов и государств. М.: Наука – Восточная литература, 2013. С. 11-59.
29. РГАДА. Ф. 123. Сношения России с Крымом. Оп. 1. Ед. хр. 20.
30. Лашков Ф.Ф. Статейный список московского посланника в Крым Семена Безобразова в 1593 году // Известия Таврической ученой архивной комиссии (ИТУАК). № 15. Симферополь, 1892. С. 70-94.
31. РГАДА. Ф. 123. Сношения России с Крымом. Оп. 1. Ед. хр. 21.
32. Зайцев И.В. Судьба аристократа. Ак-Мухаммедоглан и его сын Федор // Золотоордынское обозрение. Казань, 2013. № 2. С. 146-156.
33. РГАДА. Ф. 123. Сношения России с Крымом. Оп. 1. Ед. хр. 14.
34. Новосельский А. А. Борьба Московского государства с татарами в первой половине XVII в. М. -Л.: Изд-во АН СССР, 1948. 442 с.
35. Книга посольская Метрики Великого княжества Литовского, содержащая в себе дипломатические сношения Литвы в государствование короля Сигизмунда-Августа (с 1545 по 1572 год) / Издана по поручению Московского общества истории и древностей российских князем М. Оболенским и профессором И. Даниловичем. М., 1843. 480 с.
36. РГАДА. Ф. 123. Сношения России с Крымом. Оп. 1. Ед. хр. 11.
37. РГАДА. Ф. 123. Сношения России с Крымом. Оп. 1. Ед. хр. 12.
38. Виноградов А. В. Русско-крымские отношения 50-е – вторая половина 70-х годов XVI века. Ч. 2. М.: Институт российской истории РАН, 2007. 342 с.
39. Корзинин А. Л. Государев двор Русского государства в доопричный период (1550-1565 гг.). М. -СПб.: Альянс-Архео, 2016. 672 с.
40. Лашков Ф. Ф. Памятники дипломатических сношений Крымского ханства с Московским государством в XVI и XVI вв., хранящиеся в Московском Главном Архиве Министерства Иностранных дел // Известия Таврической ученой архивной комиссии. № 9. Симферополь, 1890. С. 1-47.
41. Разрядная книга 1475-1605 гг. Т. 4. Ч.1 / Сост. Л.Ф. Кузьмина. М.: Институт российской истории РАН, 1994. 138 с.
42. Лисейцев Д.В., Рогожин Н.М., Эскин Ю.М. Приказы Московского государства XVI-XVII веков. Словарь-справочник. М. – СПб.: Центр гуманитарных инициатив, 2015. 302 с.
43. Флоря Б.Н. Из следственного дела Богдана Бельского // Археографический ежегодник за 1985 г. М., 1986. С. 302-306.
44. Буссов К. Московская хроника 1584-1613 гг. М. – Л.: Изд-во АН СССР, 1961.
45. Полное собрание русских летописей. Т. 14. СПб., 1910. С. 33-156.